Случай в Кропоткинском переулке
— Кури, — Юдин подтолкнул пачку с папиросами к Асланбеку.
Тот подозрительно посмотрел на лейтенанта, подумал, угрюмо кивнул, достал одну папиросу, размял её двумя пальцами и снова посмотрел на лейтенанта. Юдин криво улыбнулся и чиркнул спичкой. Асланбек привстал со стула и склонился над столом, потянувшись к горящей спичке, не сводя настороженных глаз с Юдина.
Тевлоев был, как говорится, крепкий орешек. Лейтенант испробовал все способы давления на него. Но Асланбек упорно отказывался говорить о золоте, отнекивался, мол, слыхом не слыхивал ни о каком тайнике. Несколько агентов вели его разработку, добились полного доверия Асланбека, но про золото он молчал.
Юдин помусолил губами намокшую папиросу и внимательно посмотрел на заключённого. Тевлоев отвёл глаза. Однажды лейтенант отправил его в камеру «пыток» будто бы за какую-то мелкую провинность, объяснив, что рецидивисты-«суки», сотрудничавшие с администрацией колонии, отобьют Асланбеку все внутренности; Тевлоев вернулся оттуда измученный, обессиленный, но продолжал молчать.
Сегодня лейтенант решил действовать иначе.
— Послушай, Асланбек, я хочу поговорить с тобой начистоту.
— Ну? Не знаю я ни про какое золото, гражданин начальник.
— Погодь, не рыпайся, — лейтенант достал папиросу и жадно закурил. Сквозь сизый дым он пристально посмотрел на Тевлоева. — Ты можешь не распрягаться [1], играть в несознанку и валять дурочку сколько тебе влезет. Но сегодня я скажу тебе то, чего раньше не хотел говорить. Может, это прочистит твои вонючие мозги.
— Чего ещё?
— Твой срок почти вышел, ты в общем-то ведёшь себя исправно, серьёзных нареканий у нас к тебе нет, ты расконвоирован, имеешь возможность выходить за территорию лагеря, работать в селе. Но послушай меня внимательно: ты не выйдешь отсюда в срок.
— Почему? Что такое, гражданин начальник? Что ещё?
— Тебя не выпустят. Тебе намотают ещё, — голос Юдина звучал вкрадчиво, и потому Тевлоеву сделалось не по себе, — а потом ещё… Ты ведь знаешь, повод найти не трудно. И ты будешь сидеть тут до тех пор, пока не расколешься насчёт твоего сраного золота… Хочешь анекдот? Ну, идёт, значит, зэк по лагерю, а навстречу ему начальник оперчасти и говорит радостно: «С Новым годом». Зэк не понимает: «Сейчас же июль, гражданин начальник. С каким же Новым годом?» А тот ему в ответ: «С новым годом, говорю. Тебе год добавили»… Смешно, да?
— Гражданин начальник, да я ведь…
— Хватит! — Юдин хлопнул ладонью по столу. — Ты мне горбатого не лепи! — лейтенант взмахнул рукой, пепел с папиросы упал на папку с личным делом Тевлоева. — Я с тобой сейчас говорю не как опер. Я по-человечески… Только ты вот в толк никак не хочешь взять…
— Кхм…
— Не веришь… Это я понимаю… Ну так вот что я тебе скажу… Я скажу, а ты покрепче заглотни то, что услышишь… Задолго до того, как ты вляпался в ту идиотскую драку, из-за которой загремел сюда, тебя плотно пасли гэбэшники. Да, да, не надо таращить глаза, тебя долго разрабатывали комитетчики. Пасли именно из-за твоего золота. У них была информация, что ты намылился уйти за границу. В КГБ знали даже, что ты наметил уйти в Турцию через Батуми, по воде…
Асланбек перестал курить, его руки задрожали.
— Не может быть, — прошептал он.
— Не может? Если это не так, то откуда я это знаю? Я ведь по заданию чекистов тебя мурыжу насчёт рыжья [2]… Ты устроил прощальный банкет в ресторане, пригласил дружбанов, и тут на твою беду случилась драка… Если бы не она…
— А что драка? Её разве специально подстроили? — Тевлоев болезненно поморщился.
Юдин улыбнулся.
