Картограф (СИ)
Чуть дальше, на глубине, стоял, вытянув шею, кентавр. Конская часть была едва различима под водой, поэтому Филя сперва принял его за человека. Кентавр безразлично взирал на купальщиков, иногда погружаясь полностью под воду. Он скучал. Гетеры силились привлечь его внимание, но он отворачивался и уходил подальше, чтобы на него не попадали брызги.
У дальнего конца бассейна на приступочке восседал человек-скорпион. Из спины у него рос мощный хвост с ядовитым жалом на конце. Молоденькая гетера делала ему массаж, стараясь держаться от хвоста как можно дальше. Она силилась улыбнуться, и Филе невольно стало ее жаль. Скорпион блаженно вздыхал, жало покачивалось.
Позже Филя заметил среди монстров и обычных людей - типичных толстосумов, обрюзгших, волосатых, с загребущими руками, ослизлым ртом. Право слово, в лучшую сторону от нелюдей они не отличались. Филя постоял немного, оценил обстановку и принялся разносить напитки, ища глазами Веру. Ее нигде не было видно, краба тоже. Прунька быстро забралась под ближайший шезлонг и рычала оттуда на проходящие мимо ноги.
Филя опасливо обходил уродов, стараясь потчевать только гетер. Но ни одна из них так и не взглянула на него, словно он был в шапке-невидимке. Степка промышлял у дальнего конца бассейна, подобострастно кланяясь и скаля зубы в лакейской улыбке. Гигантский спрут выполз на сушу. Он откинулся на бок и подбрасывал щупальцами апельсины. Голая гетера ловила их корзинкой и, конечно, смачно шлепнулась на скользкий расписной кафель.
- Балдеешь? - прошептал кто-то Филе прямо в ухо. Он оглянулся - прямо за его спиной на цыпочках стояла Вера. Пьяная и красивая.
«Эх, и она в чем мать родила!» - подумал Филя и прикрыл глаза, чтобы не смущаться. Вера хихикнула.
- А ты милый! Ладно, не хочешь, не смотри. Я не настаиваю. Краб уже здесь, раздевается. Готовься, он выйдет вон из той двери, где нарисована химера.
Филя почувствовал, как гнев стремительно разливается по его жилам. Он прыгнул к шезлонгу, встал на карачки и сказал:
- Прунька, на выход!
Она зарычала и отползла подальше, противно скрипя коготками. Тогда он схватил ее за лапу и грубо поволок. Собачка визжала, как резаная, напрудила лужу и все же проиграла в неравной борьбе. Филя зажал ее под мышкой и поспешил к двери. Он прижался лопатками к рифленой плитке и затаил дыхание. Краб появился через несколько минут. Он был в махровом халате. Складчатый затылок сочился потом, седые волосы поднялись торчком.
- Стоять! - тихо сказал Филя и тыкнул краба в спину дулом пистолета. - Где моя сестра?
- Не понимаю, о чем вы, - пророкотал тот, силясь обернуться.
- Не двигайтесь, или пристрелю! Я не шучу. Верните сестру, и никто не пострадает.
Филя был горд собой, что так деловито и агрессивно повел разговор, но колени предательски дрожали и нелепо прыгала нижняя челюсть, зашамкивая хвостики слов. Прунька усердно выла, стараясь привлечь побольше внимания, пришлось пнуть ее. Она отлетела к бассейну и плюхнулась в воду.
- Молодой человек, вы ошиблись! - сказал краб. - У меня нет вашей сестры. Вы меня с кем-то спутали.
- Вас зовут Григорий Антонович?
- Нет.
Филя опустил пистолет. Сердце ухнуло в пятки. Он схватил не того краба!
- Кто вы?
- Да какое вам дело? - раздраженно спросил краб. - Вам нужен некий Григорий Антонович? Что ж, я - не он. Этого довольно! Теперь я могу идти?
Филя ощутил страшную горечь во рту, как будто только что сжевал полынный веник.
- А вы не знаете Григория Антоновича? - тихо и безнадежно спросил он. - Он тоже краб, как и вы.
- Во-первых, я не краб, а омар. Это разные вещи. Вы биологию в школе проходили?
Филя пригляделся. Его собеседник был худым, клешни высовывались из длинных, приспущенных рукавов, над головой шевелились усики. Да, это не краб, хотя тоже мерзейшее создание, порожденное природой в день гнева.
- Простите, я не хотел, - пробормотал Филя. - Вы похожи...
- Ничуть, - возразил омар. - Хотя, кажется, я знаю, о ком вы говорите. Но он здесь не бывает.
- А где же? - с надеждой спросил Филя.
