Страсть и ненависть (ЛП)

Неделя — это так долго, чтобы быть вдали от наших любимых, и я не знаю, что в этом моменте, но, когда наблюдаю, как увеличивается расстояние, испытываю чувство страха.
Я не увижу их в течение целой недели. Я выросла рядом с его матерью. Она мне как вторая мама — она приняла меня, будто я была ее собственной дочерью.
Когда семья и друзья скрываются из виду, я перевожу взгляд на Антонио.
— Думаешь, с твоей мамой и Чарли все будет хорошо, пока нас не будет? — спрашиваю я.
— Они будут в порядке, Джиа.
Антонио придвигается ближе и берет меня за руки. Прежде чем встретить пристальный взгляд его синих глаз, я мельком смотрю на его ногти с маникюром.
— Моя мать сильная женщина, а Чарли — один из самых крепких детей, которых я знаю. У меня есть свои люди, и они будут наблюдать за ней, как ястребы. Того, что произошло с нашими отцами, Господи, упокой их души, не произойдет. Ты поняла меня, детка?
Я киваю.
И затем снова чувствую себя виноватой от простого упоминания о папе.
Я должна была отложить свадьбу, хоть мы уже и планировали ее, когда папа скончался. Антонио не хотел задержек, так как приглашения были уже разосланы.
Я была против, хотела перенести, но потом у меня состоялась долгая беседа с его мамой, и она сказала мне, что жизнь никого не ждет. И папа — главный этому пример.
Ему было только пятьдесят четыре года. Улыбающийся. Счастливый. Живущий в свое удовольствие… А потом его не стало. Он был хладнокровно убит, как мы думаем, колумбийским картелем.
— Я должен услышать, как ты скажешь это, детка, — говорит Антонио.
— Я понимаю.
— Это моя девочка.
Он обхватывает ладонями мое лицо и целует в лоб. Его губы теплые и мягкие, и от этого прикосновения я таю.
Затем он отодвигается и открывает отсек между сидений, чтобы взять сигару. После этого, опустив окно, зажигает конец сигары, и я морщусь.
— Ты, правда, должен делать это здесь, Тони?
— Что? — усмехается он. — Я хочу хорошую сигару, прежде чем мы начнем долгий перелет на Бора-Бора, детка. Ты же знаешь, я не смогу курить во время полета.
— Однажды эти сигары прикончат тебя. Я ненавижу их.
— Я знаю, что ненавидишь.
Он выпускает облака дыма, и большая их часть выветривается в окно, но запах все равно распространяется по салону.
— Мы теперь женаты, Тони. Кое-что придется изменить, ты знаешь? Например, когда мы решим, что готовы завести детей. Не думаешь ли ты, что должен бросить курить?
— Я брошу курить сигары... но не уверен насчет сигарет.
Борясь со смехом, я закатываю глаза, когда он протягивает руку, чтобы ущипнуть меня за правую щеку. Щипать меня за щеку — это его фишка.
Сверкнув улыбкой, он говорит:
— Давай, Джиа, детка. Взбодрись для Тони.
Так мы встретились. Это были первые несколько слов, что он сказал мне. Я была расстроена, мне было нужно сразу же поговорить с папой, но у него была встреча, из-за которой мне пришлось ждать.
Когда Тони вышел после встречи, он увидел, что я сижу в кабинете, и решил сесть рядом со мной. Он ущипнул меня за щеку и сказал именно эти слова.
Я никогда не забуду их. Тони был таким дерзким, но мне это нравилось.
— Только ради тебя, — улыбаюсь я.
Повернувшись к своему открытому окну, я вдыхаю воздух Веракруса. Влажный и насыщенный запах свежеприготовленной тортильи, жареных пирожков и тройных молочных кексов — этого достаточно, чтобы мне захотелось остаться.
Эту свадьбу мы устроили для нас. Мы праздновали в течение двух дней, и свадьба была на третий. Мы решили, что после всех этих вечеринок в приеме нет необходимости.
— Тони, ты чувствуешь запах?
— Черт, да. Пахнет охренительно потрясающе.
Тони глубоко вдыхает, на короткое время закрывая глаза. Его острый нос и четко очерченные губы беззвучно шевелятся, а затем он опускает голову.
— Клянусь, если бы я жил здесь, то был бы жирный, как свинья, — усмехается он.
