Мы из будущего (СИ)
Когда до блиндажа оставалось шагов двадцать, в его угол упал снаряд. Бревенчатая крыша вначале подпрыгнула и через мгновение рухнула. То, что раньше они называли блиндажом Карпенко, сейчас больше напоминало воронку, наполненную расщепленными бревнами. Сверху на следопытов полетели доски и щепки. Тлеющий обломок бревна упал перед Борманом. Следопыты растерянно переглянулись. У Чухи затряслась нижняя челюсть.
— Мамочки, там же Нина. — Он опустился на колени.
Борман рванулся к воронке, но, поняв, что все кончено, сел на ее краю, обхватив голову руками. Рядом с ним сел Чуха. Впервые чувство к этой девушке примирило их. Ревность, столь терзавшая сердца обоих, переросла в сочувствие и жалость друг к другу.
В глубине души Борман осознавал, что даже тогда, когда он грубо приставал к Нине в палатке медсанчасти, в его поступке было больше борьбы с самим собой, чем мужской похоти. В случае положительного финала он бы втоптал в грязь свои чувства, таким образом доказав самому себе, что никакой любви нет. Сейчас же он понял, что абсолютно неважно, как назвать то, что он испытывал к Нине, — сейчас важно было понять, как дальше жить без нее.
Чуха же не мог разобраться в своих чувствах по причине излишней, как он считал, идеализации. Каждый раз, думая о медсестре, он ловил себя на мысли, что только его воображение и влюбчивое сердце могли создать идеальный образ девушки. Раньше он убеждал себя в том, что любит фантом, и если он и она узнают друг друга лучше, то вся эта сказочная любовь рухнет, исчезнет как дым. Теперь же пронзительно осознал, что смерть Нины вдохнула жизнь в кажущийся ему надуманным образ. Мечта стала явью. Эта идеальная девушка была реальной и живой, она гладила его по голове, прикрывая своим телом от осколков, она вытаскивала его из-под обстрела. Она была пронзительно настоящей. И еще он понял, что никогда не сможет забыть ее.
Спирт и Череп остановились в стороне, чувствуя, что приятелей не следует сейчас доставать. Но у войны свой распорядок. К следопытам подполз матрос.
— Вам повезло, ребята, в рубашке родились. Перед вами к политруку четверо бойцов зашло. Хотели его уговорить на руках в тыл перенести. Не успели.
— Все встало на свои места. Так и должно было быть. — Борман посмотрел на матроса пустыми глазами.
— Ну, вы как, счастливчики, со мной пойдете? Там какой-то штабной тех, кто остался, собирает. Контратаковать будем. Ну, вы как?
Следопыты переглянулись.
— По мне так лучше в бою погибнуть, чем снова на энкавэдэшников нарваться. — Череп выжидающе посмотрел на остальных.
— Я за атаку! Глядишь, до озера дойдем, а потом домой! — кивнул Спирт.
— Они Нину убили… — тихо сказал Чуха.
— Похоже, это наш последний бой, — спокойно сказал Борман.
— Тогда собирайте оружие — и айда за мной, — вздохнул матрос. — Пошли, хлопцы!
* * *
Проблем с вооружением не было. Борман, Спирт и Чуха подобрали себе по автомату ППШ и на ходу умело щелкали затворами, снимали дисковые магазины, проверяя количество оставшихся патронов. Череп нашел массивный ручной пулемет Дегтярева. Недостаток был только в гранатах. Борман отыскал две в подсумке убитого молоденького сержанта. Одну взял себе, другую передал Черепу.
— Граната — это хорошо. Еще бы пару дисков к «дегтярю», — мечтательно заметил Череп.
— Может, тебе еще и талоны на усиленное питание, терминатор? — горько усмехнулся Борман.
Бой постепенно стихал. Немцы считали захваченные позиции своими и уже обустраивались в окопах первой линии обороны.
На левом фланге недалеко от места гибели Емельянова нервный худой капитан собирал последних выживших. Борман насчитал вместе с ними тридцать семь человек. Почти все были ранены.
— Все проверил? Больше никого? — спросил у матроса капитан.
— Одни убитые и тяжелораненые.
Борман протянул капитану карту.
— Вот, у одного эсэсовца одолжили.
Капитан развернул ее, вздохнул и положил в планшет.
