Дьяболик
Тонзура была обязательным требованием для желающих наняться на службу к имперским грандам. Она означала, что человек обратился в веру благородных, гелионизм, ну или, по крайней мере, сделал вид. Тем, кого нанимали на работу, на тонзуру наносили татуировку с печатью хозяина, так называемую сигиллу, которая сохранялась до конца действия контракта.
Нечто в их взглядах на нас говорило мне, что эти люди не испытывают к нам ни малейшей привязанности. Под давлением технологической монополии грандства они вынуждены были отказаться от привычной жизни, принять чужую религию и служить, чтобы выжить. Я напомнила себе, что все эти люди были просканированы на наличие сепаратистских наклонностей и не представляют опасности. Сепаратистами называли жителей тех планет, которые полагали, что им лучше освободиться от власти империи, и выступали против запрета на образование. Сепаратизм являлся государственной изменой, и никого, обладающего подобными настроениями, к наследнице рода Эмпиреан и близко бы не подпустили.
Тем не менее команда не поклонилась нам и не опустилась на колени. Они стояли и молча смотрели, пока матриарх, в свою очередь, осматривала их. Кое-кто с тревогой покосился на челядь, несущую мои вещи. К челяди излишние вообще относились крайне неприязненно.
– Приветствую всех и рада вас видеть. Продемонстрируйте мне свои сигиллы. – Матриарх благосклонно, хотя и несколько натянуто улыбнулась. – Пожалуйста, – добавила она после некоторой заминки.
Похоже, это слово далось ей нелегко. В своей крепости ей никогда и никого не приходилось просить.
Излишние наклонили татуированные головы с печатью Эмпиреанов: солнце, встающее из-за горизонта планеты. Я заметила, что многие стиснули при этом кулаки и сжали челюсти. Пока матриарх проверяла сигиллы, некоторые из работников переглянулись. По спине у меня пробежал холодок. Отчетливо повеяло возмущением.
Раньше я немало удивлялась тому, что матриарх наняла излишних в качестве моего эскорта в Хризантему. Это были ненужные хлопоты, на мой взгляд. В конце концов, живые люди вообще не требовались. Компьютеры сами прекрасно управлялись с кораблем и навигацией, они могли даже починить звездолет и самих себя. Компьютеры и роботы использовались для войн, для создания новых лекарств, для всего на свете. Вот почему людям не требовалось знать, как те работают и какие научные явления за этим стоят. Система давно перешла на самообеспечение.
– Мы используем труд наемных работников, Немезида, именно потому, что они опасны и дорого обходятся, – объяснила матриарх. – Власть над машинами принадлежит нам по праву. Власть над челядью естественна, если ты достаточно богат, чтобы позволить себе их купить. Но власть над излишними, над теми, чья преданность оплачена деньгами и кто служит тебе против своего желания и наклонностей… Это самая опасная и трудно предсказуемая власть из всех. Свита из наемников, сопровождающих тебя в Хризантему, будет лучшим свидетельством силы нашей семьи. Если ты явишься ко двору без них, то пойдет слушок, что мы не в состоянии себе их позволить или, что еще хуже, не в состоянии их контролировать. Как только тебя представят императору, ты сможешь их уволить…
Наконец, матриарх завершила осмотр.
– Благодарю вас. Уверена, все вы хорошо послужите моей дочери, – сказала она, потом обернулась ко мне и протянула руки. – Будь осмотрительна, дочь моя. Удачного тебе пути сквозь субпространство. И постарайся выжить.
Я опустилась на колени и прижала костяшки ее пальцев к своим щекам.
– Постараюсь… – ответила я и запнулась, не в состоянии выговорить чуждое слово. – …матушка, – добавила напоследок.
На долю секунды мои зрачки встретились с острым взглядом матриарха. Наш заговор пришел в движение. Затем мы церемонно простились друг с другом.
Наемники расступились, давая мне пройти на арендованный корабль. Приставленная ко мне челядь тащила за мной баулы с одеждой и прочим, что могло понадобиться Сидонии Эмпиреан во время путешествия и пребывания в Хризантеме. Если бы не мой обостренный слух, я вряд ли расслышала бы фразы, которыми обменялись излишние после того, как шлюз был задраен.
– Какое суровое прощание, – сказал один. – Не похоже, что она будет сильно скучать по дочке.
