Узел (СИ)

— Че, прям тут?
— Где хочешь, — миролюбиво уступаю я.
— Да щас! Размечтался! — смеется.
— Вот только не надо из себя девственницу строить, — язвлю, припоминая ее советы.
— Я и есть девственница. — Она хохочет. Ее громкий, вызывающий смех растворяется в темноте, а я замолкаю, в первые секунды не веря в услышанное.
— Врешь.
— Неа, — с самодовольным смешком подтверждает, перебирая ногами скрипучий песок.
Теперь хохочу я.
Климова. Девственница. Моя Климова — девственница.
Окидываю ее взглядом. Некоторое время наблюдаю, как она старательно разглаживает джинсу на правой коленке, и снова взрываюсь хохотом.
— Ну, все. Замолчи, — толкает меня в плечо, желая усмирить, а сама тоже давится смехом.
Я перехватываю ее руку, больно стиснув узкое запястье, и могучим рывком привлекаю к себе.
— Если ты кому-нибудь отдашься, знай, я тебя придушу, — злобно обещаю, и это не шутка.
— Леднёв, пусти. Мне больно.
— А ты не дергайся, тогда больно не будет.
— Ты меня уже так достал, что я видеть тебя не могу, — цедит сквозь зубы, но все же безвольно клонится ко мне, и я перехватываю руки так, что Настя не может даже шелохнуться.
— Климова, заткнись. У нас перемирие. Замолчи. Просто закрой рот.
Мне не нужны слова. Ни одно из всех, что она сейчас может сказать. Ее выдает тело. Оно рассказывает мне больше, чем могут рассказать самые цветистые фразы. Я слышу, как стучит у нее сердце и меняется дыхание. Как расслабляется непреклонно сжатый рот, под натиском моих губ…
  
