Принцесса с дурной репутацией
— Я добавлю вам в помощь двух служанок…
— А вот и нет! — подала голос Оливия. — Княжна, мы пойдем с вами, надеюсь, вам не наскучит наше общество.
— Это большая честь для меня, герцогиня! — радостно воскликнула княжна.
— Можете называть меня просто Оливией, а мою компаньонку — Люцией.
— Тогда я — просто Марыся.
— Вы дочь пшепрашамского кнеса Милюковича?
— Смидовича, с вашего позволения.
— Ладно, сейчас не до этого.
Едва все покончили с завтраком, как общество разделилось: наиболее ленивые дамы отправились принимать ванны и потрошить свои гардеробы, мужчины решили, что праздность — это порок, и попросили располагать ими в делах по окончательной очистке двора. Фигаро пообещал трудягам несколько бутылок коллекционного крепленого «Лиль де Валуа», а на закуску еще оливье, что вызвало всеобщий одобрительный гул.
И снова в замке закипела работа. Оливия была удивительно бодра, и в сад почти побежала на своих костылях. Я заметила, что вот уже много недель она не пользуется своим тяжелым калечным креслом. Может быть, она понемногу исцеляется? Из-за моих ли ежедневный растираний, или оттого, что мы постоянно шпыняем друг друга и будоражим кровь? Впрочем, что об этом думать! Главное — новый день все-таки заставил ее улыбаться.
В западной стене замка были ворота, опутанные плющом и хмелем до такой степени, что становилось ясно — ими лет сто никто не пользовался. Фигаро дал нам ключ — большой, из начищенной бронзы, с затейливой головкой. Мы с Марысей раздвинули ветки плюща, а Оливия нашла замок и отперла ворота. Они подались с протяжным скрипом, и мы друг за другом вошли в безлюдную тишину осеннего сада.
— Я даже не знала, что этот сад существует, — сказала Оливия. — Он весь зарос, за ним никто не ухаживает… Почему?
— Думаю, его светлость слишком занят возделыванием того сада, что у него в голове. Имею в виду поэзию, — молвила Марыся.
Я уже не думала о герцоге Альбино так снисходительно. Если у него в голове и есть сад — то мертвый, где стоят сожженные гордыней, презрением и высокомерием деревья прошлых грез. Ничего я выразилась?! Да я любого менестреля заткну за пояс всякими гиперболами, литотами, метафорами и анафорами! Может, я бы тоже стала великим поэтом, если б не считала поэзию делом никчемным. Вот мореплавание — это да!
В саду были разбиты огромные клумбы, на которых цвели одичавшие розы, хризантемы, георгины и астры. Яркие фонарики физалиса, пестрые циннии, бугенвиллеи, гвоздики — они выглядели и пахли какой-то сказкой, которой еще не придумали конца.
— Я ужасно мечтала попасть в этот сад, — Марыся восторженно прижала к груди садовые ножницы. — Ах, если мне разрешат ухаживать за этим садом, я вложу в него всю свою душу и сделаю его прекрасным уголком!
— Да пожалуйста, разрешаю, — махнула рукой Оливия. — Об этом куске земли никто не вспоминал ни разу на моей памяти. Я вообще не знала, что он существует.
— Просто его видно только в окно моей спальни, — сказала Марыся. — Я сама не своя от цветов и деревьев и с тех пор, как гощу у вас, мечтаю об этом саде.
— Приятно, когда ты можешь исполнить чью-то мечту, верно, Люци? — спросила меня Оливия со странным блеском в глазах.
— Безусловно, экселенса, — кивнула я.
Марыся оказалась настоящей находкой. Прежде всего она под корень срезала ряды крапивы, болиголова и борщевика, чтобы мы могли пройти к клумбам, не обжигаясь об эти злонравные сорняки. Травяными соками, цветами, вишневой смолой и яблочной падалицей пахло так упоительно, что хотелось плюхнуться в ближайшую клумбу и наслаждаться остановившимся мгновеньем. Но с Оливией не понаслаждаешься. Действуя костылем как указкой, она показывала, какие цветы, по ее мнению, достойны попасть в вазы. В плоские плетеные корзины мы с Марысей собрали воздушные султаны спаржи и плети физалиса, шпалерные розы и хризантемы с огромными бутонами цвета сливочного масла… Марыся, увлекшись, не брезговала и какими-то простыми цветочками и веточками, и я поняла, что эта маленькая княгиня уже составляет праздничные букеты в своей голове. Вот умница!
