Розы в декабре

них гораздо сильнее.
— За это надо благодарить Труди. Никто не мог сравниться с Ранги. По крайней
мере, по внешнему виду. Она была такой красавицей. Зато, как это ни странно, Труди исповедует ту же жизненную философию, что и Ранги.
— Она долго прожила с детьми?
— Год-два. Я ее случайно увидел как-то, бродя по Крайстчерчу. Она жила в
маленькой однокомнатной квартирке. Я и перевез ее сюда. Я надеялся, что она
хотя бы сможет присматривать за учебными занятиями детишек. Но у Флер
представления были особые. Она считала, что гувернантка должна не только учить
детей, но и делать всю работу по дому. Оттого-то у Роберта не задерживалась ни
одна. Она боялась, что Труди станет обузой.
— Флер! — вырвалось у Фионы. — Это ваша спутница в ночном клубе?
— Ну да, а вы не знали?
— Нет, конечно. Дети никогда о ней не упоминали, Труди, сами знаете, не из
сплетниц, а вы и я…
Она остановилась, и Эдвард криво усмехнулся и закончил за нее: — А вы и я, мягко говоря, не особенно дружелюбны друг к другу.
— Вот именно.
— Наверное, вам надо кое-что знать о нашей жизни. Это мое упущение. Но я
разозлился тогда не только из-за вас, но и из-за того, что вы мне напомнили о
том вечере.
Фиона вдруг вспомнила его голос, когда он говорил жене брата, что говорить им
больше не о чем. Бедная Флер… Может, и с ней Эдвард обращался так сурово по
чистому недоразумению.
— Мистер Кэмпбелл, я ничего толком не знаю, но не кажется ли вам, что для Флер
тоже выпали тяжелые времена? Ранги здесь легенда. У второй жены нет практически
ни малейшего шанса соперничать с ее памятью. Ее преемнице можно только
посочувствовать.
К ее немалому удивлению, Эдвард не возражал: — Да, конечно. Но Флер оказалась… она просто оказалась перекати-поле.
Совершенно безнравственной. И как только Роберту в голову пришло поставить ее
на место Ранги… Женщины такие актрисы. Да что далеко ходить…
— Но мы говорили о Флер, — холодно перебила Фиона.
— Роберт встретил ее на отдыхе, когда совсем был плох после гибели Ранги, Флер
была сама женственность. Она разузнала, что Роберт богат, только не поняла, что
все деньги вложены в землю и в какой глуши мы живем. Брат был очень несчастен с
ней, но старался не показывать этого детям. А Флер помирала здесь со скуки и
искала приключений.
— Приключений? Каких еще приключений? Здесь же ни одного мужчины за сотню миль
не сыщешь.
Эдвард покраснел, стиснул губы, и она поняла и быстро проговорила: — Ах, простите… Это не мое дело. Забудем об этом. Скажите лучше, она детей
притесняла? Была с ними жестока?
— Честно говоря, нет. Просто их не замечала… вернее, они были для нее
неприятной обузой. Но дети не любят безразличия. Они от этого на стенку лезли.
Меня дома почти не было, я был на строительстве. — Он посмотрел на западную
сторону озера, куда уходила дорога, теряясь в холмах.
— Надеюсь, она была с ними добра, когда погиб их отец. Ах да, что я за дура. Ее
же не было здесь, она была в Шотландии.
— Да, она уговорила Роберта позволить ей поехать в Европу. Это было вскоре
после того, как я уехал из Новой Зеландии. Думаю, он надеялся, что она
развеется. Здесь, слава Богу, остались Труди и Эмери.
— Она не хотела возвращаться?
Эдвард хмуро посмотрел на нее:
— Она уже бросила его, мисс Макдоналд, но когда она узнала, что он погиб, то
решила вернуться. Я этого не допустил.
— Но… но ведь это ее дом. Как вы могли препятствовать ее возвращению?
— Половина имения принадлежит мне. Роберт завещал половину ей, половину детям.
Я выкупил ее долю. Вот почему ферма “Бель Ноуз” в данный момент полностью
заложена. Полагаю, потребуется, как минимум, пять лет — добрые пять лет, если
цены на шерсть удержатся и если не случится чего-нибудь непредвиденного, чтобы
выкупить все до последнего клочка земли. Флер была счастлива получить деньги, хотя я поставил условие: сюда ни ногой.