- Мы встречались пару раз на вернисажах. Он домосед. Вот что, молодой человек, если хотите с ним увидеться, поезжайте на Заячий остров. Он живет там. Впрочем, как и все мы. Пустите!
- Да-да, конечно! Простите еще раз.
- Не стоит беспокоиться. Ох уж эта молодежь!
И омар поспешил к бассейну, где его уже ждали. Кентавр приветственно заржал, осьминог прекратил жонглировать апельсинами и сполз в воду, откуда закричал:
- Федя, сюда!
Омар снял халат и нырнул. Прунька выкарабкалась на берег и пыталась сорвать с себя насквозь промокший кафтан. Филя подхватил ее, спрятал пистолет между ней и собой и пошел к Вере. Та возлежала на атласных подушках рядом с чешуйчатым господином неопределенного биологического вида. Из его массивной спины торчали рудиментарные крылышки, которыми он изредка хлопал. Филя подобрался поближе и поймал Верин взгляд. «Нет, - мысленно произнес он. - Не то». Вера, умница, все поняла и вздохнула. «Ступай домой», - сказала она ему чуть слышно. Он запихнул Пруньку обратно под шезлонг, сунул пистолет в трусы, кивнул на прощанье Степке, мол, держись, малец, и вернулся в лакейскую душевую.
Филя вышел из бань и прислонился к Атланту. Щемило в груди, глаза чесались - то ли от хлорки, которой была щедро сдобрена вода в бассейне, то ли от непролитых слез. Неуловимый краб! Что же делать? Он так надеялся на эти бани. Ехать на Заячий остров, патрулировать квартал за кварталом? Опрашивать людей, не видали ли они страшилище в панцире?
В сердцах Филя выкинул пистолет в ближайший сугроб и пошел прочь. Чтобы вернуться в Малярово, пришлось померзнуть на остановке в ожидании дежурного автобуса. Тот подъехал - пустой и дикий - и поглотил своего единственного пассажира.
Неудача раздавила юного картографа. Он вперился взором в дерматиновую обивку сиденья и погрузился в бездонную черноту печали.
«А выход есть, - ехидно сказал голос у Фили в голове. - Рисуй карту, найдешь сестру».
«Да, - подумал Филя. - Я нарисую. Пусть потеряю душу, но сделаю это. Решено».
Автобус неуверенно высвечивал фарами путь. Летел снег.
Тень
Ноябрь катился к своей середине. Погоды стояли в те дни ясные, Луна вышла в зенит. Филя, сроду зябкий, дневал у печки, сдружился с котом, гладил его, сажал на колени. Витя спал до обеда, а потом уезжал таксовать. Возвращался под вечер, запах дешевых папирос насквозь пропитал его куртку. За ужином он имел скверную привычку при всех пересчитывать деньги, объясняя, откуда у него появился каждый целковик.
- Возил сегодня генерала - от Сенной площади до самых выселок изволили ехать. Дал рупь с полтиной, жмот, а торговались за три. Мол, медленно ехал, опоздали. Так что ж я сделаю - пробки кругом! Вся Лиговка стояла, на перекрестке встретились два одиночества. Потом ко мне сел калмык. Гляжу, косит глазами в бардачок, а у меня там лягушка. Я подумал, грабануть меня хочет, а оказалось - аквариумист. Прикинь, Филя, калмык-аквариумист! Ты о таком когда-нибудь слышал?
- Не доводилось, - коротко сказал Филя, чуть презрительно оглядывая грязные Витины руки, которыми тот копался в хлебнице.
- Калмык красненькую дал, гуляем! Я по дороге заскочил в магазин. Взял сыру, окорок, ландрину, - поймав недоуменный Филин взгляд, Витя пояснил. - Леденцов. Мы с пацанами кисленькие всегда ландрином называли, а те, что на палке, петушками. Валя их любит. Мать, а где она?
- На работе, - откликнулась из-за печки Варвара Михайловна, гремя сковородками. - Ждать не будем, садитесь, мальчики за стол.
Странное дело: Филя жил у Зязиных уже больше недели, а так ни разу не столкнулся со старшей Витиной сестрой. То она уходила раньше, чем он поднимался с постели, то возвращалась после полуночи. Ее не было на семейных фотографиях, нигде не висели ее вещи. Вера - та, придя домой, раскидывала одежду по комнате. Еще в коридоре срывала с себя шарфик, метила перчатками в кукушку, выпрыгивающую из часов, бросала как попало ботиночки. А у Валентины как будто и не было ничего, даже тапочек Филя не заметил. Он решил не спрашивать лишнего, крепился.