– Я же говорил тебе, что голубая кровь холодна, – ответил второй. – После нескольких веков генных модификаций они разучились чувствовать, как нормальные люди.
Я ничем не выдала, что слышала их диалог, хотя слова едва не вызвали у меня улыбку. Что удивительно, учитывая факт отсутствия чувства юмора. Самое же смешное заключалось в том, что эти существа даже не представляли, до какой степени холодна и генномодифицирована я на самом деле.
Теперь у меня было только две цели в жизни: обмануть весь свет, убедив его, что я – Сидония, и не умереть при этом.
Глава 9
Все путешествие я провела в своем отсеке вместе с челядью, вновь и вновь повторяя то, что узнала об императорском дворе. Все время представляла, как Дония беспокойно ходит из угла в угол своей комнаты, ожидая момента, когда звездолет вынырнет из субпространства и я смогу послать ей весточку.
Я притворялась, что сплю по восемь часов, как делала бы она. Ела ровно столько, сколько ела бы она. Приходилось постоянно подавлять потребность двигаться и упражняться. Легко было не думать о зарядке, в ту пору, когда я страдала от слабости, спровоцированной мускульной деградацией. Теперь же мне казалось, что я вот-вот взорвусь от распиравшей меня энергии. Однако я не решалась потакать этим желаниям, опасаясь свести на нет всю работу.
Сидония рассказывала мне, что космос – необъятен, но до сих пор я не понимала насколько. Мы двигались в субпространстве с невероятной скоростью, наше путешествие длилось уже несколько недель, но мы пересекли лишь крохотную частицу известной людям вселенной. За иллюминатором темнела беззвездная пустота.
Иногда в субпространстве что-то шло не так. Корабль буквально раскалывался на куски, а император, узнав о трагедии, объявлял траур во всей галактике. Сенатор фон Эмпиреан считал, что причина аварий кроется в изношенности звездолетов: когда двигатель отказывал, пространство разрывалось вместо того, чтобы свернуться.
Подобные катастрофы не просто убивали людей на борту. Они уничтожали само пространство, после чего в этой зоне возникал смертельно опасный участок, пожиравший все, что в него попадало, будь то звездолет или небесное тело. Такие участки называли злокачественными.
Я смотрела в бесконечную черноту, и злокачественные язвы казались мне все более опасными, грозящими в любую минуту нас поглотить.
Наконец, к моему немалому облегчению, корабль выпал из субпространства. Это случилось внезапно: темнота просто исчезла, из иллюминаторов полился свет. Мы ворвались в систему шести звезд, где и располагалась Хризантема.
В дверь моей каюты постучали, вошло несколько излишних.
– Грандесса Эмпиреан, мы прибыли в Хризантему. Нам разрешили к ней приблизиться.
– Прекрасно, – милостиво ответила я.
Потом, вспомнив, что излишние уделяют большое значение бессмысленной вежливости, добавила:
– Благодарю вас.
Они переглянулись, и один из них неуверенно попросил:
– Позвольте нам взглянуть из вашего иллюминатора.
В моей каюте был один из немногих иллюминаторов на корабле. Я немного отошла, и излишние присоединились ко мне. Вместе мы наблюдали, как звездолет приближался к Хризантеме.
– Отлично.
Корабль заметно тряхнуло – мы вошли в гравитационное поле. Каюту залил яркий свет трех пар двойных звезд, вращавшихся вокруг общего центра масс. Вскоре на фоне ослепительной белизны возникло что-то темное, и мы начали пробираться через хитросплетения висящего в космосе оружия, вплыв в распахнутую пасть, чьи клыки всегда готовы были разорвать незваных гостей.
– Господи, неужели мы действительно здесь и видим все это? – прошептала одна из женщин-наемниц.
Остальные лишь молча качали головами. Корабль опять легонько встряхнуло. Звездный секстет имел крайне хаотичное распределение гравитационных сил, был только один узкий путь, по которому можно безопасно приблизиться к Хризантеме. Как объяснил нам один из наемников, если бы на Хризантему попыталась напасть вражеская армада, их кораблям пришлось бы лететь, выстроившись гуськом, в противном случае гравитационные силы этой звездной системы разорвали бы их прежде, чем они сумели бы приблизиться.