Через реку забвения

– Вижу, тебе и впрямь получше, – заметила она. – Сейчас мы еще закрепим это состояние.
– Что за снадобье ты откопала?
Тереза подняла указательный палец.
– Это хорошее средство. Гель от ожогов. Недели две назад я тоже обварилась кипятком, вот здесь, – показала она едва заметное пятнышко на тыльной стороне левой кисти. – Волдыри вскочили. Пришлось сходить в аптеку. Там мне и посоветовали приобрести этот гель. Вернувшись домой, я намазала на ночь место ожога, и что ты думаешь?.. – с нотками торжества в голосе произнесла она.
Брюс пожал плечами, всем своим видом показывая, что ничего не может сказать по данному поводу.
– К утру практически все прошло! – воскликнула Тереза.
Однако Брюс скептически усмехнулся.
– Не может быть.
Она с оскорбленным видом засопела.
– Как не может, если было!
Брюс поднял ладони.
– Хорошо, хорошо, только не сердись.
– У меня даже в мыслях нет. Просто не люблю, когда мне не верят.
Взяв у нее тюбик, Брюс повертел его в руках.
– И что ты предлагаешь мне намазать? Рот? Ведь я не руку ошпарил!
В глазах Терезы на миг возникло обескураженное выражение. Вероятно, отправившись за гелем, она не задумалась над способом его применения.
– Хм… верно. – Однако сдаваться Тереза явно не собиралась, потому что тут же велела: – Ну-ка открой рот!
Брюс рассмеялся.
– Послушай, у меня уже все прошло, ничего не жжет, я в полном порядке.
– Да? А это что?
Неожиданно Тереза взяла его за подбородок и заставила поднять лицо к свету.
– Ну и что там? – спросил Брюс.
– Почти вся нижняя губа обожжена! Просто пылает. Не двигайся, сейчас я смажу ее гелем.
– Не нужно! Зачем? Говорю тебе, в этом нет необходимости.
Но Тереза уже отвинчивала колпачок. Когда она нанесла на палец немного прозрачной голубоватой мази, Брюс сразу притих, сообразив, что сейчас произойдет.
Тем временем, не обращая внимания на внезапную перемену в его поведении – как прежде игнорировала протесты, – Тереза вновь тронула его за подбородок и принялась осторожно смазывать гелем правый уголок рта и часть нижней губы.
Брюс застыл, всецело отдавшись волшебным ощущениям. Тереза была так близко, что он чувствовал чудесный запах ее волос. Она почти невесомо прикасалась к губам Брюса, даже не подозревая, какую бурю эмоций вызвала в его душе своими обычными с виду действиями.
Таковыми они были бы для любого человека, кроме Брюса. Он воспринимал их как нечто особенное, драгоценное. И сейчас идея применения геля больше не казалась ему надуманной. Напротив, он не прочь был максимально продлить лечебную процедуру.
Однако рано или поздно все кончается, завершился и этот процесс – к большому сожалению Брюса.
Но неожиданно, словно решив дать ему утешительный приз, Тереза на миг придвинулась еще ближе и дотронулась губами до левого, менее пострадавшего уголка его рта.
Продолжалось это всего мгновение, в следующую секунду она отстранилась, а Брюс продолжал стоять будто громом пораженный.
Что это? Почему она поцеловала меня? – завертелись в его голове искрящиеся как рождественские шутихи мысли. Как это следует понимать?
До сих пор Тереза никогда не проявляла подобной инициативы. Случалось, Брюс целовал ее после особенно удачного выступления, но подобное всегда происходило на виду у всех, кто их в ту минуту окружал. Наедине же они не целовались ни разу.
Тереза произнесла с негромким грудным смешком:
– Вот… чтобы быстрее заживало.
Видишь, все и прояснилось, – промчалось в мозгу Брюса. Еще есть вопросы?
Множество, ответил тот самому себе. И самый первый: почему вдруг Тереза стала такой заботливой по отношению ко мне?
Пока он думал об этом, Тереза завинтила крышечку тюбика, потом обогнула стол и села на свое место. Брюсу осталось лишь последовать ее примеру.
Полагая, что инцидент улажен, Тереза принялась доедать оставшуюся на ее тарелке половину слойки. Брюс молча наблюдал за ней, все еще переживая недавнюю череду прекрасных мгновений. Ему казалось, что левый уголок его рта пламенеет сильнее правого, обожженного, потому что этого участка касались губы Терезы.
