Поздний старт (СИ)

Я был уверен в том, что больше никогда не выйду из дому. Как говорят, свет был не мил мне, а я ему. Даже сейчас, припоминая тот день, я всё не могу понять, как Исия удалось убедить меня не просто выйти на улицу, но и пойти на групповое свидание.
Димитрий приехал к Исия из другого города и остановился у своего друга, которого естественно тоже нужно было пристроить под тёплый омежий бок. Я не помню лица этого альфы, да и звали его как-то… То ли Йован, то ли Йосиф. В то время я не обращал внимания на подобные мелочи. Я не прихорашивался и не пытался быть любезным. В потёртых мешковатых джинсах и поношенной толстовке, с полуобритой головой и жирно подведёнными тёмным карандашом глазами, я производил именно то впечатление, которое хотел — отталкивающее.
Так вот альфа, которому меня навязали в пару, не запомнился мне ничем, абсолютно, хотя, по сути, это было моё первое свидание. Сейчас я сожалею, тогда же я был то зол, то апатичен… В общем, не шибко адекватен из-за антидепрессантов. Да, ничем, кроме того, что отнёсся ко мне, такому, с уважением. Ухаживать, конечно, не пытался, но вёл себя предельно вежливо. Завидев стайку щебечущих омег или же хорохорившихся самцов, не пытался создать вид, что мы с ним типа не вместе, не распускал руки и уделял мне ровно столько внимания, сколько ему приписывали правила хорошего тона. Если бы я ни был столь глубоко погружен в свои мрачные мысли, то наверняка оценил бы его альфье великодушие. Более того, понял бы, что за всем этим — и тут я должен выразительно раскинуть руки в стороны, открывая всего себя, — есть настоящий, всё ещё на что-то надеющийся омега.
В тот год в стране проводили какой-то чемпионат, то ли региональный, то ли национальный, то ли вообще мирового масштаба. Суть состояла в том, что на свидание мы почему-то пошли именно на эти соревнования. Кажется, Димитрию кто-то по дружбе приберёг парочку билетов. Я не фаталист и почти не верю в судьбу, если бы верил, то в то утро не раздумывал бы над тем, что начатое, то есть суицид, нужно довести до конца, но попали мы аккурат на соревнования по плаванию.
На то время бассейн я забросил давно и основательно. Из-за отсутствия стимула, поскольку успехи мои всё так же оставались посредственными, а мой, как я считал, соперник Надан плавание забросил ещё раньше, таки став заниматься борьбой. Я больше не видел себя в воде. Вокруг была только тьма, которая не позволяла мне не то что расправить крылья, а даже свободно вдохнуть. Я был поглощён и порабощён этой тьмой. Мысленно я поставил на себе крест и не проявлял ни капли участливости к происходящему, когда мы заняли на трибунах свои места.
Одиночные заплывы на разные дистанции не восхищали меня, а эстафета не привела в былой восторг и не зажгла меня азартом. Я просто смотрел на то, как плывут другие, думая о чём-то своём. Сейчас уже не вспомню, о чём именно. А после я словно очнулся, увидев ЕГО.
Это был второй полуфинал. Восемь пловцов на старте готовились соревноваться за место в финальном заплыве на двести метров вольным стилем. Восемь пловцов: семь альф и один омега. Он занял шестую дорожку, чуть ниже меня ростом, но более широк в плечах, с красивым… Нет, безупречным рельефом мышц и в плотно облегающих его ноги плавках. Но, что самое поразительное, его не волновало ничего вокруг, он упрямо смотрел лишь на водную гладь, словно разговаривал с ней на далёком для нас, смертных, языке.
Из правил спортивных соревнований уже давно исключили пункт, обязывающий оглашать статус их участников, но никто и не запрещал этого делать, поэтому зал громко ахнул, когда на табло вывели имена полуфиналистов. Думаю, потому что были уверены, что омеге нечего делать там, среди матёрых альф, демонстрируя своё полуобнажённое тело на всю страну.
Я тоже ахнул. От восхищения. Помню тот восторг и тот неистовый азарт, который захлестнул меня сразу же после старта. Я кричал, дико и отчаянно, не отрывая взгляда от спортсмена, плывущего по шестой дорожке. Я хотел, чтобы он выиграл этот заплыв. Чтобы утёр нос всем альфам, зрителям, судьям, да хоть самому Богу, который наделил омегу слабым духом, тем самым поставив его ниже альфы. Я был уверен: если Он выиграет, мир перевернётся. Хотя бы для меня, вновь увидевшего, как с распростёртыми крыльями птица парит над водной гладью.
