Антитело (СИ)

– Я пытаюсь быть готовым к любым вариантам. Но пока что получается не очень.
Дан впервые заговорил о своей слепоте. Должно быть, это единственное, о чём он думает все эти дни в полной темноте. Слава богу, что его всё время клонит в сон, тут у кого хочешь крышу сорвёт от таких поворотов. Рытов протянул руку, но не решился дотронуться – положил на край кровати.
– Будем исходить из ситуации. Есть хорошие шансы, что зрение восстановится.
И он опять врал – он ни черта не знал про шансы. За мозги не мог поручиться ни один специалист.
– Наверное, – поддержал Дан его фестиваль вранья, а Рытов поддакнул «конечно».
Сестра с заметным облегчением передала Дана чужой заботе, и Рытов рьяно взялся за дело, игнорируя смущение пациента. В обед, когда буфетчица принесла поднос, он уселся на кровать и кормил Дана с ложки.
– Я не парализованный, – в его голос вернулись знакомые стальные нотки.
– Я только наберу, – не обращал внимания на его суровый вид Рытов. – На.
После обеда Дан попросил отвезти себя в душевую.
– Только отвезти.
– А там что?
– А там я сам. Дай, пожалуйста, полотенце.
На месте продолжился торг. Сам, сам, сам.
– А как воду включишь?
Дан поджимал губы, хмурился.
– Включи, пожалуйста.
Рытов зашёл в холодную кафельную комнату. На стене душ, на полу резиновый коврик. Он повернул вентили, отрегулировал температуру.
– А мыло как возьмёшь? Как шампунь выдавишь?
– Как-нибудь, – Дан злился, но не на Рытова, а вообще на всё.
Рытов понимал.
– Дан, я тебя понимаю, но ты первый день ходить начал. Давай не будем рисковать. Всё-таки сотрясение.
Тот промолчал, но промолчал в знак согласия – дураком он не был. Он скинул туфли, в которых его привезли, затем стянул с себя носки. Послушно протянул руку, позволяя себе помочь. Поднявшись со стула, начал снимать футболку. Никогда раньше Рытов не прилагал столько усилий, чтобы не касаться мужчины. Он держал Дана под локоть и нёс какую-то хрень про доработки по мобильному приложению. Когда дело дошло до брюк, а потом до трусов, Рытов побоялся дать петуха, поэтому сделал вид, что закашлялся.
– Надо тебе шлёпки привезти, а то что ты в туфлях… У тебя какой размер?
И тут же спохватился от упоминания размера в такой ситуации.
– Куда идти?
Дан повернулся на звук льющейся воды. Он весь пошёл мурашками, а лицо и шея порозовели. Рытов подвёл его к двери, завёл на коврик.
– Нормальная вода?
Как бы самому с инсультом не слечь с такими купаниями. Рытов прикрыл дверь, оставив щель, чтобы подавать то мыло, то шампунь. Ему казалось, что мир вокруг меняется с какой-то сумасшедшей скоростью. Эта вынужденная близость была откровенней иного секса. Он до сих пор не знал, кто такой Дан, о чём тот думает и что чувствует, но сейчас они были не просто рядом. Они были вместе.
После душа Дану стало очевидно хуже – его шатало, он двигался осторожно, почти не говорил. Рытов запаниковал и позвал сестру. Та явно испугалась, оказалось, что на такие вылазки нужно было спрашивать разрешение врача. Рытова оттеснили в коридор, мимо него пронесли очередную капельницу. Вслед за капельницей в палату прошмыгнула Дина. Пашка отругал его по телефону, а доктор – в лицо. Забрав результаты анализов для блатного врача, Рытов потащился домой. Оттого, что он даже не попрощался, на душе было погано.
Весь вечер и тревожную ночь он боялся звонка с плохими новостями. Завтрак не лез в горло. Он успокоился, только когда сестра молча кивнула ему из-за своей стойки. Значит, ничего страшного не произошло.
Дан не обмолвился о вчерашнем инциденте, а Рытов не стал спрашивать. Разговор вообще клеился плохо, Дан будто снова закрылся. Дина смущённо улыбалась, отводила глаза, видимо, чувствуя настроение своего подопечного. У мужчины на соседней кровати тоже были посетители. Он постоянно что-то громко мычал, видимо, после инсульта у него отнялась речь. Слушать эти потуги было физически тяжело. Рытов уговорил Дана съездить в коридор, но и там тот по большей части молчал или отвечал односложно. Попытка втянуть его в разговор о проектах увенчалась недолгим оживлением, Дан быстро устал и снова затих. Рытов чувствовал, как его самого накрывает апатия. Действуя на инстинкте, он положил руку ему на плечо и легонько сжал. Дан улыбнулся одними губами и попросил отпускать Дину на ночь – ночью она ему была без надобности.
