Повезло

– И часто ты так делаешь? – спросил он, не желая сильно задумываться об этой части ночной программы.
Если не отвлечется от мыслей об обнаженной Эве Мартинес, то в штанах станет еще неудобнее.
– Как? Сижу у себя в клинике посреди ночи и ем пиццу с какими-то левыми парнями?
Она облизала с пальцев соус, и Джордана едва не прошиб пот.
– Прежде всего, я не левый. Три встречи за короткий отрезок времени – да мы практически встречаемся. Я спрашивал, часто ли ты остаешься на ночь присмотреть за пациентами?
– Где-то раз в неделю. – Эва сунула в рот последний кусок и отряхнула руки. – Стараюсь назначить все операции на один день, чтобы не сидеть с ними чаще. Но бывают срочные случаи, как сегодня, так что не всегда все можно спланировать.
– Так классно – то, что ты делаешь. – Джордан подумал о псе, которого помог Эве перенести в клетку, когда тот проснулся. Затем вспомнил о Финне и понадеялся, что Клэй не забудет его выпустить. – Кажется, я никогда не сознавал, что ветеринары настоящие доктора.
Эва фыркнула и подобрала ноги на раскладушку. Красивые ноги. Действительно красивые.
– Дай угадаю. Ты считал, что я всю дорогу только прививаю кошек и завязываю пуделям бантики?
– Ну что-то вроде того, – смущенно признался Джордан.
– Клише. Вроде того, что юристы преследуют только медиков.
– Завязал с этой областью. Адская работенка.
Эва искоса на него глянула:
– Поведайте мне, мистер помощник окружного прокурора, насколько вы хороши?
– Мне говорили, что я потрясающий. Если хочешь выяснить лично, буду счастлив продемонстрировать. – Эва не отреагировала, и он усмехнулся. – А, ты о рабочих качествах.
– Мы же вроде о них говорили?
– Точно. Ну что ж, я чертовски хорош, если можно так выразиться.
– Знаешь, а ты очень нахальный мужчина.
Джордан стряхнул крошку с бедра.
– Наверное, точнее сказать самоуверенный.
– Ты уже в третий раз осуждаешь мой выбор слов. Ты что, чертов словарь?
– Как мы уже выяснили, я чертов юрист. Играть словами – моя работа.
– Ясно.
Эва пересела к нему лицом, поджав под себя ноги. Раскладушка зловеще заскрипела, и какая-то железяка высунулась и уколола Джордана в попу. Конструкция явно не предназначалась для двоих. Джордан оглядел Эву. Будь он джентльменом, то сообщил бы ей, что подол задрался и обнажил дивный вид на землю обетованную, в настоящий момент прикрытую очень сексуальными трусиками из черного кружева.
– А я-то все время думала, будто твоя работа предоставлять доказательства вины подсудимого.
– Что?
– Работа прокурора. Ау?
– А. Да.
«Пожалуй, я все-таки не джентльмен». Джордан встряхнулся и попытался сосредоточиться на разговоре – с сомнительным успехом. Бросив последний оценивающий взгляд на ноги Эвы, он заставил себя посмотреть ей в глаза.
– По сути ты права. Но, как говорит мой брат Джек – кстати, адвокат защиты, – у каждого правонарушения есть две стороны. Улики, даже железобетонные, часто трактуются согласно обстоятельствам. Как обвинитель я тщательно выбираю слова, чтобы трактовка подходила под текущий закон.
– Интересная формулировка.
– Законы меняются, – пояснил Джордан. – Меняются нравы общества, а правила в основном их отражают. Восемьдесят лет назад конопля была основной сельскохозяйственной культурой страны, а двадцать лет назад нас бы задержали за распитие алкогольных напитков. А теперь наркотики под запретом, зато спиртное вполне легально. Пару сотен лет назад тебя бы посадили в тюрьму, отправили бы в ссылку или вообще забросали камнями за то, что ты провела со мной ночь без дальнейшего заключения брака. И неважно, был у нас секс или нет.
– Похоже, закон не всегда справедлив.
– Иногда нет, – подтвердил Джордан. – Особенно когда речь о политике какой-нибудь сомнительной власти или сговоре фирм. Однако очень умный человек сказал мне вчера просто как можно лучше выполнять свою работу, а справедливость оставить высшей власти.
– Интересный совет.
