Моя и точка! (СИ)
Глава 36
— Может, не с Маратом? Может, с моим отцом?
Регина какое-то время молча морщила лоб, а потом вдруг воскликнула:
— Ну точно! Чёртов Павел Михайлович! А ведь могла!
— Регина, не чертыхайся, а, — не одобрила Ия её экспрессивность. — Он все же умер. И он мой отец. Так ты Марко видела с ним или нет?
— Смешная ты, — встала Регина. Достала из шкафа бутылку и, недолго думая, плеснула в свой чай добрую порцию коньяка. — Скорее «нет», чем «да». Такого мужика я бы точно и не забыла, и не упустила. Кстати, если что, завещаю тебе эту бутылку Хеннесси тоже. Пригодится, — вернула она бутылку в шкаф с видом человека для которого уже всё решено.
— Спасибо! — выдохнула Ия, понимая, что разговор про Марко тоже окончен.
— И зарплату требую не меньше, чем сейчас, — выпила Регина свой «чай» залпом и не поморщилась. — Только с этим условием торжественно и уступаю тебе своё место.
Ия глянула на часы. Если она не хотела, чтобы муж застал её сейчас здесь, пора было «делать ноги».
— Тогда до завтра, — встала она, но могла бы и не торопиться.
Тот, встречи с которым она хотела избежать, стоял в коридоре за несколькими рядами стеклянных стен. И от взгляда, которым смотрел на Ию, по телу побежали мурашки. Правильные, волнующие, щекотливые как пузырьки шампанского мурашки. Только Марат умел так смотреть. Словно ничего не существовало сейчас вокруг — одна Ия в фокусе его влюблённого, влажного взгляда.
И его рука, что легла на талию, когда Ия вышла. И пальцы, что, дрожа, обрисовали контур её губ — всё было как тогда. Много-много лет назад. Ещё до того, как он сделал ей предложение.
— Как приятно тебя здесь вдруг увидеть, — подтянул Марат её к себе за шею, но Ия, с трудом преодолевая слабость, что вызывали его прикосновения, всё же уклонилась от поцелуя. Спокойно и мягко отстранилась.
— И мне тебя, Марат.
И в этот раз почти не солгала.
Если бы не столько «если», что и не появились бы, сиди она как прежде дома, простившая, прощённая, в счастливом неведении.
И не останься она вчера ночевать в своей каморке под крышей, был бы ещё и секс. Правильный, мощный, примиряющий секс. Так что сейчас Ия порхала бы по кухне, готовя ужин из трёх любимых блюд мужа, напевая себе под нос что-нибудь безмятежное, вспоминая его сильные руки на своём теле и хриплое дыхание в потную шею. А не вдыхала бы запах чужих женских духов, которыми от него сейчас разило за версту.
Та прежняя Ия сразу и выпалила бы всё, что сейчас чувствовала и узнала про цветы, расстроенная, удивлённая. И получила бы самый логичный и удовлетворивший её ответ. А если вдруг что-то не сошлось бы — отмахнулась и не позволила себе сомневаться в своём безупречном муже.
Поэтому новая Ия, что сейчас стояла перед ним — не спросила. Ни о чём.
— Ты обедала? — зато спросил муж. — Покормить тебя где-нибудь?
— Спасибо, нет, — нежно погладила она лацкан его пиджака. — Там мама с девочками ждут меня на обед. Рада была тебя видеть. До вечера?
— Я буду чуть попозже, — обернулся он, провожая её взглядом.
Она ласково улыбнулась, кивнула и вышла.
Глава 37
И мама, конечно, была бы не мама, если бы не наварила кастрюлю борща и не забила холодильник продуктами, которые появлялись в их доме только с её приездом.
Но первый вопрос, что Ия задала их дуэту с Натэллой Эдуардовной на кухне был про Марко.
— Нет, Анастасия Павловна, не видела, — распереживалась ответственная экономка. — Дорожки действительно надо бы подмести. И ворота вывернуло, Марат Аркадьевич с утра просил меня вызвать мастера. А где вы сказали собачья куча?
— С этим я разберусь сама, — вышла Ия обратно на улицу, подозрительно глянув на маму, что как-то нарочито равнодушно отреагировала на вопрос о Марко (наверняка сплетничали о новом человеке в доме с Натэллой или, как они это называли, «делились новостями»).
Внимательно осмотрев разбитые петли въездных ворот, что действительно выломало ветром, Ия решительно пересекла улицу.
