Крещение огнем
Этот конфиденциальный разговор был ей очень неприятен, и она обрадовалась появлению Гордона. Прервав Карен, он, не заботясь о приличиях, пробормотал что-то о деловой встрече, якобы назначенной на следующее утро.
- Позвони мне из дома, - попросила Карен, делая вид, что не замечает Гордона.
В лифте они ехали молча. Ее высокие каблучки звонко застучали по мостовой. Гордон открыл свой "порше", и она задалась внутрь. Руки у нее дрожали, и она сцепила их на коленях. Перед ними вдруг вырулило такси, и Гордон выругался, что для него было вовсе нехарактерно.
- В Париже с Алехандро была ты, - набравшись решимости, пробормотал он.
Сара закрыла глаза.
- Да.
Установилось молчание, но она понимала, что это "да" грохотало у него в ушах - ведь для него это означало падение леди с пьедестала. Они остановились перед светофором.
- "Да" - и все? - поинтересовался Гордон с настойчивостью, о которой она раньше и не подозревала. - Меня это не касается, конечно, но какое он имеет право доводить тебя?
Она выпрямила сжатые в кулаки пальцы, как ребенок под взглядом взрослого.
- Я не большой специалист по части неожиданных встреч. Я и не чаяла его когда-нибудь еще раз увидеть.
- Ведь ты же была еще школьницей! Что за от... - хрипло начал он, но не докончил.
Рано или поздно Гордон и Карен прикинут, что к чему, и все поймут. Она влюбилась в Рафаэля, когда ей было восемнадцать лет. Любовь выбила ее из колеи и ввергла в состояние некоего сумасшествия, оставив ее наедине со своими собственными чувствами, которые она не могла ни понять, ни контролировать.
Впервые в жизни она встретила человека, имевшего над ней больше власти, чем ее родители. Сауткотгам пришлось иметь дело с таким же сильным, волевым и столь же властным человеком, как и они сами. Сражение началось с давно. Застигнутая врасплох на ничейной территории и не в силах противостоять такому прессингу, Сара чувствовала, как ее медленно раздирают на части. Рафаэль был далеко от нее и не хранил ей верность. Больше того, он даже и не раскаивался в этом, хотя совершенно нагло отказывался дать ей развод. Высококвалифицированный адвокат, нанятый ее отцом, несколько раз безуспешно пытался найти выход из тупика. Если бы Сара решилась выложить доказательства неверности Рафаэля, ей не понадобилось бы его согласие на развод. Но она не была готова хвататься голыми руками за жгучую крапиву. Всякая огласка страшила ее. Пятилетний срок, устанавливаемый законом в подобных случаях, окончится уже через три месяца. И она вновь обретет свободу.
И что с того? Сара перестала чувствовать себя замужней женщиной еще тогда, когда лежала в той роскошной частной клинике с белыми стенами, где она ждала... и ждала человека, который так и не пришел. Как может чувствовать себя женщина, предлагающая если и не прощение, то хотя бы понимание и все-таки отвергнутая? Зачем она вообще ему писала? - снова и снова спрашивала она себя. В самый трудный момент своей жизни она протянула ему оливковую ветвь... Для нее это было все равно, что встать на колени. Муж изменил ей. А на колени встала она. И ничего... Вот что до сих пор не давало ей покоя. Она была готова пожертвовать своей гордостью... А ему хоть бы что!
Слава Богу, что никто не знал, кто же ее муж. Ее родители сделали все, чтобы похоронить всякое свидетельство их брака. Когда она не вернулась из Парижа, они объяснили это в школе ее болезнью, а позже - необходимостью оставаться за границей до выздоровления. Через несколько лет по какой-то иронии судьбы Рафаэль самым поразительным образом поднялся из нищеты до невероятных высот. "Преступление против хорошего вкуса", сказала тогда ее мать.
Гордон вез Сару в ее маленькую квартирку в Кенсингтоне. Голова у нее раскалывалась, и она откинулась на сиденье.
- Может, поговорим? - предложил он.
- Извини, мне не до этого.
Когда они прощались у дверей ее квартиры, он схватил ее за руку и вдруг начал целовать в губы. Она не сопротивлялась, но и не помогала ему. Она просто стояла, словно была ни при чем. Она ничего к нему не испытывала, если не считать некоторого смущения и стыда за него.
Наконец Гордон оторвался от ее губ с легким румянцем на щеках.
- Я, наверное, как всегда, невпопад. - Но он быстро овладел собой и улыбнулся ей. - Я тебе позвоню.
Как-то Карен заметила, что нет такого мужчины, который допускал бы возможность, что его ухаживания могут быть отвергнуты. И Гордон, очень уверенный в себе человек, был лучшим тому доказательством. Перед тем как они отправились к Карен, сама мысль о том, что Гордон может ее поцеловать, привела бы Сару в смятение, но после шока от встречи с Рафаэлем ей уже все было безразлично.
- На этой неделе я буду очень занята, - сказала она.
Губы у Гордона скривились, но он промолчал, хотя и не двинулся с места до тех пор, пока она не заперла за собой дверь. Бросив плащ на кресло в прихожей, она скинула туфли и прошла в холл.
Ее помощница уже собирала книги.
- Что-то вы рано. Я вас не ждала.
- Я устала. - Сара покопалась в сумочке и заплатила девушке, жившей на той же площадке. - Все в порядке?
- В полном! - улыбнулась Анжела, засовывая деньги поглубже в карман плотно облегавших ее джинсов. - Я позволила им посмотреть со мной последний фильм по телевизору, - беспечно пояснила она. - Я пошла?
Сара как во сне подошла к буфету и вытащила бутылку бренди, которую держала специально для отца, изредка навещавшего ее. Когда она наливала себе бокал, ей послышался голос Анжелы. Она нахмурилась и подняла голову, но именно в этот момент дверь захлопнулась, и Сара поморщилась.
Анжеле можно доверять. Девушка добрая, но временами идет на поводу у Джилли и Бена и позволяет им засиживаться с ней допоздна. А им только дай палец, они и руку отхватят. Завтра они проснутся невыспавшимися и будут весь день капризничать. Завтра... Руки у нее задрожали, и она обхватила себя за живот. Черт бы его побрал, черт бы его побрал, черт бы его побрал!..
- Dios mio - послышалось вдруг в тишине мягкое мурлыканье. - Боюсь, что без бутылки ты сегодня не уснешь.
Не веря своим ушам, она резко повернулась. Бокал выскользнул у нее из рук и с мягким стуком упал на ковер, на котором образовалась небольшая янтарная лужица, медленно расползавшаяся в неровное мокрое пятно.