По велению короля 2 (СИ)

 Запрет относительно женщин был неслучаен. Эдвард знал своих людей и опасался, что жертвой их любвеобильных натур вполне может оказаться его Белла. А в том, что подобная красавица привлечёт их внимание, он ни секунды не сомневался.
 Расслабившись, его рыцари любили посудачить о своих победах. Слушая вечерами их разговоры, он с удовольствием отмечал, что на этот раз дальше взглядов и лёгкого флирта дело у них не зашло. Хотя, как и в любом замке, в Дуаере доставало охотниц до запретных ласк. К его неимоверному облегчению ни в одном из таких разговоров имя Беллы упомянуто не было.
 Более того, за неделю, проведённую в замке, он так и не смог найти девушку. Расспрашивать напрямую Эдвард опасался: не хватало ещё навлечь неприятности на свою спасительницу. Прислушиваясь к разговорам в трапезных, во дворе, на конюшнях, он не слышал ничего указывающего на то, что кто-то с таким именем жил в замке. Оставалась близлежащая деревенька, но как только он в неё въезжал, местные жители в испуге прятались по домам.
 Лишь раз Эдвард был близок к успеху, когда недалеко от замковой кухни его остановил невысокий паренёк и без слов протянул небольшую коробочку. Бальзам, находящийся в ней, источал знакомый травяной аромат. Мальчишка откровенно трусил, лепеча что-то про ранение отца, и когда Эдвард попытался выяснить, от кого он получил это снадобье, попросту сбежал.
 Он понимал, что не из христианской добродетели парень помог ему – здесь явно чувствовался чей-то указ. Но чей и почему этот человек действовал тайным образом, оставалось загадкой. Для её разрешения надо было найти тайного посланника и всеми возможными способами вытрясти из него информацию. Но парень как сквозь землю провалился. Иногда Эдварду казалось, что он видит его краем глаза, но, оборачиваясь, он упирался взглядом либо в пустую стену, либо в толпу дворовых мальчишек, привычно бегающих за ним по пятам.
 Всё это выводило его из себя. Теперь ещё и эти разговоры между его воинами о встрече с прекрасной златоглазой девой… Неудивительно, что в конце концов он сорвался.
 Надо было всё-таки уйти ночевать к Эмметту.
 Когда накануне открылись замковые ворота и во двор въехали более полусотни гостей, Эдвард с облегчением обнаружил, что герцог прислушался к его советам; вместо отцовских, он в полной мере испытал радость братских объятий. Только тогда Дуаеру сообщили, что будущий зять уже неделю живёт под его крышей. Если граф и удивился, то виду не подал.
 Действительно, когда тайный план Эдварда по проникновению в замок не удался, ему оставалось одно: как можно скорее попасть в Дуаер с как можно большим числом рыцарей. Если и существовал замысел нарушить мирные соглашения и навредить Форксии, своим присутствием они должны были сорвать планы заговорщиков. Именно поэтому, покинув хижину Беллы, Эдвард отправился за своими людьми.
 На третий день его обратного путешествия рана снова открылась. Эдвард остановился на небольшой ферме, чей хозяин не побоялся пустить на ночь странствующего рыцаря. За оставшиеся монеты его жена заварила травы, захваченные им у Беллы, перевязала ногу чистой холстиной, и на утро он снова двинулся в путь. Дороги к тому времени уже были расчищены, и довольно быстро ему удалось доехать до Бромхерста. Там Эдвард явился к наместнику замка и назвался своим настоящим именем. Страх ли перед могуществом герцога Форксийского помог ему или из уважения к собственному королю, но в замке Эдварду оказали все возможные почести. За его людьми послали, и уже на следующий день половина из них предстала пред ним, ожидая дальнейших распоряжений.
 Он дал себе время восстановить силы. Местные лекари занялись его раной. И пусть они лечили Эдварда не так, как делала это маленькая целительница, но как только он почувствовал, что снова может сидеть в седле, немедленно тронулся в путь. Но даже самому себе он не смел признаться, что причиной спешки был вовсе не возможный заговор.
 Каждую ночь она приходила к нему. Садилась рядом и, как в первый раз, с тревогой всматривалась в его лицо. Её необычные глаза изучали каждую его чёрточку, будто выискивая изменения, что произошли в нём за день. Удостоверившись, что всё в порядке, она с облегчением улыбалась. Он чувствовал на своих щеках её руки: тёплые, ласковые, нежные… Эдвард замирал, боясь пошевелиться и спугнуть это сладостное видение. Несколько раз Белла склонялась и целовала его. Невинные прикосновения её горячих губ превращали его кровь в жидкое пламя. Он делал резкий вдох, втягивая в себя её дыхание. Оно было для него живительной силой, что лучше любых лекарств излечивали его тело и душу.
 Однажды он шутя назвал её колдуньей. Теперь же Эдвард и не сомневался - ею она и была. Приходя во сне, Белла окончательно привязала его к себе; заставила потерять покой. Всё его естество стремилось воплотить наяву то, что было возможно во сне. Он едва не загнал Сэма, когда во главе рыцарей мчался обратно в Дуаер.
 Но и здесь ему оставалось довольствоваться лишь снами. Правда, в замке они изменились, стали более откровенными. Будто в издевательство над тем, что с каждым днём он всё ближе был к событию, которое навсегда разлучит его с героиней его грёз.
 В последнем из них она лежала на его груди: разгорячённая, растрёпанная, обнажённая. Господь всемогущий, они только что занимались любовью, а он не может вспомнить ни мгновения! Его сердце неслось вскачь, как и её, рядом с собой он ощущал его ритмичный стук. Светловолосая головка неожиданно приподнялась. Довольная улыбка засияла на раскрасневшемся личике Беллы, когда она поймала его взгляд. О, да, он знал причину этой улыбки: она понимала, что он полностью в её власти. Маленькая колдунья выпотрошила его, заставив полюбить не только душу, но и тело.
 Его кожа плавилась от её жара, руки тянулись в желании прижать к себе и никогда не выпускать из объятий. Вместо этого Эдвард чувствовал, как его пальцы проходят сквозь любимую. Подобно туману, она окутала его полностью, прежде чем окончательно раствориться в предрассветных сумерках. Вместе с ней растворялось и пламя, плещущееся в его венах, постепенно остывая и становясь обжигающе холодным.
 Он снова терял её. Теперь уже во сне. И эта потеря была не менее болезненной, чем в жизни.
 ~*~
 Утренний свет едва пробивался через узкие окна, прорубленные под потолком конюшни. Обычно Сэм приветствовал его, как только Эдвард входил внутрь, но сегодня его встретила тишина.
 Эдвард тихонечко свистнул. Ничего.
 Стараясь не шуметь, чтобы не потревожить спящих лошадей, он медленно двинулся вперёд. Стойло Сэма находилось недалеко от второго выхода, и было самым большим в этой конюшне. Отчего-то стало тревожно. Рука в перчатке непроизвольно сжалась на рукоятке меча.
 Подходя к стойлу, Эдвард различил едва уловимый звук. Кто-то был с Сэмом, говорил с ним. Знакомым тихим голосом ласково звал его по имени…
 В сумраке он едва различил стоящую возле коня маленькую фигурку. Сэм одобрительно фыркнул, когда тонкая белая рука погладила по его склонённой голове.
 Для Эдварда эта картина оказалась сродни откровению.