Не прикасайся! (СИ)

 - Я все это видел, Алекс, но сделать ничего не могу. Цензуры у нас нет, а жаловаться на каждого, кто пишет гадости  -  можно всю жизнь угрохать. 
 И тут мне в голову приходит идея. Безумная, сумасшедшая, но... решающая почти все мои проблемы. 
 - Есть вариант. Смотри, на шоу осенью будут выступать все, включая Гаврилову, так? 
 - Ну. 
 - Так пусть Никольская выступит. Такой пиар-ход. Слепая девушка, давшая скандальное интервью, поздравляет школу с юбилеем, дарит проникновенный номер, публично мирится с тренером и заодно рекламирует спонсора. М? 
 - Алекс, она слепая. Какой, в задницу, проникновенный номер? 
 Это он зря. Слова «в задницу» и «проникновенный» в одном предложении в контексте Настасьи  -  не то, что мне полезно сейчас слышать. 
 - Я поставлю ей номер с учетом слепоты. Ничего сложного, простенькую дорожку, изящные взмахи руками. Никаких прыжков или опасных вращений. Ей и не надо круто кататься, она привлечет внимание тупо присутствием. Зато прикинь инфоповод. Домохозяйки обрыдаются. Можно еще знаешь, разыграть что-нибудь такое. Ну типа я смотрю на ее выступление и кидаю игрушку. Все рыдают, Никольская кланяется, а потом мы фоткаемся на фоне логотипа клуба и пишем пост в инстаграме. «Несмотря на разногласия, мы все еще часть жизни друг друга. Каждый спортсмен  -  наша история. Гордость за них не измерить деньгами». 
 - Вот уж не знал, что в тебе спят таланты пиарщика, - усмехается брат.  -  Ладно, идея хорошая, предложу Никольскому. Настасье тоже будет полезно. И с нами помириться, и выступить на льду. 
- Скажи им, что со следующей недели начнем тренироваться. Пять раз в неделю в девять вечера, по будням.
 - А не лишку? 
- А она шибко занята? Если не хотим размазать деваху по бортику, пусть приходит и тренируется. Да не бойся, не съем.
 - Как знаешь. Ты точно сегодня не явишься? 
 - Точно. 
Я не смогу смотреть в глаза Никольскому после того, что ночью делал с его девчонкой.
Зато все проблемы решены одним махом. Репутация «Элит» придет в норму, юбилейное шоу обзаведется необычным номером (слепой фигуристки, по-моему, до сих пор в мире не было), а Настасья Никольская останется рядом со мной до тех пор, пока не станет ясно, имеет ли наша ночь последствия.
 Только бы не сорваться и не прикоснуться к ней снова.
Мобильник снова трезвонит. Мне не хочется отвечать, но он все надрывается и надрывается, и приходится взглянуть на экран. Не знаю, что я хотел там увидеть. Никольскую? Это сильно вряд ли. 
 - Привет, - слышу знакомый голос и чувствую не то разочарование, не то облегчение.  -  Занят? 
 - Нет. Дома, говори. 
 - Дома?  -  Аня удивляется.  -  А что, спортивные сборные в стране уже распустили? 
 - Молись, чтобы это не случилось, а не то мне придется жить у вас с братиком на иждивении. 
 Она смеется, а мне интересно, с чего вдруг жена брата решила позвонить с утра пораньше. 
 - Я догадываюсь, какой будет ответ, но обещала Вике, что спрошу. Не хочешь присоединиться на выходных к шашлыкам? 
 Черт, ненавижу семейные собрания. И шашлыки дома не особенно люблю. Вообще загородная жизнь порядком надоела, и с куда большим удовольствием я бы сходил пострелять или покататься на картах. С другой стороны, давно не видел мелких. И уж дети-то точно не виноваты, что у меня кризис среднего возраста вдруг нагрянул. 
 - Напомни мне, кто такая Вика и почему она приглашает меня в гости к тебе? 
 - Моя подруга, мы вместе учились. Эффектная блондинка, не замужем, финансовый аналитик. 
 - А, это которая с сиськами. 
 Я буквально слышу, как Аня закатывает глаза. 
 - Да, она самая. 
 - Ладно. Я приду. Но вряд ли твоей Вике это понравится. 
 - Почему? 
 - Возможно... приду не один. 
  - Ого. Я ее знаю? 
 - Вряд ли. 
 Я ее сам, по ходу, не знаю. 
 Зачем ляпнул? Приглашать Никольскую на шашлыки  -  безумие. И уж точно это безумие не вяжется с решением, что я в отношении нее принял. А еще мне в голову вдруг приходит безумная идея. Она совершенно не вяжется (снова!) с принципами, по которым я живу и часть меня приводит в ужас, но другая часть, та, что дрогнула при виде уставшей девчонки с закрытыми глазами, ликует от изящности решения. 
 - Анна Артемовна, а не желаете ли прослыть барыней и благодетельницей? 
 - Крестовский, хватит паясничать, давай к делу! 
 - Ладно, слушай. Есть девчонка, фигуристка. Нищая, как ты была, пока братика не встретила. Но талантливая и вся такая... кхм... в общем, еще немного и посбивает мне нимбом все люстры в зале. Оплату за тренировки нашли с кредитом под бешеные проценты, а проги ставить и платья шить не на что. Можешь выступить спонсором. Ты таких любишь. Не обещаю, что вытащу в чемпионки, до Гавриловой там пока далеко, но, думаю, вложения отобьем. 
 - Напомни мне, почему я еще с тобой общаюсь, сволочью такой?  -  вздыхает Анька. 
 - Потому что я обаятельный? 
 - Вот уж маловероятно. Хорошо, сбрось мне побольше информации об этой девочке. Я подумаю, что можно сделать. Только тебе ведь не надо, чтобы рядом с ней прозвучала фамилия Крестовских? 
 - Назовешься Калининой, - пожимаю плечами.  -  Ты же часто это делаешь. 
 - Пресса раскопает. 
 - Да, ты права. 
 - Я подумаю. Обещать пока ничего не буду. А что это ты вдруг озаботился бедными талантливыми девочками? 
 - Старею, похоже. 
 Сотворить за одни сутки такое количество глупостей еще надо уметь. Затащить в постель бывшую ученицу, привязать ее к себе тренировками, опасаясь беременности, впарить Азарову богатой родственнице... если кто-то узнает, что я решаю финансовые проблемы одной из учениц, возле моего кабинета выстроится очередь разгневанных родителей. Больше всего на свете их раздражает тот факт, что кому-то бесплатно достается то, за что они платят. До сих пор я их понимал, а сейчас совсем в этом не уверен. 
  
