По велению короля (СИ)

 - Там человек. На лошади человек, представляешь? – Звук собственного голоса, пусть и дрожащего, немного ободрил меня. – Я думала, что он мёртв, но он, похоже, не мёртв. По крайней мере, пока не мёртв.
 Постепенно согреваясь и успокаиваясь, я лихорадочно соображала, что же делать дальше. Отказывать нуждающемуся в помощи - большой грех. Не попытаться помочь – ещё больший. Провидение привело этого несчастного ко мне. Провидение и его конь. И в моих силах постараться спасти этого человека. Нужно только перестать бояться, надеть тёплую одежду и как-нибудь внести его в дом.
 Легче всего оказалось стащить всадника с лошади. Для этого я сначала выпутала его руки из вожжей, а затем разрезала подпругу. Как только я это сделала, он немедленно стал заваливаться набок. Я подхватила его и начала потихоньку подтягивать на себя. Мужчина, оказавшись гораздо тяжелее, чем можно было предположить, свалился на меня. Скинуть его с себя оказалось делом нелёгким. Когда мне это удалось, я подивилась его силе и мощи. Он действительно был огромен, под стать своему коню. Самый могучий рыцарь отца не выдерживал с ним никакого сравнения.
 Поднять раненого мне не удалось, поэтому под неодобрительное лошадиное фырканье пришлось волочь его по земле.
 - Знаю, знаю, я не очень уважительно обращаюсь с твоим хозяином. – Обливаясь потом, я по шажочку продвигалась вперёд, подтягивая за собой тяжёлое тело. – Ему придётся потерпеть. И тебе. Как только закончу с ним, обязательно займусь тобой.
 Под предостерегающее рычание Баламута я втащила мужчину в дом и без сил свалилась рядом с ним. Закрыв глаза, долго лежала на полу, приходя в себя. Щёку обдало горячим дыханием, а затем по ней прошёлся шершавый тёплый язык.
 - Я в порядке, - подняв обессилевшую руку, я провела по груди склонившегося надо мной Баламута. – Ты молодец, братец, что услышал их. Теперь нам придётся постараться, чтобы они оба остались живы.
 Для начала необходимо было понять, что случилось с всадником.
 Я не отличалась особой обходительностью, когда освобождала его от одежды. То, что не расстёгивалось, я попросту срезала; всё, что было слишком затянуто, безжалостно разрывалось. Так я освободила мужчину от тяжёлого плаща, отметив, что, сделанный из плотной шерсти, изнутри он был оторочен дорогим собольим мехом. И остальная одежда, и конская упряжь, и меч, пристёгнутый кожаными ремнями к седлу, – всё говорило о том, что передо мной человек благородных кровей. Возможно, это был странствующий рыцарь. Возможно, наёмник, стремившийся в Дуаерский замок, чтобы поступить на службу. Кем бы ни был этот человек, сейчас он ужасно страдал.
 Раздевая незнакомца, я чувствовала исходящий от него жар. Может, всё-таки лихорадка была вызвана переохлаждением? Но, когда я коснулась его правого бедра, мужчина застонал. Много времени ушло на то, чтобы аккуратно стянуть с него высокие сапоги из кожи тонкой выделки. Стало понятно, что беспокоит его именно правая нога, поэтому здесь я действовала с особой осторожностью. Верхнюю часть сапога пришлось срезать. Штанина под ней оказалась сильно натянута. Осторожно вспоров её, я увидела белое полотнище, насквозь пропитанное кровью. Похоже, незнакомец пытался сам себя перевязать. Я немедленно разрезала заскорузлую ткань. То, что я увидела под ней, заставило меня содрогнуться: бедро несчастного было разорвано от основания до колена, вспахано, будто влажная земля бороной. Края раны были припухшими и красными. Издавая ужасный запах, она сочилась желтовато-зелёной жижей.
 Баламут чуть слышно завыл. Я еле удержалась, чтобы не сделать то же самое.
 Однажды я уже видела подобное ранение, когда на одного из охотников из южных лесов напал дикий вепрь. Его привезли к Джейкобу, но спасти так и не успели. Дядюшка лишь облегчил участь умиравшего, дав ему маковый отвар, погрузивший несчастного в забытьё. Похоже, лежавшего передо мной незнакомца ждала та же участь. Преисполненная жалости, я впервые заглянула ему в лицо.
 Сжигаемый лихорадкой и болью, мужчина оставался ошеломляюще красив. Чёрные спутанные волосы налипли на широкий лоб и в отблеске свечей отливали синевой. Черты лица заострились, но четко очерченные скулы, прямой нос и квадратный, заросший тёмной щетиной подбородок говорили о силе характера. Это был воин. Рельеф его мощных мышц на руках и торсе не могла скрыть обычная одежда. В плечах он был гораздо шире, чем все виданные мною рыцари. Стягивая раненого с коня, я увидела меч и ни за что на свете не смогла бы поднять его даже обеими руками.
 Несправедливо будет, если этот человек - воплощение мужественности и благородства - сделает свой последний вздох на полу в богом забытой лесной сторожке. От жалости к нему на глаза навернулись слёзы.
 Подошёл Баламут. Сев рядом со мной, он ткнулся мокрым носом в мою руку, таким образом поддерживая меня.
 - Да, братец, знаю, - прошептала я обречённо. - Он умирает. Пусть Матерь Божья смилостивится над ним, и скорый переход в царствие небесное облегчит его страдания.
 Словно услышав мои слова, раненый открыл глаза. Справившись с первым потрясением, я подползла ближе и склонилась над его лицом.
 Никогда ещё я не видела таких глаз. Тёмно-синие, как небо перед утренней зарёй; глубокие, как лесное озеро. Даже замутнённые болью, они притягивали к себе взор.
 - Кто ты, воин? Что приключилось с тобой?
 Его глаза невидяще смотрели сквозь меня. Неужели он так и умрёт, безымянным, и я даже не смогу упоминать его имя в своих молитвах.
 - Где я? – прошелестели сухие губы.
 - Недалеко от Дуаерского замка. Кто напал на тебя?
 - Вепрь. Одинец. - На выдохе мужчина произносил по одному слову. - Сэм увернулся. Я – нет. – Густые чёрные брови вдруг нахмурились. Раненый начал беспокойно шарить глазами: – Где Сэм?
 - Твой конь?
 - Да. Сэм.
 - Не волнуйся. С ним всё в порядке.
 - Позаботься о нём.
 На место горечи и скорби внезапно пришла злость: ну почему мужчины такие глупцы?!
 Не о себе позаботиться он просил, а о своём коне!
 – Кто ты? – вскричала я. - Назови своё имя!
 Но он уже закрыл глаза и погрузился в спасительное беспамятство.
 Вскочив на ноги, я посмотрела на Баламута:
 - Чёрта с два я позволю ему умереть в нашем доме. Джейкоб никогда не поймёт, если мы не попытаемся его спасти.
 Перво-наперво необходимо было промыть рану. Натопив снега, я поставила на огонь медную бадью. Пока вода грелась, я раздела раненого. Я стянула с него всё, стыдливо оставив шоссы, которые, правда, пришлось обрезать. На рану я старалась не смотреть.
 Надо было переложить мужчину на постель. Это заняло много времени и отняло у меня практически весь остаток сил. Одно утешало: во время моих неловких манипуляций с его телом несчастный оставался без сознания.