В понедельник Рытов скатался к рекомендованному неврологу, но прорыва не случилось. Тот повторил всё те же тезисы про ушиб, отёк и наблюдение. Правда, выписал два новых препарата с эпитетом «передовые» и разрешил звонить себе в любое время. Ну хоть на этом спасибо.
Дан мрачнел всё больше и больше, и Рытов не находил себе места. На работе он рычал на всех подряд. Изводил Пашку вопросами из разряда «а что, если…» или «а может, лучше…». Пашка терпеливо гундел, что положено другу, и Рытов был ему за это благодарен.
Во вторник к Рытову подошёл врач и огорошил новостью: Дан не спит.
– В его состоянии такое бывает. Тревога, апатия, депрессивные проявления. Будем корректировать медикаментозно.
Рытова крыла отупляющая беспомощность. Дан рассыпался перед ним на куски, а он ничего не мог с этим поделать. Нервная тошнота уже стала привычной, он привык быть в постоянном ожидании чего-то страшного. И, похоже, ему не удавалось это скрыть. Он смотрел на потухшего Дана и леденел от ужаса. Одновременно с ужасом неожиданно пришла злость на самого себя. Слабак! Размазня! Правильно Нодари говорил – холодное сердце. Никакого толка от тебя на этой планете, никакого.
Он придвинул стул к кровати и осторожно взял за руку.
– Дан. Скажи мне. Что тебя беспокоит? Пожалуйста.
Рытов говорил совсем тихо, чтобы только Дан его слышал. Он продолжал просить, говорил, что ему тоже страшно, что нельзя сдаваться. Незаметно для себя он начал гладить того по руке. Дан закрыл глаза, словно успокаивая себя. Наконец он произнёс:
– Звуки вокруг. Я часто не могу понять, отчего они, и постоянно напрягаюсь. И так карусель в голове, а тут ещё люди плохо передвигаются, кто-то забывает, где он и кто он. Кто-то что-то роняет, чем-то грохочет. Один пациент взялся меня трясти ночью, что-то мычать. А я… Я же не вижу! Может, он с костылём надо мной стоит, половина отделения недееспособные.
Дан открыл глаза, задышал часто. Рытов, ещё не отойдя от первого изумления, потянулся и погладил его по щеке. Тот вздрогнул, но не отдёрнулся.
– Я всё понял, всё понял, – прошептал ему Рытов, принимая решение. – Можешь больше не волноваться, я тебя посторожу. Пойду договорюсь с врачом насчёт ночёвок.
Дан распахнул глаза, лицо ожило. Он что-то начал бубнить про «да не стоит», но Рытов сжал его руку.
– Вопрос закрыт. Сейчас приду.
Рытов отпустил Дину, приплатив ей сверху ещё за один день, чем потряс чуть ли не до слёз. Девушки-сиделки приняли его за своего, тут же рассказали «новенькому», где можно позаимствовать лишний стул, прикорнуть ночью, где поесть, где покурить втихую. Дан ещё пару раз заикнулся, что не хотел никаких вахт и, возможно, слишком сгустил краски, но Рытов начинал паясничать, изображая из себя Фрекен Бок.
Это были самые необычные два дня в его жизни. У него не было ни времени, ни настроения обдумывать ситуацию – любая рефлексия сейчас казалась нелепой и непродуктивной. Днём он следил, кормил, водил в туалет, подбивал подушки, контролировал приём лекарств, прописанных «светилом», отвлекаясь от подопечного только на звонки с работы. Неотгуленного отпуска у него больше не осталось, поэтому он выпросил у Яныча дни «работы из дома». Время от времени Рытов углублялся в планшет, стараясь разгрести заваленную почту и разрулить текущие проблемы разработчиков. В моменты, свободные от процедур, Дан лежал тихо, как мышь, будто боялся лишний раз побеспокоить. Они больше не препирались насчёт этого стихийного дозора. Дан не жаловался, ни о чём не спрашивал. Можно было даже подумать, что ему всё равно. Но ночью Рытов слышал мерное дыхание, днём замечал румянец на щеках – и радовался каждому маленькому знаку возможного улучшения. После первой ночёвки на своём посту Рытов понял, что стареет. Казалось, ещё недавно он мог спать в машине, на полу, а однажды в ванной, и просыпаясь – нестись в универ или офис. Теперь же спина ныла, колено отваливалось, а голова трещала. Тело протестовало против такого сна – скрючившись, сидя на стуле рядом с кроватью, уложив голову на стопку одеял у Дана в ногах.