Поздний старт (СИ)

— Не только в любви счастье, — как мне показалось, искренне веря в это, ответил Исия, и на том наши омежьи прения пришлось прекратить.
Уплетая ананасовое мороженое за обе щёки, я не сводил глаз с Димитрия. Похоже, он и правда был хорошим человеком, с заботой и вниманием относился к Исия и вообще вёл себя достойно. Может, Исия ему тоже нравился и в его лице альфа видел примерного мужа и папу своих детей. Всё это я понимал, но без любви… В свои пятнадцать я был уверен, что без неё никак.
— Пап… — на душе кошки скребли, но, решаясь на этот разговор, я знал, что легко не будет. Но и что окажется столь сложно посмотреть человеку в глаза, как-то тоже не ожидал.
Между мной и папой всегда были тёплые, доверительные отношения. Ну, по крайней мере до тех пор, пока я сам не отдалился от семьи. А ведь раньше я даже не задумывался над тем, что и папе может быть тяжело с таким мной. В смысле не с фриком с суицидальными наклонностями, а с не совсем омегой.
Наверняка все его друзья, знакомые и просто коллеги по работе рассказывали о своих детях, показывали их фотографии, сетуя на то, как они быстро повзрослели и вот-вот выпорхнут из родительского гнезда, а моему папе, скорее всего, в такие моменты было весьма неловко. Ему не то что рассказывать было нечего, просто заикаться обо мне таком, скорее всего, было стыдно.
— Что, милый? — папа поднимает на меня усталый взгляд, продолжая медленно нарезать овощи.
В тот миг я ужаснулся: передо мной был Радован Панич, но и не он одновременно. Похудевший, осунувшийся, с обширными тенями под глазами и потускневшим, утратившим свой прежний, нежно-теплый оттенок запахом. Да, в последнее время у папы было много работы, и благодаря их с отцом труду мы сейчас могли себе позволить намного больше, чем, скажем, пять лет назад, но этого омегу истощила не усталость. Это сделал я — его сын. Единственный и неблагодарный.
— Прости… — прошептал, вот честно совсем не собираясь плакать. В итоге не только зарыдал, но и на колени рухнул. То, что телосложением я не похож на омегу, ещё не означает, что омега не живёт внутри меня. После я, конечно, больше не поддавался подобным порывам, но тогда не знал иного способа выразить своё раскаяние. Не мог подобрать слов для того, чтобы передать, как мне жаль.
— Господь Триединый! — папа бросает и свою нарезку, и уже кипящие на плите кастрюли и падает на колени подле меня, обнимая и баюкая в своих объятиях, словно ребёнка.
— Что случилось, Мир? — спрашивает встревоженно, прижимая мою глупую голову к своей отеческой груди, в которой учащённо бьётся безмерно любящее меня сердце. Я улыбнулся: пятнадцать лет уже прошло, а мои родители, бывало, всё ещё спорили о том, как же меня нужно было назвать — Святислав или же Любомир.
— Много чего, пап, — отвечаю, хлюпая носом, — причём по моей вине. Но я обещаю, пап… Слышишь? — чуть отстраняюсь, дабы посмотреть папе в глаза, но и не выскользнуть из его придающих уверенность объятий. — Я обещаю тебе, Радован Панич, что ты ещё будешь гордиться своим сыном, стоящим на пьедестале национального чемпионата.
— Нет, — папа категорично качнул головой, и я мог бы подумать, что он не прощает меня, если бы не заметил, как дрогнули его губы, — не национального, а олимпийского.
— Ну, для олимпийского я уже слегка староват, — в тот момент я ещё раз подумал о том, что упустил столько возможностей из-за своей глупости, успокоив себя тем, что их, возможностей, будет ещё больше. В будущем. И я непременно воспользуюсь каждой из них.
========== Часть 3. ==========
Шестнадцатый год моей жизни оказался весьма насыщен событиями. Проще говоря, со мной, да и не только, произошло много чего занятного.
Чреда взаимосвязанных событий началась с того, что я вернулся в плавательную секцию. И не просто вернулся, а начал прилагать максимум усилий для того, чтобы стать профессионалом. Я запомнил того омегу с национальных и даже какое-то время следил за его карьерой. Он достиг многого, но звездой мирового класса так и не стал, в итоге став на тренерскую стезю, а вот я сдаваться не собирался.
