Йормунганд (СИ)

— Туда, — сказал он наконец и показал в сторону возвышающегося над остальными дома, с крышей крытой зеленой черепицей и резными ставенками.
— Могли и догадаться, — пробормотал Гарриетт. — Эй, и давно у вас по округе всякие бандиты шныряют? Вижу. Деревеньку не трогают.
— Не, не было, господин, — пасечник все так же продолжал, согнувшись смотреть себе на ноги. Йормунганд хмуро оглядывал дома. Звонкий лай собак, и визг ребятишек дополняли умиротворенную картину.
— А чудище, про которое докладывали князю, как часто оно бывает в деревне?
— Чудище-то? — пасечник почесал за ухом, сложная конструкция на голове заходила ходуном. — Я вот ни разу не видывал, но говорят всякое.
— Сколько людей в деревне? — спросил Йормунганд.
— Человек пятьдесят, не более.
Йормунганд кивнул и тронул было лошадь в объезд пасеки, но тут же остановился.
— В дом старосты пришлешь меда и воска, — сказал он, — для раненых. Понял?
— Как не понять, — ответил пасечник.
Гарриетт уже успел отойти вместе с остатками отряда, так что Йормунганду опять пришлось нагонять его. Он приблизился к телеге. Ингемар бредил, а Ругер с Бриссом играли в Хнефатафл. Брисс, смуглый уроженец Бретани, получил ударом меча в бедро и только чудом избежал большой потери крови. Он здорово ругался, пока Йормунганд очищал и зашивал его рану, но теперь чувствовал себя вполне сносно.
— Совсем плох, — сказал он, кивнув в сторону Ингемара, — окочурится по дороге.
— Знаю, — сказал Йормунганд.
— Деток вспоминает, — вздохнул Брисс.
— Значит, судьба такая, — сказал Ругер, под разговор сдвигая фишку на поле противника. — У тебя вот и деток нет, помрешь, и вспомнить некого.
Брисс фыркнул, но отвечать не стал.
Йормунганд продолжал смотреть на дома. Рядом с дорогой высилась таверна, криво прибитая доска возвещала, что добрых путников здесь ждут кров и обед. Йормунганду уже приходилось бывать в подобных местах, и он доподлинно знал, что кровля у крова, как правило, протекает прямо на кровать, а обед — жидкий и безвкусный. Но ради кружки пива и очага после долгих скитаний можно перетерпеть и не такое.
Дом старосты не в пример таверне большой и ухоженный. Под окнами стояла скамейка и цвели цветочки. На скамейке сидела старушка, скромно сложив руки перед собой и щурясь на путников. Голова старушки покрыта затейливо завязанным платком. Платок тоже был не простой — из яркой, с блестящей нитью ткани. Из-под палатка торчала жиденькая седая коса, длинная, спускающаяся почти до пояса. Платье старушки прикрывал передник вышитый петушками и курочками с тонкими ножками и разноцветными перьями в хвостах. — Чьих будете? — спросила старуха, прикрываясь ладошкой от света.
Гарриетт спешился, потянул коня за собой за уздечку.
— Мы люди Эдегора, — сказал он.
— Кого это? — старушка сложила ладошку трубочкой и поднесла к уху.
— Князя Эдегора, старая, которому вы подати платите. По его приказу. Хозяина зови.
— Нету его.
— Да… — Гарриетт длинно выругался по гардарикцки и толкнул калитку. И едва не влетел во двор плечом вперед. Навстречу выскочили две собаки, Гарриетт отпрянул и едва успел захлопнуть калитку у них перед носом. В сердцах как следует пнул калитку. Собаки зашлись в хриплом лае.
Послышались звуки открываемых дверей и густой мужской голос окликнул.
— Кто там?
— Князя Эдегора отряд, — рявкнул Гарриетт.
Во дворе завозились, захлопали двери, раздались испуганные женские голоса. Йормунганд вздохнул, ткнулся на мгновение в сплетенные на гриве коня руки и тут же выпрямился.
— Ой, бабушка, — сказал он, глядя на старушку с высоты своего коня. — Мы прибыли поймать чудовище, которое нападает на путников в здешних лесах, а наткнулись на лихих людей.
Старушка пожевала губы, прищурившись, но промолчала.
— Давно тут деревенские лихим делом промышляют? — спросил Йормунганд. — Не они ли то чудовище и есть?
— Не ведаю, о чем толкуешь, — сказала старушка.
Гарриетт смотрел на старушку с выражением крайней усталости.