Если бы сейчас от моего имени говорил мой папочка, он бы сказал, что я был подобен чахнущему бутону, который наконец распустился прекрасным цветком. Но я не хотел быть цветком. В тот момент я чётко видел путь, в конце которого меня ждали мои крылья.
Омега в заплыве не победил и даже в финал не прошёл. Но было ли это действительно важным? Я наблюдал только за ним, поэтому заметил: то, как тяжело он дышал, выбравшись из воды, с каким разочарованием смотрел на табло, заведомо зная, что он не стал одним из восьми лучших, как сперва свесил голову, а после улыбался, когда альфы-победители пожимали ему руку в знак признания. Я видел всё это своими глазами и хотел того же. Нет, я хотел большего.
Оказывается, мои амбиции были просто непомерны: не просто участие в национальном чемпионате, а первое место на нём. Не ради себя, хотя и это тоже, но и ради этого омеги, ради всех омег, которые всё ещё считают, что дом, быт, супруг и дети — это их вершина. Но я, Святимир Панич, взойдя на пьедестал национального чемпионата, хотел показать другим, что в действительности означает «достичь вершины».
— Свят, с тобой всё нормально? — резко повернулся к Исия, смотрящего на меня с тревогой. Он испугался, наверняка подумав, что я хочу спрыгнуть. Я и правда очень низко перегнулся за поручни, практически висел вниз головой. Димитрий, похоже, считал немного иначе, встав между нами в попытке защитить своего жениха от невменяемого омеги.
— Все отлично, — ответил, улыбнувшись. — Всё действительно отлично, — Исия, как и его альфа, вздохнули с облегчением.
— А как вы познакомились? — полюбопытствовал уже в уютном кафе, пользуясь моментом, когда альфы таки отлипли от нас ненадолго. Не то чтобы мне было действительно интересно, просто совестно. Оказывается, я спустил в канализацию целый год своей жизни, который уже не вернёшь. Забросил учебу, плавание, утратил доверие родителей и обзавёлся сомнительными друзьями, наплевав на настоящих. Осознав всё это, я мог бы прийти к выводу, что на этом моя жизнь и закончилась, так толком и не начавшись, но на сердце было слишком легко, чтобы думать о мрачном. Проще говоря, я был готов принять и объять весь мир со всеми его странностями.
— Ну… — Исия спешно отводит взгляд, наталкивая меня на мысль, что что-то в этой истории не так уж и ладно. — Нас родители познакомили. Димитрий — сын одного заказчика, с которым отец сотрудничает уже много лет.
— Брак по договоренности? Шутишь, что ли?! — понятное дело, что я завёлся с полуоборота. Подобные союзы виделись мне не просто пережитком прошлого, но и откровенным унижением. В наше время родители не выбирают пары своим детям, ну, если не считать аристократов, которые бдят свою голубую кровь, вот только у Исия родители то ли были старой закалки, то ли просто торопились пристроить сынишку-омежку под состоятельное альфье крыло. Учитывая прирождённый талант Исия к точным наукам, мне стало его искренне жаль.
— Он тебе хоть нравится? — спросил осторожно, боясь обидеть.
— Конечно нравится! — возмутился омега, начав активно размахивать руками. — Он добрый, образованный, спокойный и галантный. Не распускает руки, — я фыркнул, прекрасно понимая, что двадцатилетнему альфе бесполезно что-либо распускать при пятнадцатилетнем суженом. В нашей стране суровые законы, по которым Димитрия с одного омежьего чиха Исия могли осудить от трёх до пяти лет.
— Он хорошо ко мне относится, — выдав ещё несколько хвалебных фраз в сторону жениха, подводит черту в нашем разговоре Исия. – И будет достойным мужем и отцом. Я в этом уверен.
— А как же любовь? — ляпнул нечто неразумное, поскольку и сам ещё не задумывался о любви. Любовь для меня ассоциировалась с отцом и папой, сам же я ещё ни на одного альфу не посмотрел с чисто омежьим интересом. Просто знал, что любовь должна быть.