— Ее бы раньше. Хотя бы на сутки! А теперь их позиции нам хорошо известны. Это наши позиции. Такие дела.
Офицер немного помолчал, облизывая сухие губы, и продолжил:
— Ситуация критическая. После прорыва немцами нашей обороны перед ними незащищенный Ленинград. Командование срочно перекидывает резервы, чтобы ликвидировать брешь. Перед нами поставлена задача контратаковать и стянуть силы противника на себя, не дать фашистам развить наступление. От каждого из нас зависит судьба фронта. — Капитан обвел взглядом примолкших солдат. — Фрицы должны считать, что мы идем на прорыв. Надо создать как можно больше шума. Если получится, они остановят наступление до ликвидации бреши в своем тылу. Так что цель первая — выбить гадов с первой линии нашей обороны. Цель вторая — тот, кто уцелеет, должен атаковать позиции немцев. Вперед, товарищи!
Капитан первым вылез из окопа и пополз к передовому рубежу. Остальные последовали за ним.
Все пространство вокруг было усеяно трупами своих и чужих солдат. В этом месиве из человеческих тел им пока удавалось оставаться незамеченными.
Когда до окопов осталось около двадцати метров, немецкий пехотинец, углубляющий саперной лопатой засыпанную траншею, привстал, чтобы перекинуть через бруствер очередную порцию песка. Взгляды немца и Черепа, подтягивающего к себе тяжелый «Дегтярев», встретились.
Пехотинец схватил автомат и, не целясь, дал очередь по наступающим.
Его крик, как спусковая пружина, бросил людей в атаку. Открыв ответный огонь, отряд устремился к укреплениям. Красноармейцы кричали «Ура!», «Бей гада!», «За Родину!», капитан механически повторял «За Сталина! За Сталина!». Череп, ведя спасительный пулеметный огонь, дырявил мелькающие в окопах каски.
Через мгновение бой завязался в самих окопах. Все сплелось в один клубок: крики на русском и немецком, стрельба с обеих сторон, ненависть и страх. Солдаты пошли в рукопашную.
Борман успел срезать автоматной очередью двух бегущих к нему по окопу немцев. Его ППШ внезапно захлебнулся. Из землянки на Бормана выбежал немецкий лейтенант и прицелился из пистолета. Следопыт отчетливо видел, как указательный палец лейтенанта медленно нажимает на курок. Еще секунда — все будет кончено. Неожиданно ноги лейтенанта согнулись, и немец упал, так и не успев выстрелить. За спиной Бормана стоял улыбающийся Череп с «Дегтяревым» наперевес.
Бой начал затихать. Спирт и Череп пошли по окопам, помогая красноармейцам добивать оставшихся немцев. Кое-кто из наших солдат уже сворачивал трясущимися руками самокрутки, стоя над остывающими телами врагов.
Чуха, сидя верхом на немецком солдате, душил его. Солдат давно не подавал признаков жизни, но Чуха продолжал его душить.
— Ааааааааа!.. — не переставая, кричал Чуха.
— Да мертвый он, — спокойно сказал Борман.
— На, сволочь! На! — У Чухи из углов рта пошла пена.
Череп обхватил приятеля и оттащил от трупа.
— Ну все. Все. Успокойся.
— Я убил его! Я убил его! — Чуха ошарашенно стал рассматривать свои ладони, мокрые и покрасневшие. Это был первый убитый им враг.
Борман сел рядом и обнял его за плечи.
— Молодец, Виталик.
* * *
Капитан, раненный в плечо, бледнея на глазах от потери крови, обошел захваченные позиции. В живых осталось только двадцать бойцов.
— Первая цель достигнута. Теперь надо атаковать. Всем проверить оружие. Пополнить боеприпасы. Пять минут на подготовку.
Капитан тяжело опустился на землю. Было видно, что он держится из последних сил.
Следопыты подобрали по паре заряженных дисков к своим автоматам. Череп достал из кармана убитого немецкого офицера белый платок и любовно стал чистить им пулемет. Борман задумался.
— Знаете, что мне в голову пришло? Всем нам известно, что немцы Ленинград не взяли. А что, если история изменится и они его возьмут?
— Хрен они его возьмут. — Череп протер почерневшим платком патронник «Дегтярева» и лязгнул затвором.