Не случится никогда? (СИ)
Если Ваня начинал приставать с требованием подробностей, они отмахивались и отделывались фразами типа «не нужно нервничать напрасно, папочка, отдыхайте, а с вашим супругом мы уже обсудили, и он давно подписал документы на операцию». Хотя кое-что, краешком любопытного ушка, омеге все же подслушать удалось: краевое предлежание плаценты.
Разумеется, Ваня не преминул пробить по интернету этот диагноз, в принципе, оказалось не так страшно, и да — с предлежанием естественные роды чреваты серьезным кровотечением, вплоть до смертельного исхода. Значит, откесарят. Главное, малыш-альфеночек здоров и развивается нормально, последнее УЗИ подтвердило, остальное приложится.
Еще бы поясницу и низ живота противно не тянуло, с утра покоя не дает… Поерзав, омега подтянул отяжелевшее, изрядно раздувшееся ниже талии тело повыше на постели, взял с тумбочки книжку-детектив, раскрыл на отмеченном закладкой месте и собрался было углубиться в чтение, в ожидании ужина, но тут его внимание привлекло странное ощущение липкой влаги под попой.
Разлил, когда недавно пил, сок, и не заметил? Повозив под собой рукой, беременный поднес к лицу ладонь, и негромко охнул в испуге — та была испачкана темно-красным.
Кровь…
Кнопка вызова персонала, электрическая, овальная фиговина с красненьким кружочком посередке, на длинном сером проводе, нашлась, где и ранее — поверх одеяла. Ваня вцепился в нее мертвой хваткой, вдавил большим пальцем, одновременно нашаривая под подушкой телефон, позвонить Сане, сообщить о начинающихся родах.
Муж ответил почти сразу, со второго гудка.
— Сашенька, — Ваня заплакал, но не заметил покатившихся слез. — Я… Я… В общем, бросай все и приезжай, пожалуйста… Я тут рожаю…
В палату заглянул привлеченный горящей над дверью, в коридоре, красной лампочкой вызова медбрат Ник, и Ваня молча протянул ему окровавленную ладонь. Ник сразу же врубился в происходящее, опытный, кивнул — мол, понял, сей момент, и исчез, наверняка, побежал кликать помощь.
Не прошло и пяти минут, как вокруг ревущего в панике, возящегося в попытках сесть на кровати Вани засуетились медики.
— Когда вы ели в последний раз, папочка? — Заботливо осведомился наклонившийся к самому лицу уложенного чуть ли не силой обратно роженика Антон Юрьич, беря его, перепуганного, за запястье и проверяя пульс.
Из-за широкого плеча альфача выглядывал доктор Виктор, хлопал подкрашенными длинными ресничками, с другой стороны постели омежечка-Валечка ловко вогнал в вену многоразовый пластиковый катетер для капельницы и присоединил систему с солевым раствором — недоразумение недоразумением, а укола пациент почти не почувствовал, руки у малыша золотые.
— В обед? Или бананом потом перекусывал?.. — попытался вспомнить совсем растерявшийся Ваня, всхлипнул и провалился в глубокий обморок. Для него мир временно перестал существовать.
====== Часть 16 ======
Ване было тяжело не то что идти, стоять, но он все равно упрямо передвигал ноги — шажок, шажок, еще шажок, и еще… Путаясь в полах больничного халата, невзирая на головокружение и слабость, наплевав, что низ живота, там, где послеоперационный шов скрепляли металлические скобки, разрывает болью.
Он бы пошел к ребенку, даже намертво прикрученный к кровати — изогнулся бы, перегрыз ремни зубами и пополз. Не подержать у груди, просто увидеть через пластик кювеза, в котором недоношенный, родившийся почти на три недели раньше срока кроха боролся за жизнь уже целые полные сутки — один, без папы и оти.
И омега дошел. Постанывая от насилия над собственным истерзанным, потерявшим много крови и толком не оправившимся после наркоза организмом и цепляясь за стены, он дотащился до нужного отделения. Поймав у поста за рукав первого встреченного, пробегающего медбрата, предъявил парню белый пластиковый браслет, окольцовывающий запястье, и был препровожден, под локоть, потому как коленки, сволочи, подламывались, в одну из палат.
