Вернись и полюби меня (ЛП)

В Мунго было куда хуже потому, что на сей раз она стояла в коридоре перед палатой Северуса.
Перепачканная сажей – больной мальчик рыгнул черным дымом прямо ей в лицо – и вспотевшая, Лили чувствовала себя липкой и обвалянной в какой-то посыпке. А еще у нее заледенели пальцы, а живот крутило и дергало, как бывает, когда еще пара мыслей – и тебя точно стошнит. Перед глазами все стояла та картина – этот ужасный, поросший сорняками дом, и Сев на другом конце комнаты падает на колени, и его отстраненное, бесстрастное из-за окклюменции лицо мгновенно преображается – так, словно кто-то распустил гобелен, потянув за свободную нить, – преображается, и…
Дверь в палату Северуса с силой распахнулась, и в коридоре появился молодой целитель в очках, ничуть не похожий на Джеймса. Он огляделся по сторонам – видно, искал кого-то; потом заметил Лили, и на его озабоченном лице мгновенно вспыхнуло облегчение – но и беспокойство все равно осталось. Лили кинулась к нему так поспешно, что он и шагу не успел ступить, и едва не столкнулась с какой-то женщиной – воняющей серой, в кресле-каталке и с бревнами вместо ног.
- Что? - выдохнула Лили и, споткнувшись, затормозила перед целителем. - Что случилось?
- Целительница Джетрис… - начал он, утирая лоб.
- Что ты с ним сделала? - рядом с ним словно из ниоткуда появилась женщина с закрученной на затылке косой; очевидно, старшая целительница. Она выглядела раздраженной, уставшей и, судя по взгляду, была слегка не в себе.
Лили снова вспомнился Северус – как он слепо цеплялся за нее посреди того окаянного дома, и из него еле слышным потоком лились слова – признания, она точно знала… Лицо его исказилось от раскаяния и боли – это и впрямь было мучительно, угрызения совести преображались из эмоции в физическое ощущение, и если заклинание накладывалось с достаточной силой… если жертва чувствовала себя очень виноватой…
- Ничего, - отрывисто сказала она, благодаря все звезды на свете – как небесные, так и наколдованные – что эти люди не знали ее достаточно хорошо, чтобы распознать вранье. - Я просто тут стояла и ждала…
- Я о проклятии на том мальчике, - сердито отвечала целительница.
- Целительница Джетрис хочет сказать, - торопливо встрял очкастый, - что если ты можешь что-то рассказать нам об этом проклятии – хоть что-нибудь, что угодно…
- Я рассказала все, что знала, - солгала она со всей возможной убедительностью. Судя по лицу Джетрис, цена ее усилиям была не больше двух кнатов.
- Возможно, ты… что-нибудь вспомнила, - настаивал целитель. Его большие глаза с мольбой смотрели сквозь линзы. Они, конечно, догадались, что проклятие наложила она – разумеется, они догадались. О, Лили готова была рассказать им все детали, умолять, чтобы ей разрешили все исправить, но Сев выразился недвусмысленно – это было невозможно, слишком многое зависело от…
- Нечего мне вспоминать, потому что я ничего не знаю, - сказала она – на глаза наворачивались слезы.
- Иди за мной, - скомандовала Джетрис; голос ее звенел от злости. Она схватила Лили за руку и затащила в палату – вокруг больничной койки хлопотали трое, переговаривались невнятно и на повышенных тонах; от их голосов пространство вокруг словно съеживалось, вызывая легкую клаустрофобию. Палата была на двух человек, но одна из коек пустовала, а на второй лежал Северус…
Лили замерла, словно пришпиленная к месту. Когда его забирали целители, он уже задыхался, бился в конвульсиях, бормотал вполголоса – больше не цеплялся за нее, повторяя что-то шепотом, как это было в том полуразрушенном доме. Сейчас же он извивался и метался, тело его выгибалось дугой и рвалось вверх, пытаясь приподняться с кровати, к которой он был привязан – веревки опутывали запястья и тянулись по предплечьям. На глазах у Лили целитель наколдовал широкий ремень – тот с шипением обхватил Сева поперек груди и притянул назад, к матрасу; второй ремень зафиксировал ноги.
