Изумрудные объятия
— Доктор, моя сестра чего-то или кого-то боялась. Я знаю это из ее писем, она мне часто писала, Я была потрясена, когда она умерла.
Доктор Мактиг медленно кивнул и пожал плечами.
— Мэри действительно казалась взволнованной, но я думал, что это все в ее воображении, — доктор замялся. — Леди Сент-Джеймс, могу только сказать, что замок Кригэн очень старый; конечно, с ним связаны какие-то легенды, о нем рассказывают разные ужасы, но ваша сестра умерла от сердечного приступа. Я прибыл буквально через несколько минут после того, как ее не стало, подписал свидетельство о смерти, и если какой-то врач попытается оспорить мои заключения, буду стоять на своем. Могу сказать вам еще кое-что: я никогда не видел человека, который скорбел бы сильнее, чем Брюс Кригэн. Он был там, в комнате, и держал ее в своих объятиях.
Мартиса опустила глаза. Она не могла представить. Брюса Кригэна в скорби. Потом она снова посмотрела на врача.
— Вы говорите, рассказывают ужасы, эти рассказы правдивы?
— Здесь, конечно, всякое случалось. Замок очень древний, а люди в этих краях весьма суеверны. Они каждую весну танцуют вокруг майского дерева — вокруг столба, украшенного цветами, и, клянусь вам, в эту ночь бывает зачато много детей. Они все еще поклоняются богам плодородия, молятся за себя и за урожай, и…
— И все еще поклоняются лэрду Кригэну, не так ли? — перебила Мартиса.
— Брюс всегда был здесь хорошим хозяином. Он ни одному мужчине не позволит бездельничать и ни одной вдове не даст голодать.
Мартиса рассеянно кивнула. Тем больше у людей оснований его обожать.
— Доктор, а какого рода вещи здесь происходили?
Он широко улыбнулся:
— Ну, в 1205 году леди Кригэн действительно сбросилась с крепостной стены и разбилась насмерть. Говорят, в северной башне до сих пор является ее призрак.
— А в западной башне?
— Боюсь, что я не слишком хорошо осведомлен обо всех наших призраках, — сказал доктор с усмешкой. Потом пожал плечами. — Миледи, мы здесь не хуже и не лучше других: Бывает, в полнолуние в людях просыпается склонность к насилию. Всей правды никто не знает. Но одно я знаю точно — Мэри Кригэн действительно умерла от сердечного приступа. Клянусь вам, миледи.
— Спасибо, — сказала Мартиса. — Я ценю вашу откровенность.
Он помолчал, глядя в небо, серьезный привлекательный мужчина. Мартиса проследила за направлением его взгляда. Скоро будет полнолуние.
— Возможно, вам не стоит здесь задерживаться, — сказал врач.
— Почему?
Он пожал плечами.
— Как я уже говорил, в полнолуние… — Он многозначительно замолчал и потом улыбнулся. — Пожалуй, нам стоит вернуться. Боюсь, что уже поздно.
Было действительно поздно, и когда они вернулись в зал, там оставался только Брюс. Он стоял у камина спиной к огню, все еще в элегантном темном сюртуке, в жилете, с галстуком-бабочкой. Когда он смотрел на Мартису, входящую в зал вместе с врачом, в его глазах отражалось пламя камина, Доктор Мактиг пожелал всем спокойной ночи и ушел; Мартиса осталась наедине с Брюсом.
В зале повисло молчание. Мартиса чувствовала на себе взгляд Брюса. Она повернулась к нему и остолбенела, пораженная гневом, горящим в его глазах.
— Скажите, миледи Сент-Джеймс, в каком конкретно преступлении вы меня подозреваете? — резко спросил он.
— Я… я не…
— Вы не знаете, что я имею в виду? — Его брови взметнулись вверх, взгляд выражал презрительное недоверие. — Что ж, давайте разберемся. Вы расспрашивали священника, врача и, конечно, мою сестру, а возможно, также моих кузенов и дядю.
Мартиса была рада, что Брюс стоит далеко от нее. Он не двинулся с места, так и стоял спиной к камину, расставив ноги и сложив руки за спиной.
— Мэри умерла от сердечного приступа, но вы, судя по всему, все еще обвиняете в ее смерти меня. — Он вдруг заговорил мягче, однако в этой мягкости было что-то зловещее. — Выдумаете, все смерти виноват я. Отсюда и ваши расспросы. — Он направился к ней. — Может, я задушил Мэри? Задушил голыми руками? Действительно, миледи, руки у меня сильные. Достаточно сильные, чтобы сломать шею такому хрупкому созданию, как Мэри. А может, я ее отравил? Нет, пожалуй, задушил — это больше в моем стиле. — Он оказался всего в футе от Мартисы и устремил на нее взгляд, полный ярости. — Ради всего святого, почему вы обвиняете меня в убийстве Мэри?
