Картограф (СИ)

- Чего мельтешим? - небрежно спросила она, опуская карандаш.
- Вера, вы говорили, у вас есть собачка.
- Ну, да, Прунька. Только она не совсем моя.
- Сильно лохматая?
- Как все шпицы, - пожала плечами Вера. - Тебе-то какой интерес? На колбасу пустить не дам.
- Вы ведь возьмете ее с собой сегодня? Где она?
- На этой неделе живет у подруги.
Оказалось, Прунька была куплена вскладчину. Породистого шпица держать непросто: на одной только говяжьей вырезке разоришься, поэтому банные гетеры обычно приобретали одну собаку на двоих.
- Можно я съезжу за ней? - попросил Филя.
- А, пистолет спрятать хочешь! Умно, умно!
Польщенный, Филя покраснел.
- Никуда ехать не нужно, - сказала Вера, поднимая карандаш. - По дороге в баню ее захватим. Клиент передумал, я поеду с тобой вместе на такси. На Пруньке будет костюмчик, вложишь в подкладку. Только если попадешься, отвечать будешь сам. Я не при делах.
Филя рассыпался в благодарностях и даже отвесил пару поклонов. Вечер он посвятил теоретическому освоению искусства стрельбы. Витя объяснил, как заряжать пистолет, как целиться, показал основные стойки. Филя тщательно записывал все в блокнот и набросал несколько схем, чтобы надежней запомнить. Вот только одно не давало ему покоя: сможет ли он выстрелить в человека? Пусть Григорий Антонович - краб, но он в то же время и... ну, гуманоид, что ли. И если он застрелит его, это ведь будет натуральное убийство. Нет, достаточно сунуть пистолет под нос, поугрожать. Краб не дурак, жить хочет, как и всякая божья тварь. Ведь Филе не нужно ни жены его, ни осла его, ни другого имущества, а только собственная сестра. Это законно! Суд должен учесть, принять к сведению. Мысли о тюрьме заставили Филю вздрогнуть.
Когда часы отсчитали девять ударов, Филя переоделся в лакейское, натянул пальто и в нетерпении выпрыгнул на крыльцо. Вера куда-то исчезла, велев дожидаться ее в полной боевой готовности. Наконец перед воротами остановился роскошный черный автомобиль (куда там Витиной колымаге до него!) и оттуда показалась изящно обутая ножка. Филя сглотнул.
- Ворон считаешь? - донесся из глубины голос Веры. - Лезь быстрей, холодно.
Из салона послышался заливистый лай Пруньки. Филя открыл дверь и сел на переднее сиденье. В автомобиле было тепло, пахло дорогой кожей, сигарами и мокрой псиной. Прунька - мелкая рыжая собачонка в зеленом вязаном кафтане - бесилась на заднем сиденье рядом с Верой, ловила и загрызала насмерть хвост, по-дикому рычала. «Вот мерзость, - подумал Филя. - Прямо как у тетки, психованная. Еще укусит!»
Водитель был неразговорчив и усат. Вера тоже молчала, лишь изредка урезонивала собаку, доходившую в своей слепой злобе к хвосту до неистовства. Мелькали дома, сначала попроще, потом особняки. По широким улицам катились трамваи, автомобили. Пешеходы зябко кутались в пальто, метель догоняла их, тискала, печально выла во дворах, словно терзалась от неразделенной любви к роду людскому. Настроение у Фили становилось все хуже и хуже. «А если я не смогу? - думал он, царапая ногтями ладонь. - Что, если струшу? Или меня опять арестуют? Теперь-то уж за дело! Ах, как бы пережить этот день!»
Автомобиль остановился возле крепкого здания, портик которого подпирали два оголенных атланта. Атлантам было немного не по себе стоять средь русской зимы без шубы, в жалких набедренных повязках. Они бы растерли себя руками, но тяжелый портик упал бы тогда на тротуар, а этого допустить нельзя. Вера вышла из машины, оставив на сиденьи трешку, и вручила Пруньку Филе.
- Прячь быстрее, пока не вошли.
Филя ловко оттопырил кафтан и засунул под него пистолет. Прунька извернулась и укусила его за палец.
- Уй! Дрянь такая!
- Дрянь, - согласилась Вера. - А что делать? Положено ходить с собачкой, вот и страдаю. Мужайся, идем.
На входе стояли два охранника - живые копии атлантов, только одетые. Их хмурые лбы удивительно гармонировали с неприветливым ноябрьским пейзажем.