Глава 9
 
 
…полуправда ничего не стоит…
 
Настя
 
— Переезжай ко мне.
— Что? — Я прекрасно разобрала слова Филиппа. Они прозвучали достаточно внятно, но мне, как и многим другим, свойственно задавать глупые уточняющие вопросы лишь для того, чтобы потянуть время.
— Переезжай ко мне, — еще тверже предлагает, вернее, настаивает он.
— А ты умеешь удивлять, — смеюсь, пытаясь иронией сбить серьезность предложения.
— Ничего удивительного. Я бы сказал, это закономерно.
— Начал с вопроса о самочувствии, закончил переездом. Мне кажется, это не телефонный разговор.
— Какая разница? Тем более для личных встреч у тебя в последнее время нет… времени. Я заеду…
— Я еще на работе.
Разговор внезапно приобретает такой оборот, что усидеть на месте становится невозможным. Я выхожу из-за стола и начинаю ходить туда-сюда по кабинету.
— После работы.
— После работы мне нужно встретиться кое с кем.
— С кем? — подозрительно расспрашивает Филипп.
— С Панкратовым, — вздыхаю, — я тебе о нем говорила.
— Мне это не нравится.
Вздыхаю громче.
— Мы договаривались, что ты никогда не будешь лезть в мои рабочие дела.
— А это рабочие дела?
— Да! — Останавливаюсь у окна и замираю взглядом на двигающейся по противоположной стороне улицы фигуре. Женщина старается идти быстро, но все же выбивается из общей массы, отстает. Потому что прихрамывает…
— Тогда почему ты не решаешь их в рабочее время?
— Филипп, прекрати. Я даже не собираюсь это обсуждать.
— А когда ты соизволишь хоть что-нибудь со мной обсудить? У тебя всегда нет времени, ты всегда занята, всегда на работе…
— А раньше было по-другому? — резко спрашиваю я, но Филипп молчит. — Когда-то было по-другому? — еще резче.
— Нет, — глухо признается он. — Так было всегда.
— Тогда в чем проблема?
— Проблема в том, что… мне кажется, ты как-то изменилась ко мне… и что-то изменилось в наших отношениях.
Господи, терпеть не могу эти мелодраматические признания.
Да, в наших отношениях что-то изменилось.
В наших отношениях появился Леднёв, и я изменяю тебе с ним!
— Это нормально. Ненормально, когда в отношениях ничего не меняется. Кроме того, ты прекрасно знал, что я не тихая домашняя кошечка.
— Нормально — это когда изменения происходят к лучшему.
— Когда-то ты мне говорил, что встреча со мной — это лучшее, что случилось в твоей жизни.
Давай же, Филипп, ты же не скажешь своей женщине, что передумал…
— Да, это так, — отступает он.
Нет, мы с Леднёвым не спим, не целуемся, не прикасаемся друг к другу. Даже помогая накинуть пальто, Никита умудряется не коснуться меня. Но я изменяю Филиппу в мыслях, в чувствах.
Когда целуюсь, я представляю Никиту. Когда занимаюсь, сексом я представляю Никиту.
Когда меня обнимают мужские руки, я представляю, что это руки Никиты.
Каждый раз я встречаюсь с ним и клянусь себе, что это наша последняя встреча. Что больше не нужно, и надо все закончить. Это ни к чему не приведет, а если приведет, то точно не туда, но у меня нет воли. Мне жизненно необходимо видеть его хотя бы раз в неделю. Хотя бы час. Если я не могу его увидеть, у меня начинается истерика.
Это невозможно остановить. Так же, как и много лет назад. С этим невозможно бороться.
— Анастасия Владимировна! — зовет меня Бурков.
— Прости, Филипп. У меня много работы. Не могу больше разговаривать.
— Позвони мне, когда освободишься. Позвони мне из дома. Я хочу поговорить с тобой… просто поговорить. Я соскучился, и мне не нравится то, что сейчас происходит между нами.
— Хорошо, я позвоню, — обещаю и оборачиваюсь. — Что это?
Коля стоит в дверях кабинета с корзиной красных роз.
— Курьер принес. От Панкратова.
О, Борис Сергеевич. Мой новый поклонник. Миллионер, председатель корпорации, занимающейся строительством и реконструкцией зданий.
— Угу, напоминает, что я обещала с ним сегодня поужинать. А у меня голова раскалывается, только его не хватало.
— Так вы согласились? — удивляется Николай. Он в курсе внезапной симпатии ко мне Панкратова. О том, что касается работы, Бурков всегда в курсе.
— Таким людям не отказывают, Коленька. Во встрече так точно.
— И куда он вас пригласил?
— В «Обломов»?
— М-м-м, — многозначительно мычит помощник.
Мне нравится этот ресторан не только тем, что находится он в нескольких минутах езды от нашей конторы. Благодаря своей работе я научилась уважать историю, ценить наследие. Люблю антиквариат, хотя сама ничего подобного не имею. Мне кажется, что в каждой старинной вещичке содержится какая-то тайна.
В «Обломове» готовят уникальные русские блюда, с огромным удовольствием скоротала бы там вечерок, но только не в компании Панкратова.
— Ты закончил?
— Нет еще, — удрученно сообщает Коленька.
— Тогда прими мои поздравления. Вечер пятницы, возможно даже ночь, ты проведешь здесь. А мне пора. Ты же не думаешь, что я останусь и буду делать твою работу?
— Нет, конечно. Можно я вам отчет на почту кину? Посмотрите? Вы же все равно…
— Что все равно? Все равно дома одна, и мне нечем заняться на выходных?
— Я не это имел в виду… — смущается Бурков.
— Коля, ты подслушивал?
— Я не собирался. Просто вы особо и не скрывались.
— Считаешь, что, кроме Филиппа, у меня не может быть других мужчин?
— Нет, Анастасия Владимировна, я уверен, вокруг вас полно мужчин. Вон, — кивает на цветы, — один Панкратов чего стоит.
Я снова вздыхаю. Тяжко это все. Мне нужно не просто поужинать с ним. Мне надо сообщить, что его старания тщетны и я не отвечу ему взаимностью.
— И еще этот… второй… Никита? — осторожно называет имя. — Вы с ним по-другому разговариваете.
— Как именно?
— Ну… — мнется Коля. — У вас всегда голос меняется. Мягкий, что ли, становится.
— Ясно, — усмехаюсь я. — Работай, Коля. Мне в понедельник эти бумажки министру нести. Только попробуй налажать, я с тебя три шкуры спущу, а потом отдам на воспитание какой-нибудь злой тётеньке.
— Не надо меня никому отдавать. Я хочу работать только с вами.
— Это почему же? — заинтересованно смотрю на своего помощника. — Говори правду. Я разрешаю. Но только правду, полуправда ничего не стоит.