16 - Настасья
 
 Я запуталась. В жизни, в чувствах, в желаниях. О мечтах даже не заикаюсь: их уже давно сменили робкие бесплодные надежды. Если бы добрый волшебник спросил меня, о чем я мечтаю, то ответ был бы однозначный: хоть на секунду, на маленький миг, снова открыть глаза и увидеть небо. Или море. Или Вовку с Ксюхой и племянниками. Или карие глаза... нет, об этом думать нельзя. 
 Через час тренировка, и я должна быть холодной и равнодушной. Пока что из холодного во мне только руки. Они же и дрожат от страха. 
 - Насть, - Ксюха укоризненно вздыхает, - поешь, пожалуйста. 
 - Не хочется. 
  - Дорогая моя, у тебя сейчас тренировка. Что значит не хочется? Силы откуда брать? В тебе сегодня две чашки кофе и вафля, я считала! Три ложки  -  и я отстану. Даже твой брат съел то, что я приготовила. 
 - А что ты приготовила?  -  живо интересуюсь я. 
 Хотя Вовка, мне кажется, может сожрать даже чугунную сковородку, и ему будет вкусно. 
 - Ростбиф с овощами. 
 - Давай, - вздыхаю я, понимая, что откосить от ужина под предлогом жирной пищи не получится. 
 Но ростбиф и правда вкусный, только начав жевать я понимаю, что голодна. Но в то же время знаю, что едва войду в «Элит», сильно пожалею о съеденном ужине. От волнения меня всегда тошнит, а как остаться спокойной, встретившись с Крестовским, я так и не поняла. 
 Ксюша толкует мое уныние по-своему, и, как может, пытается поддержать: 
 - Настюш, ну не расстраивайся. Выступишь на шоу, а потом сразу прилетишь к нам. Погостишь, а если понравится, останешься. Подумаешь, на месяцок попозже. 
 И я невольно думаю, как отреагируют папа и Крестовские, если я действительно смоюсь в Лондон. Не станут же возвращать меня силой? Вот просто улечу  -  и все. Шенген открыт, виза есть, возьму паспорт, такси до аэропорта, и уже оттуда напишу, что ни в каком шоу участвовать не собираюсь, мириться с Крестовским не хочу, о том, что сказала в интервью не жалею, и вообще правда глаза колет, а еще он мной воспользовался, и до сих пор, скотина, снится...