Anorex-a-Gogo (СИ)

 – Прости, что? – говорю я и трясу головой, выбираясь из моего собственного маленького мира.
 Он улыбается. Джерард так много улыбается с тех пор, как полчаса назад вскрылась правда. Я улыбаюсь в ответ. Обе наши улыбки слишком натянутые, немного вынужденные. Это мы, пытающиеся быть обычными. Это мы, пытающиеся вернуться туда, где он ничего не знал, и мы были почти счастливы.
 Нет, это не так.
 Это мы, просто пытающиеся двигаться вперёд дальше. К счастью.
 – Что он с тобой делает? – повторяет он.
 Я зарываюсь в его волосы пальцами, и другой пластырь прикрывает доказательство того, что я никогда не был абсолютно одинок.
 – Он трахает меня, – говорю я честно. – В последнее время он начал использовать меня в качестве своей разделочной доски. – Я больше не буду врать ему. Он заслуживает гораздо больше, чем это.
 Джерард вздрагивает от моей прямоты. Он прослеживает взглядом длинный порез на моём животе.
 – Как долго?
 – С тех пор, как мне исполнилось тринадцать. – Я молча наблюдаю, как колёсики в его голове начинают крутиться, сопоставляя мой первый раз, и Оуэна, и моё сожаление об этом, и невозможность ходить прямо в течение недели. Я знаю, что он помнит, что я говорил ему это, потому что он наклоняется и целует мою внутреннюю часть бедра, место, которое он заклеил пластырем, мягко, сладко и примирительно. Но не понимающе. Он никогда не сможет понять, что со мной происходило.
 – Но он начал прикасаться ко мне с тех пор, как мне исполнилось девять, – добавляю я.
 Странно, как подсаживаешься на правду, как и на многие другие вещи. Я думаю, что для людей это всегда по-разному. Некоторые кайфуют от кокаина, героина, маленьких разноцветных таблеток. Я говорю правду, и мой мир перестаёт вращаться.
 О Боже, как же странно ему во всём этом признаваться. Как доверие может быть таким трудным для понимания?
 Он медленно встаёт, скользя руками по моим бокам пока поднимается, так что его руки оказываются на моих плечах, когда он встаёт в полный рост. Он целует меня в лоб.
 – Я не оставлю тебя здесь, – говорит он, как бы напоминая мне.
 – Тогда оставайся сам.
 – Нет, я заберу тебя с собой.
 – Почему?
 – Ты запачкал мои штаны. Мне нужно переодеться. Ты мне должен.
 – Тогда вернёмся, когда ты переоденешься.
 Он вздыхает.
 – Пожалуйста, не будь таким трудным, Фрэнки.
 – Ты не можешь просто похитить меня из собственного дома, даже не сказав, почему.
 – Похитители когда-нибудь дают своим жертвам объяснение?
 – Да, если они хорошие.
 Он хмурится.
 – Ты пойдёшь со мной, если я скажу тебе, что похищаю тебя потому, что очень, очень хочу спать рядом с тобой этой ночью?
 Конечно, я был согласен ещё с того момента, как подразумевалось, что он хочет взять меня куда-то с собой на определённое количество времени. И нет ничего, что я хотел бы сильнее, чем выбраться из этого дома. Особенно, если это означает, что я буду спать в его постели...
 Он видит моё лицо и решает, что моё молчание должно означать согласие.
 – Просто набей одеждой. Кинь зубную щётку и что там ещё нужно.
 – Как долго я буду похищен? Есть ли необходимость в письме с требованием выкупа? Должны ли мы оставить загадочные подсказки?
 Я признаю, что я странный мудак. Это выше моего понимания, как я могу быть в таком хорошем настроении.
 – До тех пор, пока этот сукин сын не будет мёртв и похоронен, – бормочет он себе под нос, и я даже не уверен, что расслышал его правильно. Поворачиваясь ко мне, он просто пожимает плечами и говорит: – Я не знаю, – а затем возвращается обратно в мою спальню.
 Я просто чувствую себя в такой безопасности. Это будет звучать странно, но рассказав всё Джерарду, я как будто отдал ему часть своей души. Теперь в теле Джерарда есть часть моей души. Она находится там в безопасности. Пока он чувствует всё это ко мне, я могу быть в безопасности. Вы понятия не имеете, насколько невероятное это чувство.
 Он защищает меня, даже не подозревая об этом.
 Собирание вещей является бездумным процессом. Я закидываю несколько футболок в рюкзак, несколько пар носков. Я бы совершенно забыл о джинсах и боксерах, если бы Джерард не схватил мой рюкзак, нетерпеливо вытряс его, затем неодобрительно нахмурился и начал собирать всё сам. Он с лёгкостью носился по комнате, подбирая одежду с пола, доставая из моего шкафа и складывая её в рюкзак.
 Я ловлю себя на том, что таскаюсь за ним. Плетусь, как потерявшийся щенок. Когда он подходит к моему столу, я ковыляю позади него. Когда он возвращается к кровати, я следую за ним по пятам. Когда он заходит в ванную, я захожу за ним.
 Он оборачивается у раковины, держа в руке мою зубную щётку. Я действительно не замечаю этого, и утыкаюсь лицом ему в грудь. Моя зубная щётка выпадает из его рук, стукаясь о кафельный пол.
 – Эй, – шепчет он, положив одну руку мне на щёку, – я никуда не денусь.
 И этими словами он развеивает мои опасения, из-за которых мой живот скручивался. Он не бросит меня. Он всё ещё здесь. Я не знаю, как долго это продлится, но важно то, что он всё ещё здесь. И он никуда не денется.
 – Понимаешь, что я имею в виду? – спрашивает он. Он не ждёт, что я отвечу. – Это не волнует меня, Фрэнки, нет. – Его лицо становится мрачным. – Хотя нет, это неправда. Это убивает меня. Но это не меняет моих чувств к тебе. Ты это понимаешь?