Вдруг она перестала жевать.
– Ой, это что же получается? Теперь ты не можешь есть?
Брюс пожал плечами.
– Мне уже не хочется.
Тереза недоверчиво прищурилась.
– Ну да, как же! Так я тебе и поверила. – Она покосилась на его тарелку. – У тебя еще целая слойка осталась. Если бы мог, ты бы умял ее в два счета.
Брюс вновь дернул плечом.
– Может быть, только мне и одной вполне хватило. Ты ешь, за меня не переживай.
Тереза посмотрела на него с сомнением.
– Да?
– Конечно, – улыбнулся Брюс.
Она перевела взгляд на слойку в своей руке.
– Но… мне как-то неловко.
– Почему?
– Ну, мы оба сидим за столом, но я уписываю за обе щеки, а ты только любуешься мною.
Немного помолчав, Брюс тихо произнес:
– Неужели это так заметно?
– Что? – не поняла Тереза.
Он блеснул глазами.
– Что я любуюсь тобой.
– Да я просто так сказала! – рассмеялась Тереза. Потом вдруг умолкла и пристально взглянула на него. – Ты серьезно, что ли?
Секунду помедлив, Брюс кивнул.
– Вполне.
Повисла новая пауза. Видя, что Тереза начинает хмуриться, Брюс поспешил перевести все в шутку.
– Разве я не могу полюбоваться лицом собственного проекта? Так и вижу, как ты, изображенная на обложке нового альбома, сидя на полу среди кучи разорванных фотографий с изображением какого-то парня, с вожделением вгрызаешься в пирожное. А вверху надпись: «Упоительный миг блаженства». Или что-то в этом роде.
Как ни странно, Тереза восприняла его слова всерьез.
– Среди разодранных снимков, говоришь? – задумчиво произнесла она.
– На каждом из которых изображен один и тот же мужчина, – уточнил Брюс.
– Да-да, – рассеянно ответила Тереза, продолжая о чем-то размышлять. – Это все укладывается.
Брюс вскинул бровь.
– Куда?
– В концепцию моего нового альбома, разумеется, – удивленно взглянула на него Тереза. – Разве мы не о нем говорим?
– Э-э… да.
Он совершенно не ожидал подобного поворота. А про новый альбом упомянул только для того, чтобы не обострять отношений с Терезой. Однако она, как всегда, поймала мысль на лету и сейчас, похоже, развивает ее.
Я совсем забыл, что хотел поговорить с Терезой о новой песне! – внезапно вспомнил Брюс. Еще в лимузине разговор свернул в ином направлении и мое намерение таковым и осталось. О чем там она пела? Об одинокой, скорбящей по утраченной любви душе, которая постепенно возрождается к жизни? Да, кажется так. Постой, а ведь то, что я брякнул про изорванные фотографии и – в виде некой сублимации – про пирожное, которое способно отчасти заменить чувственные утехи или на худой конец утешить истерзанное сердце, – все это оказалось вполне уместным! Забавно…
– Я уже несколько дней размышляю, что бы такое изобразить на обложке нового альбома, – призналась Тереза. – А ты с ходу попал в самую точку. Конечно, нужно еще все как следует обдумать, но в принципе идея очень хорошая.
– Рад, что тебе понравилось, – скромно произнес Брюс.
– Только вот название… – Она поморщилась. – Несерьезно как-то. В нем явственно ощущается ирония, но ведь в моих песнях ее нет.
– А уж пора бы появиться, – себе под нос буркнул Брюс.
Однако Тереза услышала.
– Что? – Ее темные, красиво изогнутые брови взлетели. – Что ты сказал?
Услыхав в голосе Терезы напряженность, Брюс выругался про себя. Ну что ему стоило сдержаться?
Он поднял взгляд. Тереза испытующе смотрела на него, упершись основаниями ладоней в торец стола. При этом в ее правой руке до сих пор находился недоеденный ломтик слойки.
– Только то, что жизнь лучше воспринимать с некоторой долей иронии, – спокойно пояснил Брюс. – Так легче жить. По-моему, тебе стоит этому научиться.
Плотно сжав губы, она некоторое время сидела молча, словно взвешивая про себя услышанное.