Мы из будущего (СИ)
— Ну а если?
— Ну и че? — переспросил Череп.
— А то, что тогда изменится будущее, балда.
— Но мы же знаем, что Ленинград отстояли, — вмешался в разговор пришедший в себя Чуха.
— Это мы там знали, а здесь, в прошлом, будущее имеет бесконечное число вариантов. Я пока просто предполагаю.
— Ты это к чему? — задал вопрос Спирт.
— Да подумал, что нам, чтобы мы родились, важно, чтобы прошлое не изменилось. То есть если оно изменится, то, к гадалке не ходи, нашего рождения не будет. Так что, парни, мы тут не только Родину защищаем, но и, как говорил Емельянов, Царство ему Небесное, право на наше рождение. Право на нашу жизнь, в самом прямом смысле этого слова. Забавно.
— Я тебе больше скажу. Может, и Ленинград не взяли, потому что в том прошлом, которое знаем мы, так сказать в нашем прошлом, уже было учтено, что мы окажемся здесь. И в том числе из-за наших пяти копеек, вложенных в общее дело, Питер и не взяли, — усмехнулся Спирт.
Поразмышлять им не дали. Капитан поднялся из окопа, поднял руку с пистолетом и, обернувшись к красноармейцам, громко закричал:
— В атаку, за Родину! Вперед! Ура!
С протяжным воем «ура!» солдаты бросились вперед. В их беге было что-то отчаянно-обреченное, но в самом факте неизбежности смерти люди черпали нечто возвышенное, помогающее им сделать последние шаги к вечности.
— Кажись, все. Ну че, пацаны, покажем фашистской сволочи, как воюют русские! С богом! — Борман подмигнул следопытам.
Они встали и побежали за остальными, вторя им своим «ура». С немецких позиций открыли огонь. Забухали минометы. Несмотря на то, что красноармейцы не переставая вели огонь из стрелкового автоматического оружия, силы были явно не равны, и шансов даже просто добежать до немецкой линии обороны ни у кого не было.
На поле выехали несколько немецких танков, грузовики с пехотой и полугусеничный огнемет. Головной танк выстрелил. Снаряд разорвался в десяти метрах от следопытов, несколько красноармейцев упали на землю убитыми. Бегущий впереди капитан спрыгнул в глубокую авиационную воронку. Следопыты последовали за ним. Здесь они были в относительной безопасности. Череп рукавом стер пот со лба и выжидающе посмотрел на капитана. Офицер выглянул. Немецкая техника, набирая ход, направлялась прямо на них.
— Кажись, получилось. Танки-то явно приготовлены для дальнейшего прорыва. А теперь на нас ползут!
Раздалась пулеметная очередь. Тело капитана сползло на дно воронки. Его волосы и лицо были в крови.
Череп тоже высунулся. Снова застрекотал танковый пулемет.
— Башку спрячь, — посоветовал Борман.
— Чего делать будем? — не слушал его Череп. — Там танки, пехота и еще какая-то странная хреновина. Мы зажаты с обеих сторон.
— Я думаю, к лесу надо прорываться. Тут мы и минуты не протянем. Намотают нас на гусеницы и костей потом не найдут, — предложил Борман.
— А из леса мы им нервишки потреплем. — Череп поднял свой пулемет.
— Под такой огонь?! Ребята, вы что? — переводя взгляд то на одного, то на другого, сказал Чуха.
— Думаешь, он стихнет? — усмехнулся Борман. — Тут-то нас точно перестреляют. Пошли давай.
Череп первый выскочил из воронки и, низко наклонившись, побежал к лесу. За ним последовали остальные. Наперерез следопытам устремился, объезжая воронки, немецкий мотоцикл с установленным на коляске пулеметом.
Спирт обернулся и дал по мотоциклисту несколько коротких очередей. Тело мотоциклиста упало на руль, машина въехала в воронку, перевернулась и заглохла.
То, что Череп назвал странной хреновиной на гусеницах, было бронетранспортером SdKfz 251, вооруженным двумя огнеметами Flammenwerfer с запасом горючей смеси объемом в семьсот литров.
Бронетранспортер быстро двигался на следопытов, не давая им возможности уйти в лес. Сократив расстояние до ста метров, он выстрелил струей пламени. Горящая смесь легла огненной стеной перед следопытами, отрезав им путь. Запахло горящей нефтью. У Черепа, оказавшегося ближе всех к вспыхнувшей смеси, сгорели брови.
