Кодекс Ордена Казановы (СИ)

— А вы пробовали по официальным каналам?..
— Какие там официальные, если я со дня на день звонка жду?!
Лёхин хотел спросить по инерции — какого звонка, но рот закрыл вовремя. Егор Васильевич думает, кто-то узнал: девушка — родственница одного из богатейших людей города, что племянницу похитили ради выкупа.
— Она тоже Комова?
— Тоже.
— А может, сначала всё-таки осторожно проверить больницы?
— Мои гаврики тайком весь город прочесали. Они думают — я девчонке благоволю, что корни из одной деревни… Есть возможность привлечь опытных людей. Но — боюсь…
Старик встал.
— Если бы кто-то со стороны… Что я матери её скажу?
Он прошёл к книжному стеллажу, провёл пальцем по корешкам книг. Шишик, сидевший на пути пальца, всполошённо подпрыгнул и залез в темноту на книги. Лёхин невольно усмехнулся: теперь только жёлтые глазища таращились на ничего не подозревающего гостя.
— Алёша, как у тебя с заготовками?
— Всё нормально. Заканчиваю, — ответил Лёхин, удивлённый столь резкой сменой разговора.
— Стаут, Сименон, Агата Кристи, Гарднер, Макбейн, Хмелевская… Всё детективами увлекаешься?
— Да нет, не только. Вон, ниже, — Кинг, ещё ниже — Кунц, Батчер.
— Не хочешь попробовать?
— Что?
— Себя — в роли детектива?
— Егор Васильевич, ну…
"… какой из меня детектив?" — застыло на губах, потому снизу резко дёрнули за штанину, погрозили кулачком, и заплаканный Елисей прошептал:
— Соглашайся, Лексей Григорьич!
В считанные секунды Лёхин обдумал всё самое главное: "Отпуск продлят — с Аней буду встречаться как прежде, а то бы вышел на работу — только вечера наши бы остались. Да и возможностей у меня больше. Я ведь не людей спрашивать буду, а паранормальный народ. Но…"
— Я-то согласен попробовать, но… но даже не знаю, с чего начать.
Егор Васильевич выпрямился. Исчез согбенный старичонка — появился властный старик, чьего шёпота боялись больше крика. Появился хозяин, умеющий принимать правильные решения и виртуозно командовать всеми, кто находится в его подчинении.
— Начни с этого. — Перед Лёхиным на стол легла фотография. — На всё про всё даю неделю. Дай Бог, к этому времени всё выяснится. А если что — звонок, там, или ещё что, буду держать в курсе дела. Проводи до лифта.
Уже у лифта Егор Васильевич сказал:
— Как она пропала, меня всё тянуло сюда приехать. Сначала думал — за утешением. Вроде как поговорил — и легче стало. А как увидел полки твои с детективами, сразу понял — зачем. Ну, прощевай, Алёша. Ты меня тоже в курсе дела держи. Если помощь нужна какая — звони сразу. Нет-нет, донизу не провожай. Сам дойду, а там ребята встретят. Счастливо оставаться, Алёша.
4.
Лифт загудел и смолк внизу. А Лёхин постоял на лестничной площадке, глядя, как из подъездного окна к ногам сочатся сентябрьские сумерки, и пошёл домой.
Елисея нигде не видно, а на кухню Лёхин пока не стал заходить. Рассеянно прихватив со стола снимок "племяшки", он поглубже уселся в кресло. По-детски пухловатые щёки и ровная чёлка придавали округлость девичьему лицу, но Лёхин углядел, что чёлка наверняка уловка, сознательная или инстинктивная, чтобы скрыть высокий лоб. На скуле, слева от прямого носика, родинка. Глаза хороши: небольшие, синевато-серые, они смотрели на зрителя прямо и усмешливо. А может, повлияло впечатление от улыбки крепкого рта. Лёхин вдруг подумал, что именно так, с превосходством, улыбается Егор Васильевич, когда ему пытаются возразить. Наследственное, видимо. В общем и целом, девушка Лёхину понравилась. Внешне. А если ещё и характером в дядюшку… Вряд ли такая могла вляпаться в нелицеприятную историю. Скорее бы, её вляпали.
На столе зазвенела рюмка, и Елисей аж присел со страху — не помешал ли?
— Не убирай, сам всё сделаю, — сказал Лёхин. — Э! Куда помчался? Ну-ка, иди сюда, объясняй давай, почему мне надо было соглашаться искать эту девочку.
Елисей неспешно уселся на край стола, погладил свалившегося с потолка Шишика.