— Отличный результат, Свят! — выбравшись из воды, сдержанно кивнул тренеру в ответ. Да, внутри всё трепетало, ведь я, омега, только что уделал троих альф на стометровке вольным стилем, но расслабляться я себе не позволял. И пусть, чертыхаясь, они смотрят на мою обнажённую широкую спину, покрытую капельками воды, и подтянутую попу в облегающих плавках до колен. Я ещё и шапочку демонстративно сниму, позволяя своим густым тёмным волосам лечь мне на плечи. Да, миниатюрным красавчиком я не стал, но и уродом отнюдь не был. Найдётся на меня, как говорят, покупатель, — будем на него посмотреть с высоты своего метра девяносто, а не найдется… У меня был спорт и большие планы на будущее, так что на заморочки подобными глупостями времени почти не оставалось.
— Мерзость! — зло сплёвывает один альфа, проходя мимо меня. Ну да, обидно, вот только настолько глубоко внутри, что внешне по мне и не скажешь. Я высокий, крепкий, пышущий здоровьем, силой и жизнерадостностью омега, душа и сердце которого закрыты для всех.
— Самое отвратительное, что он пахнет как омега, — брезгливо кривится второй.
— Причём даже получше некоторых омежек-конфеток, — вставляет и свои пять копеек третий, подмигивая мне.
Делаю вид, что мне всё равно, но на самом деле мне весьма неприятно. Альфы правы: единственное, что мешает мне чувствовать себя полностью свободным — это запах. Он, какими бы гелями и парфюмами я ни пользовался, сразу же выдавал во мне омегу. Да, не все альфы реагировали на меня так, как эта троица, некоторые даже пытались ухаживать, вот только все они сдавались, столкнувшись либо с моими омежьими требованиями к полу противоположному, либо с мнением окружающих. А мнение у большинства стадное: раз на других омег не похож, значит, гены у Святимира Панича порченые, так что и детки у такого нормальными точно не будут.
Досадней бесплодности моих попыток замаскировать собственный запах была только течка. В шестнадцать лет уже познаёшь абсолютно все её «прелести». Проще говоря, хочется, чтобы тебя подмял под себя сильный альфа, залюбил до звёзд перед глазами и повязал узлом, да и меткой можно… Было бы. Я исключением не был, хотя подобные желания сильно меня смущали.
Изматывать воздержанием свой организм во время течек было глупо и, как говорил мой папочка, омежьего здоровья не прибавляло. День, когда мы с папочкой ходили в секс-шоп за набором для девственного омежки, я не забуду до конца своих дней. Особенно глаза продавца-альфы после фразы моего папочки: «Мне бы ребёнку фаллоимитатор подобрать». Даже в столь щекотливом деле Радован Панич не опускался до жаргонного лексикона.
— Свят, ты лучший! — на шее у меня повис ещё один, такой же отчаянный, как и я, омега, пылающий страстью к плаванию, но не стремящийся к профессиональным достижениям. Я, признаться, подозревал, что в секцию он пришёл вслед за нравившемся ему альфой. — Уверен, что тебя включат в состав команды для участия в межшкольных.
— И не сомневайся, — задорно щёлкнул мелкого — а этот омежка и вправду был чуть ли ни вдвое меньше меня — по курносому носу, даже не подозревая, что уже через пару недель весь мой оптимизм пойдёт прахом.
— Какого чёрта?! — иногда я пользовался своим ростом и телосложением, чтобы произвести нужное впечатление. Как, например, сейчас, когда я навис над угрюмым тренером, упершись ладонями в его стол. — Какого чёрта, спрашиваю, меня нет не только в списке на эстафету, но и вообще в составе команды?!
— Святимир, — тренер поднялся. Неуютно, видать, сука, себя чувствовал, смотря на меня снизу вверх, а лучше бы виновато, — да, твоя кандидатура рассматривалась спортивным комитетом, но утверждена не была.
— Почему?! — рявкнул, грохнув кулаком по столу. И настроение, и настрой у меня были не ахти, гормональные всплески в преддверии течки делали меня… отчаянным, а характером я от рождения скромным и кротким не был.