Мастер поцелуев (Ночной путь)

Он сорвался с места и со всех ног побежал к отцу, подгоняемый непонятным страхом.
– Ты поедешь с нами в школу? – мальчик с надеждой смотрел на отца.
– Нет. Я еду в Феникс… по делам. И как раз собирался зайти к Тому, чтобы попрощаться с тобой.
Он избегал глядеть Соколу в глаза и рассматривал ключи от автомобиля, которые держал в руке.
Страх пробежал холодком по спине мальчика. Неужели отец бросит его здесь совсем одного!
– Когда ты вернешься?
– Должно быть, не слишком скоро. Попытайся понять, Сокол. Мне надо уехать. Я не могу больше здесь оставаться, потому что меня постоянно преследует мысль, что она по-прежнему ждет меня. Здесь слишком многое напоминает о ней… Мне нужно сменить обстановку. Я вернусь, я ведь и прежде уезжал, не так ли?
Но на этот раз все было по-другому. Его отец был единственным, кто мог защитить и поддержать в этом чужом, переменчивом мире. Но мальчик не знал, как сказать об этом отцу, и лишь молча смотрел на него.
– У тебя теперь будет много дел – и в школе надо учиться, и Тому помогать. Ты даже не заметишь, что я уехал.
Сокол услышал легкие шаги за спиной и оглянулся. Это была Кэтрин, жена его отца. Женщина с неприязнью взглянула на Сокола, холодное выражение в ее глазах растаяло, когда она перевела взгляд на мужа.
– Ты ведь сказал, что должен спешить, – недоуменно проговорила она.
– Уже еду.
Мужчина взглянул на Сокола и направился к машине, потом обернулся и проговорил:
– Успеха тебе, парень, в твой первый школьный день. – Затем глянул на женщину. – До свидания, Кэтрин.
– Не забудь позвонить, – напомнила она с улыбкой.
Вместо ответа отец помахал ей рукой и сел за руль.
– Сокол! – послышался издали оклик Тома Ролинза.
Мальчик встрепенулся и побежал к нему.
Ходить в новую школу оказалось для Сокола мучением. Мальчика определили в младший класс, где он оказался самым старшим. Сокол держался в стороне от одноклассников. Ученики дразнили новенького немилосердно.
Хотя Сокол и понимал уже, что он – другой, не такой, как окружающие, насмешки больно задевали его. Учился он прилежно не потому, что хотел отличиться – это было не в обычае Людей. Он учился потому, что знание ценно само по себе.
Отец отсутствовал целый месяц. За это время в дом к Ролинзам несколько раз приходила Кэтрин, но Сокол не видел ее – в это время он был в школе. Но он знал, что она побывала здесь, потому что в те дни, когда Кэтрин появлялась в доме, после нее оставался еле уловимый запах диких цветов.
Сокол увидел отца, когда шел к конюшням. Он бросился к его машине безо всякой опаски. Как когда-то, когда отец приезжал в его родной хоган, он устремился навстречу отцу с радостью и нетерпением.
– Ты приехал! – Лицо мальчика освежила беззаботная улыбка.
– Я ведь говорил тебе, что я вернусь, – с грубоватой лаской пробормотал отец. Он протянул руку куда-то в глубь машины и извлек пакет в яркой упаковке. – Я тут привез тебе кое-что.
Сокол тут же раскрыл пакет. Внутри оказалась клетчатая рубашка – такая же, как те, что носили ковбои на ранчо.
– Я вижу, она тебе нравится? – спросил отец, довольно наблюдая за мальчиком.
– Раздаешь подарки? – с вызовом спросила первая жена отца, приближаясь к ним. Следом за ней шел Чэд Фолкнер.
Сокол ни разу не видел его после первой встречи. Чэд учился и жил в привилегированной школе-интернате для мальчиков – так слышал Сокол.
– Здравствуй, Кэтрин. Здравствуй, Чэд. – Глаза его не лучились гордостью, когда он пожал руку своему старшему. – Отлично, что ты приехал домой на уик-энд, Чэд.
– Так точно, сэр, – решительный кивок, казалось, вполне соответствовал расправленным плечам и искусственно прямой выправке мальчика.
– Что ты привез Чэду? – Кэтрин повторила вопрос, на который ранее не получила ответа.
– Ничего, – смущенно сказал Фолкнер. – У Чэда и так все есть. Разве что птичьего молока не хватает.
