Целительница: другая (СИ)

— Вы, вероятно, Виктория?
— Да.
— Она ждёт вас в кафе, проходите. Прямо по коридору, который слева от меня.
Вика кивнула в знак благодарности и двинулась дальше. Всё тот же прием: свет в длинном проходе исходил из пола, хотя теперь ассоциации уводили в пещеру на четвертом плане бытия, где Пятницкая однажды породнилась с тотемом.
Кафе было в мягко-синих тонах с простой белой деревянной мебелью и желтыми лампами-звёздами под голубым потолком. Цветные витражи пропускали мягкий свет. Лишь вспомнив, что помещение подвальное, Вика поняла, что свет был ненастоящим.
Маша улыбнулась, приглашая сесть.
— Будешь чай? Рецепты твоей мамы. Посмотри чайную карту.
— Я кофе, — и добавила, чтоб не допускать неловкой паузы: — «Алеф-практика»? Иврит, конечно, язык близкий к Богу, но мы всё же в России?
— Каббала в моде.
— Ага, и вы чтоб оставаться в вечном тренде решили учесть в интерьере великое множество стилей?
— Скучала по твоим комментариям, — тепло сказала Мария. — Это Пётр фантазировал. Он маркетолог.
— Твой новый?
— Уже полтора года вместе. Он взял на себя поиск помещения и ремонт. Придумывал фишечки, чтоб создать располагающую атмосферу для трансформаций.
— С атмосферой получилось, — согласилась Вика, подумав. — Насчёт трансформаций — не знаю.
— Лектории у нас белые и светлые. Они этажом выше. Хочешь покажу?
— Нет. Лучше кофе.
— Точно, забыла. Сейчас.
И Новикова скрылась на пару минут за распашными дверями.
— Пойдешь к нам преподавателем? — спросила она, подавая кофе. — Будет очень кстати.
— Нет. Смущает меня ваша затея с массовым обучением.
— А ты приходи на лекцию, сама увидишь — это работает.
— Не вижу я, Маш, — призналась Виктория, после паузы. — Ничего не вижу: ни планы бытия, ни ангелов, ни божественную энергию. Как отрезало. Ничего не вижу и не чувствую.
— Не знала, что так бывает, — ахнула Маша.
— Это уже не важно.
— А что важно?
— Что больше не болит.
В проходе показалась Анастасия Георгиевна. Вика замерла с неестественно прямой спиной. Легкие сжались. Она лишь выбросила руку, жестом показывая: не подходи. Её мама молча развернулась и скрылась в темноте.
— Зачем ты так с ней? Хотя бы поговорила.
— Потому что здесь ещё болит. Ладно, пройду я…
— Может вам всё же поговорить, чтоб боль отпустила и её и тебя?
Вика бросила злой взгляд на Новикову.
— Моя подруга Маша сделала бы вид, что на моей стороне.
— Моя подруга Вика пришла бы на мою свадьбу, — парировала Мария.
— Я не знала, извини, — холодно ответила Пятницкая.
— Ты думала только о себе и наплевал на весь мир.
— Я думала о Викторе. Я хотела найти его хотя бы на четвертом плане бытия.
— Ты и без того его там искала.
— Думала недостаточно ищу.
— И что? — совладав с собой, спокойно спросила Маша.
— И его не нашла и дар потеряла.
— Как потеряла?
— А как тут не потерять, если в это мироустройство я больше не верю. Ну, нет его на четвертом плане бытия! — повысила голос Вика.
— А на пятом?
— Не говори ерунды, он же не вознесеный мастер, не святой, не…
— Так пробовала там искать? — перебила Новикова.
— Нет. Пробовала с его душой поговорить.
— И что?
— Ничего? Она не вышла со мной на связь.
— Хочешь, я попробую?
— Попробуй.
— А ты попробуешь прийти на наши лекции?
— Баш на баш, — в Пятницкой вмиг проснулись все воспоминания о банковской жизни.
— Я схожу на пятый план без всяких условий.
— Сходи. И я пойду. Много всего. Нужно переварить.
Пятницкая ушла, так и не пригубив кофе.
Она двигалась от Тверского бульвара в сторону Арбата, надеясь, что свежий воздух приведет её в чувства, а после метро доставит в привычный мир. Она закроет дверь на замок и не выйдет из квартиры ещё пару лет. Чертов мир боли нанес очередной удар. Ей не было стыдно, что она не вкусила салатов на свадьбе подруги, ей было больно, что Маша, у которой всё складывалось хорошо, не приняла ее попыток выбраться из депрессии. Виктория давно бы убила себя, если бы любимый был по ту сторону жизни. В данных обстоятельствах казалось бессмысленным менять один одинокий ад на другой. Про ненависть к той, что породила её, Пятницкая и думать не хотела. Лишь позволяла внутри себя существовать противоестественной конструкции из злобы и протеста.
Завибрировал телефон. Пятницкая машинально взглянула на экран — привычка быстро вернулась. Смолин прислал очередное фото. Через стакан с белым вином вырисовывались снежные горы.
«Вид из моего окна. Решайся!»
И она решилась, отбрасывая прочь все мысли, как раньше, превращаясь в человека действия: посмотреть время рейса и аэропорт, забрать из дома паспорт, вещи, быть вовремя.
У неё не было времени нервничать, а вот Смолина она заставила это делать, войдя в самолет последней и садясь в кресло под звуки из селектора: «Двери в положение ARM».
— Ты в джинсах, — с видимым спокойствием выдал он.
— Ну, купишь мне ещё пару платьев, если тебе надо, — непринужденно улыбнулась Вика.
— Дерзкая.
— Было у кого учиться, — хмыкнула она, а после добавила. — Колись: нервничал же и подсчитывал убытки? Билет в бизнес, зарегистрировал меня заранее.
— Верил и надеялся, что мне зачтётся.
— Так уже зачлось. Я лечу с тобой.
— Как же я по тебе скучал.
— А я по виски. Когда начнут разносить? Давай кнопочку нажмём, вызовем стюардессу.
— Вика! Ты же говорила, что только вино?!
— Не мешай мне расслабляться, тебе же лучше.
— Кого ты обманываешь? У тебя две стадии: трезвая и блюющая.
— Началось, — улыбнулась Вика, подходящей стюардессе.
  