- Карманы вывернуть, пальто расстегнуть, - бесстрастно сказал один из охранников. Другой прошелся пальцами по Филиным бокам, как будто играл на гармони.
- Все чисто, - заключил он. - Можете проходить.
Вера и Филя вошли в здание. Филя был поражен помпезностью убранства - кругом персидские ковры с золотой бахромой, с потолка густо свисали хрустальные люстры, стены были отделаны дубовыми плашками, мраморная лестница гнула спину, как кобра, услышавшая нежную мелодию дудочки. Шмыгали лакеи с подносами в руках, Вера немедленно взяла себе бокал шампанского и шлепнула по рукам Филю, потянувшегося было тоже.
- Тебе не положено. Помни, ты раб, прислужник. Давай, сделай лицо попроще. Кланяйся, черт тебя дери. Радикулит прихватил?
И Филя, как мог, изобразил подобострастие. Прунька в его руках яростно извивалась, пистолет под ее брюхом грозил выпасть на пол. Они миновали многолюдный холл и вошли в предбанник, где гетеры бесстыже стаскивали с себя остатки одежды.
- Иди туда, - Вера кивнула ему на маленькую дверь. - Трусы взял? Как переоденешься, ступай к большому бассейну. Я буду там. Не смей со мной заговаривать. Если понадобится, я сама подойду. Краб придет ближе к полуночи.
- А что мне делать?
- Следи за собакой, подноси мне напитки. Шампанского больше не надо, тащи водку. И не отсвечивай. Все понятно?
Филя кивнул, и они расстались. Он вошел в небольшую комнату, которая оказалась душевой. Пар окутывал скользкие скамьи и кабинки. В лужах воды понуро стояли мыльные собаки - почти все шпицы, пара-тройка болонок и один тойтерьер на тощих ножках. Голые лакеи усердно натирали друг друга мочалками. Филя вздрогнул. Ему не хотелось раздеваться, он стеснялся своих худых рук, впалой груди. Какой он, к дьяволу, лакей? Ой, выведут его на чистую воду, шагу ступить не успеет! Но выбора не было, он поставил Пруньку у скамьи и стянул с себя ливрею.
Удивительное дело, но на него никто не обращал внимания. Многие парни были тоже далеко не атлетами, рослых и плечистых от силы пятеро, остальные дохляки с острыми коленями.
- Ты, подвинься, - сказал кто-то, и Филя, углубившийся в наблюдение, невольно вздрогнул. - Первый раз тут?
- Да, - ответил Филя и посмотрел на говорившего. Это был рыжеволосый паренек лет пятнадцати, с чуть придурковатым веснушчатым лицом. На плече у него красовалась небольшая наколка с коронованным глаголем.
- Тебя как зовут? - спросил паренек.
- Филя.
- А я Степка. Будем знакомы, - и Степка, шмыгнув носом, подал ему руку. Филя с неохотой пожал ее. Нет, не то чтобы он с предубеждением относился к лакеям, да и за эти дни в Бурге он привык к тому, что люди здесь совсем не церемонятся, хотя у себя дома он счел бы такое обращение за амикошонство. И все же ему не хотелось ни с кем сближаться, Вера же велела не отсвечивать. Чем меньше людей его запомнит, тем лучше. Зачем, зачем он сказал свое имя? Надо было псевдоним взять! Селифан или, там, Петрушка. Тьфу!
- Пойдем-ка, Филя, отсюда, - добродушно сказал парень и подхватил с пола дрожащего тойтерьера. - Господинки нас уже заждались.
Филя поднялся с лавки и понял, что ему неловко идти в одних трусах. Даже на Пруньке кафтан, а он голый! Стыд, срамота! А Степка, казалось, ничего не замечал и гордо шествовал, выпятив живот, прямо к бассейну, в котором творилась вакханалия. Голые гетеры с визгом прыгали в воду, поднимая тучи брызг. Туда-сюда сновали лакеи, груженые подносами с пустыми и полными бокалами. Они спотыкались о собачек и чуть слышно чертыхались. На мелководье, как тюлени, лежали жирные тела. Филя протер глаза в изумлении. Это были не люди! О боже, куда он попал?
У самого бортика шевелил щупальцами гигантский осьминог. У него была вполне человечья голова, более того, он вальяжно курил сигару, обвив ее одним из щупалец. Рядом с ним лежала красивая пышнотелая гетера, ласково водившая пальчиком по присоскам. Осьминог травил анекдоты и сам над ними громко смеялся. Филя передернулся от отвращения.