— Ой, Иечка! Здравствуйте! — притворно радостно всплеснула руками соседка, которую Ия терпеть не могла, но сегодня ей было плевать даже на свою неприязнь — она любезно улыбнулась в ответ.
— Простите, Зоя Дмитриевна за беспокойство. Знаю, как тяжело собаки переносят взрывы, грозу, гром, — помнила Ия как на Новый год соседка громогласно жаловалась, что собственноручно кастрировала бы всех, кто устраивает фейерверки. Её кавказская овчарка неделю не могла прийти в себя после петард на праздники, что взрывали соседи. — Как ваш пёс? Слышала, как он выл ночью.
— Так сорвался, чертяка, наш Гарик, как гроза началась. А как привязали снова, так и давай выть.
— Бедняга, настрадался, — кивнула Ия. — Но надеюсь, всё с ним будет в порядке. Скажите, у вас мужчина работал недавно. Марко. Хорват, — уточняла Ия, глядя на непонимание на обрюзгшем самодовольном лице соседки.
— Марко? — пожала та плечами. — У нас работал тут местный бомж Витя по весне, огород помог вскопать, розы пересадить. Вольер вот для Гарольда они хотели с Володей справить, но как запил, мы его и выгнали. И потом мы в Пульпи ездили в июне. Хорошо там всё же в Андалуссии ранним летом…
— Значит, Марко у вас не работал? — перебила её Ия. И когда та отрицательно покачала головой, уточнила: — А Марат заходил на прошлой неделе? Про ветряную электростанцию спросить?
— Марат заходил, как же, помню. Они с Володей и про ветряк поговорили, и винца испанского выпили, что мы из Пульпи привезли, — как обычно трудно было сбить соседку с желания бахвалиться своим домиком при каждом удобном и неудобном случае. — Но никакой Марко, хорват, у нас не работал. Что мы звери какие, беженцев нанимать. Вам, наверно, Амалия Карловна наплела, да? — спохватилась та. — Я же как написала на неё жалобу после новогодних праздников, что они нашу ель голубую чуть не спалили своей петардой, так она всякие гнусности про нас и рассказывает.
— Беженцев? — удивилась Ия. Впрочем, у неё-то были сложности с идентификацией жителей Балканского полуострова, а у соседки что там в голове насрано, ей и тем более не понять. И кстати, о «насрано». — Амалия Карловна, это у которой десять кошек?
— Да, да, да, она. Вечно шляются её безродные голодранки где ни попадя.
— Но боюсь вот ту огромную кучу на нашем газоне всё же оставил ваш перепуганный кавказец, а не её кошки, — показала Ия рукой. — Будьте добры, убрать, чтобы и мне не пришлось катать на вас жалобу.
— В администрацию? — опешила та.
— И в Гринпис, видимо, тоже, — строго посмотрела на неё Ия. — За жестокое обращение с животными. Держать собаку на цепи, это где же видано в наше время, — передёрнула она плечами и пошла в сторону своего дома под молчаливый шок соседки.
Глава 38
Она остановилась посреди засыпанного листьями двора.
Наверно, со стороны это выглядело будто хозяйка осматривает ставшую неопрятной неубранную территорию дома. Но на самом деле Ия думала о другом: как за одну ночь сменилось даже время года, не только её жизнь. Ещё вчера стояло душное изматывающее, иссушающее лето, а сегодня газон забросало жёлтыми листьями, словно наступила осень, вода в бассейне помутнела, а изо рта только что пар не шёл.
А ещё, зябко кутаясь в плащ, Ия боролась с искушением повернуть не к крыльцу, а к гостевому домику. И это чувство тоски, что Его нет, стало неожиданностью, и какой-то совершенно новой ноткой в какофонии чувств, что переполняли её в последние дни. Чистой, свежей, как этот осенний воздух, ноткой. Хоть и мимолётной в глубоком послевкусии её грехопадения.
Вопросы к мужу всё множились, но Ия уже сомневалась: а хочет ли она знать ответы. С каждым новым в ней что-то словно умирало, гас ещё один огонёк перед иконостасом мужа. И тяжесть её измены становилась всё легче, словно поднимая её со дна как поплавок, к которому она нацепляла слишком много груза: вины, осуждения, раскаяния, отчаяния, страха. Но с каждым сброшенной тяжестью, она поднималась всё выше, замечала всё больше и уже сомневалась: хочет ли обратно в ил и тину семейной жизни, или хочет всплыть, с облегчением глотнуть воздуха и начать другую, новую жизнь.