Целительница: другая (СИ)

— Странная аллегория. В романе, который сразу припоминается под стук колёс, всё заканчивается плохо для героини.
— Брось, эти поезда почти бесшумные.
— И всё же.
— Вика, я тебя не тороплю и готов ждать ответных чувств. Оставь ненужные волнения.
— Спасибо.
— Я хочу, чтоб ты расслабилась и насладилась добрым городом в хорошей компании.
Вика улыбнулась, не мог Алексей не ввернуть в фразу что-то восхваляющее самого себя. Интересно, почему ей это всегда бросалось в глаза — восхищая, раздражая, маня и утомляя одновременно. Она пристально смотрела на Смолина, тот улыбался в ответ, только Пятницкая вовсе не ловила его улыбку, она зацепилась за немой вопрос: что ей импонирует в его уверенность в себе? И поняла, что этого в ней нет, сколько бы она ни копировала когда-то чужие умения и навыки. Умер Виктор, завершилась её карьера в банке, дар исчез, и она осталась без ориентиров и опор, без слов одобрения и даже критики. Ах как непосильна свобода, если ты из себя ничего не представляешь и не можешь родить даже цель для продолжения пути.
Поезд остановился, что спасло Пятницкую от ещё большего падения в темные мысли.
***
Вика сидела в кресле с ногами и смотрела в окно, за которым был туман.
— Раньше ты бы одела мою футболку без моих штанов, — Алексей подал ей бокал с красным вином и сел рядом на диван, касающийся кресла.
— Ты обещал меня не торопить и красивый вид из окна.
— Погода считывает твоё настроение, — усмехнулся Смолин. — Ладно. Конечно, обещал. Я съезжу завтра на работу на пару часов и вернусь. Могу оставить вторые ключи, вдруг тебе захочется прогуляться. Хотя еда, вино — всё есть дома.
Пятницкая кивнула и спросила:
— Ты не помнишь, почему я пошла учиться на финансового менеджера?
— Помню. Ты разве нет?
— Нет.
— Так на спор. Ты всегда завидовала, что я круче тебя, а ведь мы тогда с тобой еще даже не встречались.
— А-а-а, Смолин, — всплеснула руками Вика. — Какой ты?!
— Да, так и было, — продолжил он, не реагируя на её эмоциональный возглас. — Ты вдруг пришла, начала расспрашивать по учёбу, про возможные перспективы после и зарплату, если ты выберешь профессию, как у меня. Что-то мямлила про тяжёлый труд врачей и ординатуру, что родители не очень-то и рады. Ну, я и сказал, что ты просто не потянешь экономику, что не твоё. Вот ты и зарубилась: подала документы не в мед, а в вышку. И мало того, что поступила, так ещё и с красным дипломом закончила.
— Угу, — хмыкнула Вика, понимая, что истинные причины нужно искать в её взаимоотношениях с родителями, а скорее с мамой. Смолин так — пешка в игре. Было больно. Она резко опустошила бокал вина и потребовала у Алексея добавки. Тот не стал возражать.
— Я до сих пор помню твою увесистую раскраску-атлас по анатомии. Как ты старательно раскрашивала кровеносную систему или строение глаза.
— Точно! Меня это завораживало. Я ведь и сейчас помню, что человеческий скелет состоит из 206 костей. Из них 85 костей парных и 36 — непарных. У детей больше костей, а потом…
— Остановись, — запротестовал Смолин. — Я тебя понял. Теперь вдвойне странно, что ты не помнишь, как поступала.
— Да, это стерлось из памяти.
— Ну, нашу-то встречу забыть невозможно. Как ты вылила на меня кофе?! — театрально возмутился Алексей.
— Потому что ты надутый индюк! Был и остаешься. Нечего было лезть без очереди в кинозал, не замечая никого вокруг. Сам напоролся на мою руку со стаканчиком кофе.
— А потом?!
— А потом ты так орал, что мне ничего не оставалось, как вылить остатки напитка тебе под ноги. Я свои кеды тогда тоже забрызгала.
— Я тебе подарил новые, — стрельнул глазами Алексей.
— Помню, Леш. Стелла Маккартни. В то время я и представить не могла, что кеды могут стоить восемь тысяч.
— Я тоже перед тобой красовался. Доходы выросли позднее. Хорошее было время.
— Оно было… — неоднозначно протянула Виктория.
— Неужели ты ни о чём не жалеешь?