— Нет, это простая случайность, нелепая случайность. Впрочем, тебя всё равно взяли бы на границе, взяли бы вместе с твоим золотом. Но вот драка помешала. Ты не поверишь, Бек, но гэбэшники даже пытались отмазать тебя от бакланки [3].
— Меня? Зачем, гражданин начальник? Какая ж им выгода-то? Я не врубаюсь.
— Чтобы ты осуществил твой план и чтобы через это тебя можно было бы прищучить. Но на беду в той драке пострадал сын секретаря горкома партии, а с партийным руководством не связывается даже КГБ. И это привело тебя сюда. Вот такие пироги, Тевлоев… А ты, дурья башка, думал, что про твоё золото мне сорока на хвосте принесла. Нет, тут всё серьёзнее… Тебе отсюда не выйти.
— Но я веду себя исправно, гражданин начальник. Срок же заканчивается.
— Прочисти себе уши. Я, кажется, ясно сказал тебе: причина, чтобы тебе припаять новый срок, легко найдётся. Можешь сам выбрать, как тебе больше по душе забуриться [4] — дурь [5], нахариус [6] или подрезать кого-нибудь…
Лейтенант нервничал. Он ещё не произнёс главных слов, из-за которых, собственно, и затеял этот разговор. Он посмотрел на покрытый пятнами плесени потолок и перевёл взгляд на заключённого.
— Я хочу предложить тебе помощь, — медленно проговорил Юдин и, увидев в глазах ингуша непонимание, продолжил, заметно понизив голос. — Я готов помочь тебе уйти отсюда.
— Не понимаю, гражданин начальник, — ингуш отшатнулся, лоб его наморщился.
— Я хочу помочь тебе лопануться [7]. Разумеется, есть на то у меня свои причины и свои условия…
— Какие такие причины? — глаза Тевлоева беспокойно шарили по полу.
— Твоё золото. Мне нужно твоё золото. Не всё. Я хочу получить половину. За свободу можно заплатить и больше. Помни, что я сказал тебе про новый срок, лось сохатый [8].
Асланбек стрельнул глазами на офицера и снова поспешно опустил их. Его папироса давно прогорела, и он беспрерывно вертел окурок грязными пальцами.
— Ты мне не веришь, я понимаю, — снова заговорил лейтенант.
— Как же можно верить, гражданин начальник? Как же можно… Если я Обрыв Петровича [9] сделаю, мне новый срок будет. Я и слышать не хочу про это.
— Дурак.
Лейтенант покачал головой и встал из-за стола. Посмотрел в заснеженное окно, за которым метался на холодном ветру снег под жёлтым тусклым фонарём, заложил руки за спину и принялся шагать по комнате. Асланбек повернул к нему голову, смотрел исподлобья. Лейтенант молчал, напряжённо думал, и это напряжение было написано на его лице. Наконец он остановился перед Тевлоевым и заговорил.
— Наверное, думаешь, что ты один мечтаешь слинять из Союза? Кхм… Думаешь, ты один такой умный? Нет, Бек, ошибаешься. Я тоже хочу покинуть эту страну. Или ты думаешь, что офицер МВД не мечтает жить по-человечески? Или я по собственному желанию в этот кабинет припёрся? Ты думаешь, что я хочу сгнить в этой дыре? — Лейтенант медленно вернулся к столу и опустился на стул. Он угрюмо покачал головой. — Не хочу, не желаю этой вечной зоны. Я на днях имел разговор с одним уркой, и он мне сказал: «Я здесь только до конца срока, а вот ты, начальник, тут на всю жизнь. Так что кому из нас зону припаяли, ещё подумать надо», — лейтенант исподлобья взглянул на Тевлоева. — Что, смешно слушать откровения опера? А ты думал, что кум [10] всего человеческого лишён? Думал, я только и умею, что допросы чинить? Или у меня кожа дубовая, раз я здесь работать вынужден? Нет, Бек, не хочу я больше этой жизни. Я свободы хочу не меньше, чем ты. И я не позволю моей жизни пропасть… Я выкладываю тебе всё это, чтобы ты понял меня. Я не душу изливаю, я раскладываю перед тобой карты. Ты должен поверить мне.
— Не хочу я никому верить, гражданин начальник. Отпустите меня.
Лейтенант рывком встал и решительно подошёл к ингушу. Лицо Юдина болезненно скривилось.