Глава 4
 
Поезд вёз Пятницкую и Смолина из Женевского аэропорта в Лозанну. Скупые зарисовки швейцарской провинции проглядывались лишь на станциях. В остальное время за окном мелькали фонари.
— Через двадцать минут прибудем на вокзал.
— Удобно, чуть меньше часа в пути.
— Очень удобно! Я езжу так на работу. Выхожу в центре Женевы. Там до офиса пять минут пешком. И в Лозанне пять минут до вокзала. По дороге читаю новости и листаю свой планер.
— Невероятно! Ты ездишь на работу на электричке.
— Невероятно, что ты грозилась пить виски, а не осилила и один стакан.
— Вино мне стало ближе, — отшутилась Вика. — Почему Лозанна, если работаешь в Женеве?
— Неуютный город. Словно стоит на другом озере. Останешься подольше, свожу тебя в Женеву и поймёшь.
Виктория улыбнулась, не комментируя фразу. Не знала как. Ещё в самолёте под виски она ощутила расстройство множественной личности самой себя. То она действовала как та, которая когда-то встречалась с Алексеем, то как руководитель подразделения в банке, как вдова, как жена Виктора. Личности брали главенство над ней в рандомном порядке, что не давало ей расслабиться и приходилось излишне контролировать свое поведение. Ненормально было испытывать стыд, радость, азарт и боль практически одновременно. Сидеть одной в квартире, общаясь разве что с кассирами в ближайшем магазине, было куда проще, чем выйти в мир людей, которые тоже думают, чего-то хотят и куда-то идут. И при всём желании оставаться незаметной, у нее не вышло.
— Ты отказался от машины?
— Здесь, да. Уровень комфорта несопоставим с количеством проблем и затрат. Мне же не нужно ездить во Францию за продуктами, — усмехнулся Алексей.
— О чём ты? — не поняла Вика.
— Это местное развлечение, поехать в выходные за покупками во французские супермаркеты, где цены ниже. Я не заморачиваюсь.
— Ты дружишь с местными?
— Больше с такими же приезжими как я. Их много. И русских много. Кстати, взял на завтрашний вечер билеты на концерт какого-то крутого русского пианиста.
— Пианиста? — не поверила Пятницкая.
— Это же тусовка. Почувствуй себя героиней старого романа, когда люди ходили в театры, чтоб себя показать и на других посмотреть.