— Все, кранты. Зажали, сволочи. — Борман прикрыл лицо рукой, защищая его от жара пламени.
— Значит, судьба такая. Больше ничем помочь не сможем предкам. Так что двигаем к озеру. Под прикрытием огня добежать до него шансы есть. — Спирт посмотрел на приятелей.
— Рванули, парни, — согласился Борман, и следопыты побежали что есть мочи навстречу заходящему солнцу.
* * *
Дав последнюю очередь по немцам из пулемета, Череп с сожалением положил «Дегтярев» на землю и тоскливым взглядом окинул озеро. Спирт и Чуха уже были там. Борман скинул с себя тяжелый ремень с подсумком и зашел в воду последним.
Когда они доплыли до середины, на склон берега выехал все тот же бронетранспортер. С десяток немецких солдат не торопясь спускались к воде. Бронетранспортер вновь дал залп горящей смесью. Следопыты успели нырнуть. Сквозь водяную толщу они видели, как над поверхностью пробежало пламя, отчего цвет воды стал алым. Когда следопыты вынырнули, жадно глотая воздух ртом, немецкие солдаты смеялись, слушая комментарии своего офицера, который держал бинокль.
— Вот же суки, — затравленно посмотрел на берег Спирт.
— Гранатку бы сейчас, — сказал Череп, прикидывая расстояние для броска.
Огнеметчик снова дал залп. С гулом пронеслась волна огня. Вынырнув, они услышали голос офицера:
— Рус, сдавайся! Немножко буль-буль хватит.
Солдаты хохотали. Им явно нравилась эта игра с беззащитными следопытами.
— Что теперь делать-то будем? — хрипя, спросил Чуха.
Никто из следопытов не нашелся, что ему ответить. Офицер с биноклем скомандовал огнеметчику:
— Aufwärmen das Wasser![2]
Огненный смерч пронесся по поверхности озера. Вынырнули не все. Чухи не было. Череп еще раз нырнул и вытянул захлебывающегося приятеля за волосы.
— Я больше не могу, — прошептал Чуха.
— Держись, друг! — подбодрил его Спирт.
Борман и Череп стали поддерживать слабеющего приятеля над водой.
— Рус, сдавайся! — прокричал с берега офицер с биноклем.
— Русские не сдаются! — огрызнулся в ответ Череп.
Немецкие солдаты вытолкнули на берег знакомого рыжего сержанта НКВД. Теперь он был без хромовых сапог, фуражки и портупеи. Сержант преданно посмотрел на офицера. Тот брезгливо кивнул ему в сторону следопытов. Рыжий, угодливо семеня, подбежал к воде.
— Товарищи красноармейцы, сдавайтесь. Немецкое командование обещает вам сохранить жизнь.
— Какие мы тебе товарищи, гнида? — прокричал ему Череп.
— Задушил бы гада голыми руками, — прошептал Спирт.
— На что вы надеетесь?! Война все равно проиграна! — не умолкал сержант НКВД.
— Закрой пасть, иуда! — Череп ударил по воде рукой.
Немецкий офицер манерно поднял бинокль к глазам, словно он был в театре, а потом что-то тихо сказал сержанту. Последний, оскалясь в улыбке, закивал.
— Господин офицер дает вам одну минуту.
Чуха держался из последних сил, но было очевидно, что долго он не протянет.
— Я больше не могу, — шептал он.
— Хоть за Родину в бою умереть как мужикам, а не утонуть в этом болоте, — посетовал Череп.
Неожиданно Борман поплыл к берегу.
— Подождите, я сдаюсь. Я сдаюсь.
Следопыты удивленно переглянулись. Офицер ухмыльнулся. Борман выбрался на берег на четвереньках. Стараясь не привлекать внимания, он вытащил из брошенного им подсумка лимонку, выдернул кольцо и зажал ее в руке.
— Не убивайте. Я жить хочу. Сдаюсь. — Борман встал, подняв руки так, чтобы гранату, зажатую в руке, не было видно.
Следопыты оторопело наблюдали за действиями приятеля. Улыбаясь, Борман медленно пошел к офицеру с биноклем, вальяжно облокотившемуся на капот бронетранспортера. Офицер снисходительно улыбался.
Когда до офицера осталась пара шагов, немецкий автоматчик заметил в руке Бормана гранату. Пехотинец закричал, одновременно нажав на курок. Пронзенный пулями, Борман опустился на колени и кинул гранату под бронетранспортер. Грохнул взрыв. Волна огня устремилась во все стороны, сметая все на своем пути.