— Ты? — смеюсь я с ним. — После тяжкой работы над своей задницей, чтобы стать достаточно стройной для этого чертового платья, все, чего я хочу, — это углеводы. Если бы могла, я взяла бы весь торт с собой.
— Держу пари, ты бы так и сделала, детка.
Тони снова скользит взглядом вверх и вниз по моему телу. С тех пор как я прошла по проходу в церкви, он никак не может перестать на меня смотреть.
— Эй, иди сюда. Подари мне еще один из тех сладких поцелуев.
Сильно покраснев, я наклоняюсь к нему, но тут Кевин резко жмет по тормозам, и я соскальзываю вперед. Я слышу визг шин, и Кевин дергает руль, чтобы уйти с пути черного внедорожника перед нами.
Он быстро виляет вправо, но нас останавливает пожарный гидрант — мы врезаемся прямо в него.
— Твою мать! — орет Тони.
Его сигара упала и теперь прожигает обивку, но прямо сейчас это наименьшая из его забот. Мой муж смотрит на меня и хватает за руку, проверяя, цела ли я.
— Ты в порядке, Джиа?
— Да. — Я едва дышу, мое сердце неистово колотится.
Кевин оглядывается на нас, и в течение секунды я думаю, что он собирается принести извинения за свою невнимательность, но я абсолютно ошибаюсь.
Кевин, водитель Тони в течение четырех лет, достает пистолет и направляет его прямо мне в лицо.
Я кричу, Тони смотрит вверх и видит направленный на меня пистолет.
— Кевин, что за херня?! Убери этот чертов пистолет, или я засуну его в твою гребаную глотку!
Я слышу топот, звук взвода курка, а Тони занят тирадой, угрожая человеку с пистолетом, когда все его оружие лежит в багажнике... и вот тогда я вижу их.
Троих больших, грузных мужчин с пистолетами. Они в черных перчатках и одеты во все черное. У них очень смуглая кожа и черные глаза-бусинки. Мужчины быстро двигаются, равнодушные ко всему окружающему.
Люди вокруг избегают их, как чумы, как будто знают, что от этих людей будут неприятности.
— Тони! — кричу я, указывая на человека, выталкивающего Кевина из машины.
Один из мужчин поднимает пистолет и направляет его на нас. Тони оборачивается как раз вовремя, хватает меня за затылок и с силой толкает вниз, а сам ныряет вслед за мной.
Пули летают повсюду, и на мое тело крошится еще больше осколков стекла. Тони смотрит мне прямо в глаза, его глаза блестят. У него извиняющийся вид, но я смущена этим. Это не его вина. Он не знал, что это произойдет... или знал?
Одна пуля попадает в Тони, и он громко хрипит, держась за бок одной рукой.
— Тони, — хнычу я, когда выстрелы прекращаются. Я хочу спросить обо всем этом, что это может быть, но не могу. Слова застревают в моем горле. Я слишком боюсь говорить.
Я дрожу, слезы льются по моим щекам.
— Джиа, детка... Я…
Дверь позади Тони рывком открывается. Прежде чем он заканчивает говорить, его дергают сзади за смокинг и направляют пистолет в основание его черепа.
Я в абсолютном ужасе смотрю на то, как мой муж — мой красивый, обожаемый супруг — смотрит прямо на меня большими и полными раскаяния голубыми глазами.
И без малейших колебаний, как будто мой муж ничего не значит ни для кого в этом мире, его отнимают у меня.
В мгновение ока.
Моментально.
Пуля проходит через его левый глаз, его лицо застывает, и затем тело падает на сиденье.
На миг я не могу думать.
Не могу дышать.
Все, что я вижу — это кровь. Кровь Тони. Она пропитала мое платье за тридцать четыре тысячи долларов. Она на моем лице, на моих руках, когда я тянусь к нему. Лужи крови вокруг моих ног.
Но затем его тело забирают у меня и утаскивают.
— Нет! — кричу я. — Нет! Стойте! Оставьте его в покое!
Я умоляю, но даже не знаю, зачем. Он умер. Тони больше нет, но каждой частицей своего мозга я отвергаю это.
— Почему вы это делаете?! — кричу я на людей, наблюдая, как один из них тащит тело Тони. — Стойте!
Затем приходит мой черед. Один из мужчин хищно улыбается, и это отвратительно. У него какой-то особый взгляд, и это пугает меня до чертиков.