— Не бери в голову, — сказал он. — Поговорим с людьми, прочешем окрестности. Что ты от старой хочешь узнать?
— Я тут встретил девчонку на дороге, — продолжил Йормунганд, — Юрун. Не знаешь, чья дочь?
— Чудно вы говорите, — сказала старушка, склонив голову набок, — Будто по-нашему и не по-нашему. Откуда такой?
Собак, наконец, убрали. Заскрипели ворота, два мужика растащили их в разные стороны. Низко кланяясь, перед Гарриеттом стоял нестарый еще человек в длинной, перевязанной полоской желтой ткани, рубахе. Гарриетт протянул ему грамоту. Тот лишь мельком взглянул на княжескую печать и склонился еще ниже. Гарриетт махнул рукой, во двор въехал Йормунганд и остатки отряда с телегой.
— Где староста? — осведомился Гарриетт.
— Ушли намедни, — сказал мужик в рубахе, не разгибая спины, — сказали, к ужину будут.
Гарриетт кивнул.
— На нас напали в лесу, есть раненые, — сказал он. — Пусть их разместят где-нибудь с удобствами.
— Дочери в деревне есть? — спросил Йормунганд, спешиваясь. Мужик вздрогнул как от удара и уставился на него.
— Не держим, — сказал он. — Князь же не велит.
Йормунганд ответил ему долгим задумчивым взглядом.
— Лекари, — сказал он, — знахари? Знахарки? Травницы? Ведуньи? Кто вас лечит, принимает роды?
Мужик растерялся.
— Про роды не ведаю, у баб надо бы спросить.
Йормунганд провел рукой по лицу.
— Спроси, — сказал он. — И поскорей.
Когда Ингемара вынимали из телеги, он был уже в забытьи. Йормунганд проследил, чтобы Ругера и Брисса устроили поудобнее. Велел нагреть воды и принялся обмывать и заново перебинтовывать раны. Ему помогала девочка лет двенадцати — четырнадцати. Уже почти невеста. Йормунганд спросил ее имя, но девочка только мотнула головой. Светлые волосы уложенные в косу, веснушки на румяных теплых щеках, темные блестящие глаза.
Староста приехал не один. С ним прибыл и сборщик податей — высокий сухой мужчина на гнедом коне с мешочком для денег притороченным к седлу. Йормунганд при виде сборщика невольно поежился, хотя и никогда не платил податей, кроме как за въезд в город порой. Девочка тоже выглянула в обширный зал, куда пригласили гостей и накрыли стол, и тут же убежала обратно. Солдат оставили стоять, пока Гарриетт вручал верительные грамоты старосте деревни. Проделано все было с такой торжественностью, будто их принимал не староста, Луноликая знает какой деревеньки, а, самое меньшее, владетель городка.
Стены зала затянуты тканью, на городской манер. Вдоль стен красовались сундуки покрытые одеялами и заставленные посудой, вынутой из сундуков специально для гостей. Посуда на толстом столе, выдвинутом на середину, стояла разномастная. Тут были и плошки из дорогого зеленого стекла, и тонкой работы кружки из белой глины. Йормунганд взял в руки одну — полюбоваться на узор из танцующих рыбок.
Старосту звали Хальгаир Симонсен, уже седой крепкий мужик, привыкший держать все в своих руках. Он даже не смог скрыть досаду от прибытия гостей, хоть и улыбался сквозь седые, сплетенные в тонкие косички усы. На Йормунганда едва взглянул, хотя вид чужака явно заинтересовал его домашних. Жена Хальгаира то и дело поглядывала с любопытством на заросшего темной щетиной ирмунсульца. Но волосы Йормунгнада все же были куда короче, чем у спутников, а бороду он не носил, по обычаям своей родины. Йормунганд поскреб подбородок, не встревая в обмен любезностями между Хальгаиром и Гарриеттом, тем более у Гарриетта ладить с людьми получалось куда лучше. Гарриетт держался прямо, и даже нагло, но в открытую старосту не понукал, и разговаривал вежливо, хоть и не кланялся.
— Лихие люди, — протянул Хальгаир, разглядывая порванную одежду Гарриетта. — Мало ли таких по округам. Чего удивляться? А про чудище верно вам рассказали. Да вы кушайте, кушайте, отдохнуть вам надо.
— Чудовище или нет, нападение на купцов нехорошо, — сказал Гарриетт. — У вас должен быть собственный гарнизон, рядом же граница. Вы отправляли туда за подмогой?