– Ты хочешь сказать, что привез подарок этому индейскому мальчишке, а сына оставил с пустыми руками? – голос Кэтрин был ледяным.
– Именно так. Не продолжить ли нам этот разговор чуть позже, если у тебя еще будет желание? Я порядком устал.
Лицо женщины смягчилось.
– Конечно, устал, дорогой. Чэд, пойди-ка в дом и налей отцу стаканчик виски, – она взяла мужа за руку и повела к дому. – Не беспокойся о багаже. Я пришлю кого-нибудь за ним.
Соколу казалось, что наступившая зима никогда не закончится. Но, какой бы она долгой ни была, она прошла, и наступила весна. Все это время Сокол редко видел отца, так как тот большую часть времени проводил в городе. Правда, всякий раз перед тем, как он уезжал, он разыскивал Сокола и разговаривал с ним. И всегда они встречались наедине.
А когда отец возвращался из поездки, то привозил Соколу подарок: то новенький блестящий карманный нож, то кожаный ремень или еще что-нибудь.
К тому времени, когда школа закрылась на лето, мальчик узнал значения таких слов, как «ублюдок» или «бастард», «любовница» и «незаконнорожденный ребенок». А невольно присутствуя при разговорах ковбоев, Сокол узнал еще и то, что эти люди с презрением относятся к большинству индейцев.
Оскорбительные реплики детей, рассуждения ковбоев привели его к осознанию того, что отец стыдится… стыдится, что Сокол рожден «не на той стороне одеяла», и что мать мальчика была «индейской скво». И теперь он понял, почему отец встречается с ним всегда так, чтобы никто их не видел.
С приходом лета Сокол все больше времени проводил с ковбоями. Они постепенно привыкли к нему и стали брать его повсюду с собой. Их отношение к Соколу изменилось, они уже не смотрели на него как на чужака. Они многому научили Сокола. Мальчик с благодарностью воспринимал их советы и подсказки, жадно обучался тому, что умели и знали ковбои. Он не раз поражал их своими способностями, данными ему природой.
В начале июня на ранчо вернулся Чэд, чтобы провести дома каникулы. В первые несколько дней после его приезда обстоятельства сложились так, что Сокол редко видел сводного брата. Но вот однажды под вечер, когда он только что закончил чистить стойла, в конюшню вошел Чэд.
– Ты не видел моего отца? – Чэд последовал за Соколом к водному гидранту, стоявшему около поилки для лошадей в коррале. – Мы с ним собиралась сегодня проехаться верхом.
– Нет. – Сокол повернул вентиль и пригнулся, чтобы напиться воды, бьющей из крана в желоб поилки.
– Наверное, он скоро придет сюда, – бросил Чэд и поставил носок ботинка на нижнюю перекладину ограды корраля.
Утолив жажду, Сокол закрыл гидрант и посмотрел на Чэда. Конечно же, ему хотелось получше узнать своего сводного брата. А потому он не спешил уходить. Чэд, в свою очередь, искоса глянул в его сторону, а затем обвел взглядом конюшню.
– В один прекрасный день все это будет моим, – объявил он, затем посмотрел на Сокола и вдруг выпалил: – А я знаю, кто ты.
И принялся изучать сводного брата со спокойным любопытством.
– Я слышал, как моя мать говорила о тебе.
– Что она сказала? – не утерпел и спросил Сокол.
Он испытывал непреодолимое чувство восхищения этой женщиной. Ему нравилось в ней все: красивое лицо, завораживающий голос, ее жесты, походка и… аромат. Ее всегда окутывал волшебный аромат, который пьянил Сокола.
Однако Чэд не собирался отвечать на его вопрос.
– Твоя мать действительно была навахо?
– Да, – Сокол не сумел прочитать на лице Чэда ни капли презрения. Видимо, того действительно интересовали экзотические подробности происхождения невесть откуда взявшегося сводного брата.
– Ты когда-нибудь бывал на церемониях навахо? – поинтересовался Чэд.
– Да.
– Джесс Ханкс, мой школьный товарищ, говорит, что они могут держать во рту гремучих змей.
– Хопи делают это во время танца змей, – объяснил Сокол.
– И у змей есть жало?
– Иногда, – равнодушно сказал Сокол, пожав плечами, тем самым давая понять, что это не так уж и интересно.