— Слушай, а она отличная девчонка, — вполголоса сказала я Оливии.
— Да, и не такая испорченная, как мы. У меня есть идея.
— Коварная?
— Смотря для кого.
— Оливия, прошу, не делай ей каверз, для этого у тебя есть я…
— Кто тут вообще говорит о каверзах? — невинно пучила глаза Оливия.
— Никто. Марыся, как вы считаете, вот эти маленькие лохматенькие цветочки…
— Настурции, Люция, — немедленно отозвалась Марыся.
— Может быть, из них выйдут отличные маленькие букеты, которые можно приколоть к гобеленам?
— Вы правы! А знаете, что еще я думаю? Нужно попросить плотника сделать арку, прямо перед входом в замок. Мы обовьем ее цветами, хмелем, виноградными лозами. Будет очень красиво…
Предвосхищая события, скажу, что и арка была сделана плотником Джиакомо, и цветами мы ее украсили, и конец дня встретили донельзя вымотанными. Попрощавшись с Марысей, я отвела клюющую носом экселенсу в ее покои, помогла раздеться и умыться и уложила в постель. Она уже видела десятый сон.
Придя к себе, я посмотрела на свое отражение в зеркале — в волосах застряли веточки, листики, какая-то паутина и прочая дрянь. Что ж, недаром я сегодня подумала, что я самостоятельная девушка и могу не зависеть от принятых в обществе правил. Переодевшись в пеньюар, я взяла свечу и поспешила на этаж, где жила прислуга.
Среди служанок, которые выполняли чистую работу (смена белья, помощь в принятии ванны, укладка причесок, уход за нарядами господ, кройка-шитье и прочая жуть), я давно приметила весьма расторопную и толковую девушку, которая раньше брила голову Оливии, а мне — когда того требовал этикет — так красиво укладывала волосы, что я чувствовала себя прямо-таки принцессой. Полетта терпеливо обихаживала знатных дам замка и вообще старалась никому не отказывать в помощи. Я постучалась в дверь ее комнаты.
— Полетта, — тихо позвала я.
Дверь отворилась. Полетта стояла в ночной сорочке, с чепчиком на голове — просто сахарный ангелочек!
— Госпожа Люция? — удивилась она. — Что случилось?
— Полетта, извини, я тебя, наверное, разбудила…
— Нет, я еще не ложилась, я как раз только закончила молитвы Исцелителю и святой юстиции…
— Твое благочестие воистину спасет всех нас. Но мне, Полетта, нужны твои таланты куафера, прямо сейчас.
— Я вижу, у вас волосы ужасно выглядят.
— Завтра все будут вас расхватывать и наводить красоту, а я вас попрошу уделить мне время сейчас.
— Я только возьму свои гребешки и ножницы…
— Они не суть важны. Главное — возьми бритву.
— Госпожа? Вы хотите… побрить голову?
— Да, как ее светлость. Только мне до блеска.
— Но зачем?! Волосы — это гордость женщины, ее красота!
— Я еще не женщина, и вообще красота — понятие условное. Идем?
Полетта вздохнула.
— Как вам будет угодно, госпожа Люция.
В своей комнате я зажгла все свечи и уселась в кресло перед зеркалом. Мужественно посмотрела на свое отражение:
— Начинай, Полетта!
И закрыла глаза.
Сначала Полетта щелкала ножницами и приятным голоском напевала какую-то песенку. Чувствуя, что проваливаюсь в сон от ее монотонных движений, я решила завести разговор:
— Полетта, трудно быть служанкой в таком огромном замке?
— Что вы, госпожа Люция! У меня самая простая и легкая работа — гладить белье, перестилать постели, менять воду в умывальных кувшинах, следить за цветами в вазах… То, что дамы позволяют мне делать им прически, — это же так почетно! Я ужасно благодарна госпоже Сюзанне, что она еще в детстве забрала меня из деревни в замок и настояла на том, чтобы меня обучали мастерству куафера и камеристки. Для этого специально приезжал из столицы знаменитый куафер Серджио Анимале. Я никогда не забуду его уроков! И моя работа в замке — это благодарность госпоже Сюзанне за все, что она для меня сделала, что она вырастила меня мастерицей!