Фиона молчала. Он, конечно, циничен, но у него есть на то причины.
— Ну что ж, теперь я хотя бы в курсе событий. А то дети время от времени
что-нибудь скажут, чего я не понимаю. Мне бы не хотелось нечаянно ранить их.
— Надо было, конечно, все рассказать вам раньше, мисс Макдоналд, — с неохотой
проговорил Эдвард. — Чтобы вы были добрее с детьми. Не столкнись я с вами в
Эдинбурге, я был бы о вас другого мнения. В данный момент…
— В данный момент… вас беспокоит, долго ли это продлится?
— Не совсем так. Просто здесь вы все время у меня и у Труди на глазах. Но у нас
есть такой обычай: гувернантка с детьми — раньше, конечно, это была Ранги —живет пару недель в нашем домике в Ванаке. У нас там небольшой четырехкомнатный
коттедж. Дети ходят в школу. Это для того, чтобы они общались и играли с
другими детьми и чтобы проверили их знания. Ранги от души наслаждалась сменой
обстановки. Обшивала детей, ходила по знакомым. Но…
Фиона внимательно на него смотрела.
— Что - но?..
— Меня беспокоит, с кем будете вы водить знакомство в Ванаке? Соблазнов там на
самом деле не так уж много, это в общем захолустный городишко, тем более не в
туристский сезон, но я беспокоюсь за детей.
Фиона стиснула пальцы. Надо держать себя в руках.
— Выход есть. Мы останемся здесь.
— Да, но это значит лишить детей общения.
— Лично мне это безразлично… ну, а если Труди поедет? Это же сущий дракон.
Она с меня глаз не спустит, даже если я куда и отправлюсь, вы будете спокойны
за детей.
— Этого я как раз и боялся. Вы не можете винить меня за то, что я вам не
доверяю. Я не могу рисковать детьми Роберта. Но в, то же время, не хочу, чтобы
они вели жизнь отшельников. Все равно ребята отправятся в интернат, чтобы
закончить среднюю школу, и еще успеют набить себе шишки, но я бы не хотел, чтобы они узнали о жизни от какого-нибудь сомнительного типа, с которым вы
заведете знакомство.
Фиона выпрямилась и невесело рассмеялась:
— В этом есть своя смешная сторона. Вы привозите меня сюда отдохнуть после
тяжких испытаний, и я думаю, что вот и в Эдварде Кэмпбелле есть что-то
человеческое, а затем вы читаете мне нравоучения и оскорбляете меня.
Она. пошла вверх по холму — высокая, стройная, полная грации, и ее длинные
волосы золотились на солнце. А Эдвард следил за ее плавными движениями, крепко
стиснув зубы.
Глава 5
Вечером Фиона занималась только детьми. Она собрала их вокруг себя, и они
вместе рассматривали книгу Гамиша.
— Правда, замечательные рисунки?— восхищалась Элизабет. — Вот бы здорово
научиться так рисовать.
Фиона глядела на наброски глазами давно прошедших дней, когда она была любима и
счастлива.
— Матти прирожденная художница, — выдавила она. — Она была совсем маленькой, а
уже могла передать сходство двумя штрихами мелка.
— Она это рисовала в Африке? — спросил Уильям, ткнув пальцем в одного из
зверьков на скалах.
— Да, мы были там года два.
— Она сейчас там?
Да, подумала Фиона, с Ианом, но вслух произнесла: — Она теперь там постоянно живет.
— Она близкая подруга вашего брата?
— Да, мы все росли вместе. Гамиш, Матти, я и человек, за которого Матти вышла
замуж. Матти сирота. Мой папа отправил ее в художественную школу, а Матти
расплачивалась за это, иллюстрируя книги Гамиша. Она рисовала все время. Иногда
она присылала письма сплошь из рисунков.
— Вот это здорово, — воскликнула Элизабет. — Покажите нам ее письмо, когда она
напишет, ладно?
— Мы больше не общаемся, — быстро проговорила Фиона.
— Не общаетесь? — удивилась Виктория. — Как же так? Вы же были как сестры!