Северус будто пытался перекричать целую шумную комнату – так громко он говорил; бесконечный поток слов, череда преступлений, люди, которые умерли из-за его слов, его зелий, его заклинаний и придуманных им планов – она знала этих людей, она расслышала знакомые имена…
Один из целителей взмахнул палочкой и размашистым движением набросил на кровать бледную светящуюся сеть. Падая, она искрила и трещала – словно взорвавшийся фейерверк, а потом побледнела и исчезла – и Северус затих. Он продолжал метаться в своих путах, но совершенно беззвучно, и его затравленный и невидящий взгляд был устремлен в потолок, а губы все так же шевелились.
- О Боже, - прошептала Лили, чувствуя, как слезы ползут по щекам холодными щиплющими дорожками.
- Теперь ты видишь? - требовательно спросила целительница Джетрис; лицо ее побагровело от гнева. - Видишь, что происходит? Понимаешь, почему ты должна напрячь память и рассказать, что это было за проклятие?
- Тебе за это ничего не будет, - поспешно заверил Лили целитель в очках. - Мы лишь хотим ему помочь, и все, только чтобы ему стало лучше… все строго конфиденциально – верно, целительница Джетрис?
Судя по выражению лица его собеседницы, больше всего ей хотелось отправить Лили на больничную койку вместо Северуса, но она лишь рявкнула:
- Да, полная конфиденциальность, если расскажешь, что ты с ним сделала. Если же нет…
Лили не могла говорить; не могла посмотреть им в лицо; не могла отвести взгляд от Сева. Она зажала рот руками – по пальцам ее потекли слезы.
- Ты что, не понимаешь? - Джетрис едва не срывалась на крик. - Это не просто наведенное безумие – заклинание заставляет работать на пределе его тело, сердце и мозг; оно может даже довести до истощения его магическое ядро, и если мы не разберемся, как…
Дверь распахнулась, бабахнув о стену, и в палату ворвалась мать Северуса.
Лили почувствовала, что все ее внутренности испарились из тела сквозь пятки.
- Извините, - целительница обернулась к вошедшей, - посторонним сюда нельзя… - и только тогда по-настоящему разглядела посетительницу – длинные черные волосы и лицо, так похожее на лицо ее сына. Миссис Снейп молча уставилась на Джетрис, и в этом ледяном взгляде без труда читались тысячи невысказанных оскорблений.
- Если посторонним сюда нельзя, - поинтересовалась мать Сева тоном столь же холодным и жестким, как лондонские улицы за окном, - то что здесь делает эта девочка?
Волшебная палочка указала на Лили – правда, та все равно не могла двинуться с места, а внутренности ее уже испарились, так что она не ощутила ничего нового; вообще ничего не ощутила.
Джетрис неприязненно уставилась на Лили.
- Мы пытаемся выведать у нее, что она с ним сотворила, - прорычала целительница.
Миссис Снейп прищурилась.
- Это твоя работа? - и она ткнула волшебной палочкой в Северуса – тот извивался в удерживавших его путах, и в глазах его было безумие, а на лице – невозможное, мучительное раскаяние.
Лили ничего не сказала. Она не могла…
Миссис Снейп развернулась к Джетрис.
- И вы не в состоянии снять такое простое заклятие? Наложенное студенткой? - она требовала ответа с недоверчивым отвращением. - И я должна поверить, что в больницах может работать настолько некомпетентный персонал?
- Это не простое заклятие, - возразила целительница; ее пальцы стиснулись на рукояти волшебной палочки.
- В самом деле? Значит, я должна поверить, что какая-то жалкая шестикурсница способна наложить проклятие, которое не может ни идентифицировать, ни снять целая команда профессиональных целителей?
Сквозь охвативший ее ужас Лили не могла не признать, что прозвучало это на редкость здраво.
- Я… она… - Джетрис путалась в словах, и Лили невольно прониклась сочувствием – в конце концов, та лишь пыталась выполнить свою работу. И, кроме того, это действительно сделала Лили; она знала, как все это прекратить (по крайней мере, в теории – Боже, только бы Северус не ошибся…), и на самом деле ей было отнюдь не шестнадцать.
- Но она же явно лжет! - воскликнула наконец Джетрис – в ее голосе отчетливо слышалось раздражение собственной беспомощностью.