— Я человек, Леш, конечно, мне есть, о чём пожалеть. И всё же это было.
— Ну, кеды покупать тебе не буду, ты и так в кроссовках. Давай, купим тебе завтра платье и туфли, чтоб было в чем идти на концерт.
— Давай, если тебе так хочется.
— Удивляешь меня всё больше и больше! Сейчас ты бы не вылила на меня кофе.
— Хочешь проверить? — хитро улыбнулась Вика.
— Нет.
***
Из-за тумана было темно и совсем не важно, открыты глаза или нет. Жаль, что даже это не помогало Пятницкой уснуть. Смолин спал в соседней комнате на диване, а ей казалось, что она слышит его дыхание. Не одна. Ощущения были яркими. Усталость от прежних мук уступала место надежде, что всё может сновать стать хорошо, дай она этому случиться. Там всего лишь за стенкой мужчина, которого она когда-то любила. Значит было за что?!
«Кто сказал, что чувства невозможно возродит?! Бесспорно, он не Виктор. Витя… Нет тебя больше, Витя. Пора это признать. Пора принять, что раз тебя нет нигде, и я не могу общаться хотя бы с твоим духом, такова воля Бога, развести нас и в жизни и после неё. А Лёша? Он раз за разом невзначай появляется на пути. Посмотри, Витя, ведь я наплакалась до седых волос, что же ты меня не отпускаешь? Или я тебя? Признай, что его нет. Признай. Позволь себе снова полюбить. Пусть не сразу. Стоит хотя бы тело пожалеть, не видевшее ласки столько лет. Два с половиной года прошло. Больше чем мы были женаты. Пора разрешит себе забыть тебя».
Дыхание застряло и вышло с большой задержкой и хрипом. Хотелось откашляться, при здоровом горле. Но боль не поддавалась на уговоры, оставаясь в сердце.
«Не сегодня. Пусть Лешка так и лежит на диване. Сегодня пора спать. А ты? Как же ты, Господи, ко мне жесток?!».
***
«— Вниз под горочку, не заблудишься!»
Лёша был прав. В Лозанне сложно было не найти Женевское озеро. Леман — называли его местные.
Восхищаться Вика начала ещё до подходов к воде. Старинные здания города не погружали в сказку, не грозили своей помпезностью, не возвеличивались над людьми, они обустраивали улицы, погружая в уют. Новые строения не конкурировали со старыми, поддерживая прежние начинания. Хотелось переодеться в удобные домашние тапочки и бродить по городу, как по огромной квартире. Крутые склоны улиц способствовали возникновению этого желания. Хорошо, что Вика была в кроссовках и странно, что Смолин так хотел видеть её в туфлях.
— Алло! Вика, где ты?
— Там где туман касается моих ног.
— Очень литературно. Но лучше скинь координаты точки.
— У меня нет интернета в роуминге.
— Ясно. Тогда опиши местность.
— Впереди озеро. Позади променад. Я сижу на парапете.
— Ви-ка! — остановил её Смолин.
— Рядом пришвартован корабль и одинокое дерево цветёт большими розовыми цветами.
— Понял. Сиди там. Скоро буду.
Вику так привлекал пейзаж, что скорость движения Смолина была не важна. Она всматривалась в дымку, как в глубину себя.
«Есть ли смысл в моём горе? Отболело ли? Нет. Стало легче, когда я ушла от всех? Нет. Стало другим лучше без меня? Тоже нет. Хотел бы Витя, чтоб я всю жизнь провела в слезах? Не думаю. Или это ты, Бог, так решил? Но Ты послал мне Лёшку. За что же я всё кляну судьбу, когда сама не принимаю её? Я хотела перестать исцелять. Перестала. Никто не требует от меня чудес. И стало пусто. Хотела бы я сказать: без Вити пусто. Но это лишь половина правды. Мне пусто без той части меня, от которой я бежала. Не только смерть мужа изуродовала душу, но и отсутствие радости от того, что чей-то путь может продолжаться без боли и в вере в чудо. Я потеряла веру. А вместе с ней и себя. И ведь даже не болит. Просто пусто. В легких нет воздуха. В сердце нет музыки. Только стук, чтоб поддерживать жизнеспособность. Ты послал мне Лёшку. Человек, которого я когда-то любила. А он до сих пор любит меня. Готов быть рядом. Поддерживать. Наверное, я имею право на счастье, хоть он и не Витя?»
От последнего осознания у Пятницкой появилась горечь во рту.