— Я не…
— Боже правый, женщина, вы обвиняете! — прогремел он.
— Мэри была напугана, очень сильно, она мне писала.
— Она боялась меня? Я в это не верю!
— Нет, — тихо призналась Мартиса. — Она не писала, что боится вас. Она просто… просто ей было страшно.
Он подошел ближе, так близко, что Мартиса ощущала тепло его тела и его напряжение.
— Если она так боялась, тогда какого черта вы все еще здесь?
— Потому что я хочу знать! — закричала Мартиса.
— Что вы хотите знать!
Она попятилась от него.
— Есть… что-то.
В следующее мгновение Мартиса оказалась прижатой спиной к стене. Брюс навис над ней, уперевшись ладонями в стену. Его лицо оказалось в пугающей близости от ее собственного.
— Если вы останетесь, миледи… — Слово «миледи» Брюс произнес с такой ядовитой насмешкой, что Мартиса невольно поморщилась. — Если вы останетесь, Мартиса, будьте готовы к тому, что я стану вашей тенью, днем и ночью. И не вздумайте исчезать, как вы исчезли сегодня вечером в склепе.
— Исчезла? — Мартиса задохнулась от возмущения. — Да меня заперли. Ах вы, высокомерный… — Она вовремя замолчала, едва не выпалив слово «ублюдок». Все-таки она здесь гостья. И предполагается, что она леди. Мартиса улыбнулась. — Лэрд Кригэн, к вашему сведению, меня заперла девушка; Она закрыла дверь в склеп на засов. Думаю, это имеет какое-то отношение к вам. Признаться, я задумывалась, не предупреждали ли вы ее когда-нибудь, как меня, что вы ее хотите и она станет вашей.
На какое-то мгновение Мартисе показалось, что он так на нее разгневался, что ударит. Но вместо этого он вдруг улыбнулся и прошептал:
— Нет, леди. Вы единственная женщина, которую я когда-либо хотел так отчаянно и непреодолимо.
И его губы коснулись ее губ. Поцелуй был легким, как продолжение шепота. И именно потому, что он едва прикоснулся к ней, Мартиса подумала, что у нее нет повода протестовать. Она и не протестовала, а только чувствовала. Чувствовала мужскую настойчивость, жар, чувствовала, как ее губы раскрываются. А потом она ощутила в полную силу всю его страсть, напор, ощутила его прикосновение, силу его обольщения; ощущения были настолько сильными, что она думала, что упадет. Мартиса вцепилась в его плечи так, словно от этого зависела се жизнь. Она почувствовала во рту вкус собственной крови, но все равно не могла противиться властной атаке его поцелуя. Огонь в глазах Брюса словно воспламенил ее тело и проник в душу. Мартиса инстинктивно знала, что то, что она чувствует, правильно. Между ними определенно что-то есть. Он говорил, что хочет взять ее… и она должна когда-то познать этот сладостный экстаз, который он ей предлагает, это возбуждение, эту страсть.
— Нет! — прохрипела Мартиса, освободившись от его губ.
В ее глазах все еще горело желание вперемешку с яростью.
— Леди, если вы вдруг действительно меня боитесь, вам надо кое-что знать, то, что действительно существует. У меня буйный темперамент, и, возможно, во мне таится некая склонность к насилию. Но я не убивал Мэри. Я не причинил ей боли, в этом замке она была любимой до самого последнего мгновения ее жизни. Хотите остаться — оставайтесь, терзайте это место своими подозрениями и клеветой. Но знайте, что я буду здесь, я буду следить за каждым вашим шагом. Я человек страстный, высокомерный, у меня взрывной характер, и я сделаю по-своему.
Мартиса высвободилась из объятий. Она боялась, что, если он попытается ее удержать, она не сможет воспротивиться. Но он не попытался.
Она побежала вверх по лестнице, каждую секунду чувствуя на себе его огненный взгляд.
Глава 5
Той ночью Мартисе снился замок Кригэн. Ей снилось, что она ищет в замке комнату хозяина, ищет и никак не может найти. Она ходит по длинным коридорам, лунный свет льется сквозь бойницы и играет на старинных гобеленах, изображающих битвы и победы. Она идет по кроваво-красной ковровой дорожке, приближается к башне лэрда и видит перед собой темноту. Коридор все тянется и тянется — кажется, он бесконечен. А потом она слышит у себя за спиной какой-то шорох. Звуки становятся громче, они напоминают вой ветра, стон или крик. Кажется, звук растет и ширится, в то же время свечи в коридоре начинают мигать и гаснуть. Вдруг становится совсем тихо, ни звука — только стук ее собственного сердца. Она поворачивается и видит белые тени, а потом снова слышатся тихие стоны.