— Ах, Лексей Григорьич, имечко-то какое у девицы — Лада! — мечтательно протянул домовой и деловито добавил: — Никодим третий день носу к нам не кажет. А ежели ты девицу искать начнёшь, да и вдруг на отрока наткнёшься? Одним выстрелом двух зайцев убьём. А, Лексей Григорьич?
— Трёх, — поправил Лёхин. — Отрока с девицей найдём, и Никодим снова к нам зачастит. Елисей, колись, что-то ведь знаешь по этому делу.
— Где уж нам уж! — отмахнулся Елисей и вздохнул. — Всё хлопоты, всё суета…
Последние слова Лёхин принял на свой счёт и быстро собрал со стола посуду. Уже стоя над раковиной и включая кран, вспомнил о термосах, но беспокоиться не стал: ребята Егора Васильевича — народ благодарный, опустошат термосы и привезут. Хорошо бы позвонили ещё заранее, Лёхин им ещё бы что-нибудь вкусненькое подбросил.
— Лексей Григорьич, — осторожно позвал Елисей. Он переминался в нерешительности за спиной Лёхина, на холодильнике. — Можа, я посуду домою, а ты к бабке Петровне сходишь, утешишь добрым словом старую, а?
— Угу. Никодима заодно проведаю, да?
Домовой выглядел таким несчастным и виноватым, что Лёхину расхотелось смеяться. Он хорошенько вытер руки полотенцем и присел перед встроенным под подоконник шкафчиком — зимним холодильником.
— Елисей, что взять — лечо или грибов маринованных?
— Грибки-то у Петровны есть ещё, а вот лечо заканчивается.
— Будь по-твоему, берём лечо.
Засучив рукава холщовой рубахи, Елисей сноровисто драил посуду, а с верхней сушилки перед ним качалась "помпошка", кажется, изображая игрушку из автомобиля. Пасть "помпошкина" старательно раззявилась, и Лёхин пожелал увериться в увиденном:
— Елисей, Шишик поёт?
— Поёт, Алексей Григорьич, поёт. Никодима увидишь — от меня приветы передавай.
— Передам.
Взгляд в зеркало перед выходом — и почему-то подумалось: "Показать бы фотку Лады Ане. Что бы она сказала о девочке?" Чем больше он об этом думал, тем больше проникался уверенностью, что Аня правильно поймёт его, покажи он ей снимок девочки — на фотографии именно девочка. Девушка, по мнению Лёхина, — это всё-таки взрослое существо… А вот бывшая жена на предложение дать юной даме характеристику могла бы ядовито поинтересоваться совершенно посторонним: откуда у него эта фотография? Он что — завёл себе пассию? А заодно решил поиздеваться над Нею, лишь недавно столь боготворимой и лелеемой?.. Бывшая обожала искать в любом движении подтекст, грозящий неприятностями её личному благополучию… С Аней он знаком меньше месяца, но уже знает о ней главное: она ранима, способна на сильное чувство, и в её жизни есть большая тайна…
— Ай, не ушёл ещё? — изумился Елисей. Он торопился с тряпкой в зал — видимо, стол протирать.
— Извини, задумался.
— Задумался — не страшно, да ведь вечер! Опосля уж поздно будет.
— Ладно-ладно, побежал!
Бабка Петровна обрадовалась и Лёхину, и гостинцу, но больше всего, конечно же, обрадовалась случаю излить душу. Пока она ставила чай, Никодим быстро объяснил, что соседка уже и не чаяла сегодня увидеть Лёхина — отсюда и бурная радость при встрече.
За чаем с плюшками Галина Петровна и рассказала о пропавшем правнуке. Из этого рассказа, не столько об исчезновении (а что она могла знать о нём?), сколько о Ромке, Лёхин вынес довольно странное впечатление: бабка Петровна, несмотря на преклонный возраст и любовь поболтать в своё удовольствие, тщательно обходила какую-то сторону в жизни любимого правнука. Нет, она, конечно, ругала Ромкиных родителей — слишком много воли дают мальцу, но когда начинала ругать мальчишку — и такой он, и сякой, — замолкала вдруг и пугливо глядела на Лёхина: мол, не выболтала ли лишнего? Та-ак, кажется, пацан до исчезновения успел вляпаться не только в драку. Хотя — какая драка?.. За что его тогда побили?
И ещё одно странное впечатление: бабка Петровна гневалась и переживала, будто абсолютно точно знала, что правнук жив. Очень странно.