— Вот ваш малыш, тут, — указал медбрат, подведя практически падающего Ваню к кювезу, номер которого совпал с номером, пропечатанным на браслете, и подсовывая стул. — Садитесь уже, папочка, Бога ради, я вас умоляю. И руки внутрь пока не суйте, я сейчас кого из персонала покликаю.
Парень испарился, не став слушать благодарностей, а Ваня осторожно, чтобы не разбередить шов, опустился на стул и остался. Прямо перед ним, укрытое надежным колпаком кювеза от холода и инфекций, лежало и дышало на животике, подобрав под туловище согнутые в позу полуэмбриона ручки и ножки, их с Сашкой общее дитя. Красненькое, практически голенькое, только в памперсе, глазки закрыты, губки совершают сосательные движения, из ноздри тянется, приклееная к щечке кусочком лейкопластыря, тонюсенькая трубочка зонда для питания.
Невозможный кроха, будто куколка.
«Вес при рождении кило двести грамм», — вспомнил омега сказанные мужем по телефону слова.
А потом:
«Руки внутрь не суйте», — помогшего медбрата.
С ума сбрендил медбрат. Какое там руки — к тому же, кювез неизвестно как открывается — дышать рядом страшно. Никогда раньше Ване не доводилось видеть настолько малюсеньких младенчиков. А ведь это — его ребенок. Тот самый, который еще позавчера пинался пяточками внутри живота. Сложно поверить, но правда.
Альфенок, весящий меньше полугодовалого котенка. Неужели он вырастет в парня ростом под два метра, приведет в дом пару-омегу, женится и заведет собственных детей? А ведь да. Нескоро, не через месяц или год, и не через десять лет. Но будет…
Подошедший медбрат мягко тронул задумавшегося Ваню по плечу.
— Покажите браслет, пожалуйста, — попросил он вполголоса.
Ваня показал, и последовала сверка номеров. Убедившись, что папочка и ребенок имеют отношение друг к другу, медбрат улыбнулся.
— Хотите подержать малыша за ножку? — Предложил он. — При мне можно.
Ваня в испуге замотал головой и отпрянул было, но медбрат удержал.
— Не бойтесь, — сказал, блестя ровными, белыми зубами. — Ему это неопасно. Все пугаются, в первый раз.
Он протянул Ване флакончик с дезинфектором и попрыскал ему на ладони.
— Вотрите в руки, пока не просохнет, — велел, а сам ловко надел выдернутые из стерильной упаковки перчатки и, щелкнув чем-то, откинул в сторону один из двух находящихся на передней, широкой стеночке кювеза круглых окошек, похожих на иллюминаторы.
Ваня, трепеща и всерьез опасаясь, что сейчас грохнется в обморок от переизбытка чувств, робко просунул правую руку в отверстие и осторожно прикоснулся к ближайшей к нему детской ножке. Ножка была упругой под пальцами и довольно горячей, много теплее Ваниной кожи.
— Вот, молодец, — одобрил его действие медбрат. — У вас получается, папочка.
Альфенок чмокнул губешками, дернулся, но не проснулся. И Ваня осмелел, погладил его ножку сильнее. А потом, когда увидел, что с малышом не стряслось ничего ужасного и он продолжает мирно спать, целый и невредимый, просто положил раскрытую ладонь на выставленную кверху малюсенькую попенку и замер.
Сколько омега так сидел, держась за попку сына, полчаса, час? Время перестало существовать напрочь. Долго, наверно. Открывший кювез медбрат ушел куда-то, потом вернулся с подносиком, на котором стояли чашка с чаем и завернутый в бумажную салфетку приличный ломоть шоколадного, судя по цвету, кекса.
— Когда поедите, — омега приглашающе опустил поднос на тумбочку у стены, — не забудьте, помойте руки и обязательно продезинфицируйте вот этим, голубеньким, раствором, достаточно двух нажатий. И можете продолжать общение на здоровье.
Парень не собирался гнать беззвучно плачущего от счастья папочку прочь. Он все-все понимал. Но и голодным вчера родившему быть тоже не следовало.
Верно?
К обеду в послеродовое отделение подошел и Саня, со старшими мальчиками. Оба ребенка умирали, хотели познакомиться с новеньким братиком, но их, в отличии от отца, непосредственно в палату к недоношенным пускать отказались, разрешили только взглянуть через стекло в коридоре.