– Да. У моего отца их полно. В смысле, советов. – Он задумчиво глянул на Эву. – Слушай, я тебе за пару часов столько рассказал о своих родственниках, а ты о своих ничего не говорила.
***
Эва постаралась проглотить ком, вставший в горле, и выругала себя за то, что позволила Джордану остаться и затеять этот разговор.
– Что ты хочешь знать?
– Что угодно. Все. – Джордан неопределенно махнул рукой. – У тебя есть братья или сестры?
– Не-а. Я одна. При родах у мамы возникли осложнения, и в итоге она сделала гистерэктомию. А так я, наверное, стала бы первой из многих. Это у нас семейное. У маминой сестры десять детей.
– Ого. А я-то думал, что пять – это много. Ты с ними близко общаешься?
Эва вспомнила, как нервная тетя шарахалась от нее все детство, опасаясь, какое влияние отпрыск Мартинесов окажет на ее собственных детей.
– Не особо.
– И тебя это расстраивает.
Когда Эва непонимающе посмотрела на него, Джордан коснулся пальцем ее щеки.
– Когда ты о них говоришь, у тебя грустнеют глаза. Мой отец тоже единственный ребенок в семье. – Он убрал руку. – Так что у меня двоюродных братьев-сестер тоже нет. Зато австралийская ветвь – мамины родственники, отец встретил ее, когда учился по обмену, влюбился по уши… ладно, об этом в другой раз. Так вот, они плодятся как кролики. Черт, как много у меня сегодня аналогий с животными.
Эва улыбнулась:
– Ну так вспомни, где ты находишься.
– Ага. – Он оглядел комнату. – А ты всегда знала, чего хочешь? В смысле, всегда мечтала стать ветеринаром?
– Сколько себя помню. Вечно тащила в дом кого-то осиротевшего или раненого. Моя бедная мама была в ужасе, когда поняла, что все это время обряжала в розовые в оборках платьица девчонку-сорванца. Она мечтала о степенных чаепитиях и уроках балета, а я выращивала в ванной семейство лягушек.
Джордан рассмеялся:
– Очень похоже на то, что проделывал мой братец Джастин. Но так как он человеческий врач, а не животный, то использовал нас в качестве подопытных мышей. Разумеется, это означало, что ему сперва приходилось избить одного из нас, дабы потом с чистой совестью лечить. Как бы то ни было, невзирая на все испытания, думаю, теперь твоя мама тобой гордится.
– Да, она очень мной гордилась, – подтвердила Эва дрогнувшим голосом.
– Прости, – мягко извинился Джордан. – Я не знал, что ты ее потеряла.
«Если б ты знал, насколько прав». Мама Эвы пропала почти два года назад, исчезла с парковки у церкви.
– А твой отец?
Эва опустила взгляд:
– Знаешь, а ты очень назойливый.
– Любопытный.
– Так, ты опять изображаешь словарь. – На самом деле она была рада, что разговор вернулся к безопасной теме. – Ну-ка, расскажи, в чем разница, адвокат.
***
– Назойливый – это когда сосед покупает бинокль и делает вид, будто на птичек любуется, а сам выглядывает, что ты делаешь у себя на заднем дворе. Поверь, я знаю, о чем говорю.
Джордан подумал о миссис Филлипс, которая по молодости следила за ним и братьями, ожидая пищи для сплетен. Ладно, выбор ветеринара немного реабилитировал соседку в глазах Джордана.
– Любопытство же, – наклонил он голову к Эве, – это то, что сводит вместе двух людей, интересных друг другу, побуждает их узнать друг о друге больше. Такой феномен также известен как общение и, в более частном случае, свидания. Как ветеринар – и исключительно привлекательная женщина, – думаю, ты примерно в курсе о спаривании.
Эва вздернула бровь:
– Так вот что это, по-твоему? Спаривание?
– Док. – Джордан скопировал ее выражение лица. – Мы сидим на кровати. И, невзирая на то, что она в любую секунду может рухнуть под нашим весом, и что на ней простыни с Микки Маусом, это, тем не менее, кровать – традиционное место для спаривания. Сейчас… – Он сверился с часами. – Почти час ночи, никто из нас не выказывает желания поспать, а я с первой минуты, как тебя увидел… Давай выразимся так, чтобы ты меня поняла: я дрожу как жеребец, которому неймется покрыть кобылу.