Случай в Кропоткинском переулке
— Ты зависишь от меня, Тевлоев, — он несколько раз ткнул Асланбека указательным пальцем в грудь, — ты целиком зависишь от меня, а мои планы зависят от тебя… Послушай, Бек, я могу провернуть твоё исчезновение отсюда таким образом, что тебя хватятся не сразу. Но твой рывок [11] интересует меня только в связи с твоим рыжьём… Если я помогаю тебе, то подставляю собственную башку. Но я готов подставить её ради того, чтобы навсегда распрощаться как с этой вонючей работой, так и с этой вонючей страной. Я дозрел. Мне здесь больше делать нечего. Но без денег сваливать за кордон нет никакого резона. Поэтому мне нужно твоё золото… Как видишь, я говорю открыто. Так что, — Юдин пощёлкал пальцами возле своего виска, — пораскинь мозгами, если тебе ещё их не все вышибли.
Асланбек не сводил глаз с лейтенанта. Услышанное было полной неожиданностью. Поверить в это было трудно. Возможно, Юдин говорил искренне, однако мог и хитрить… Мысли Тевлоева метались, противоречия распирали. Он тяжело вздохнул.
— Подумай над тем, что я сказал тебе, — проговорил лейтенант и отступил на пару шагов. — Подумай хорошенько.
Асланбек кивнул. Больше всего ему хотелось в ту минуту, чтобы лейтенант отпустил его из кабинета.
— И держи язык за зубами, — Юдин многозначительно свёл брови и вернулся за свой стол. — Если я узнаю, что ты сболтнул кому-либо, то я тебя сгною в этом лагере, — Юдин достал новую папиросу для себя и протянул пачку Тевлоеву. — Кури.
Асланбек осторожно приподнялся со стула и дотянулся до курева.
Пару минут они молча дымили, изучая друг друга, затем лейтенант резко поднялся и направился к двери.
— Костиков! — гаркнул он, выглянув в коридор. — Отведи этого на плаху [12]. Пусть посидит и подумает о смысле жизни.
— Есть, — сержант лениво козырнул и мотнул головой, подзывая Тевлоева к себе. — Пошли.
Проходя мимо Юдина, Асланбек задержался и посмотрел лейтенанту прямо в глаза, пытаясь ещё раз определить, насколько можно было доверять всему услышанному.
— Идём, — сержант дёрнул ингуша за рукав, — чего топчешься…
— Костиков!
— Слушаю, товарищ лейтенант, — сержант обернулся.
— Когда потолок покрасят? — Юдин указал глазами на пятна плесени.
— Так ведь нечем, товарищ лейтенант, никак белила не подвезут, — бесцветным голосом сообщил сержант.
— Твою мать! — Юдин захлопнул дверь.
МОСКВА. ВИКТОР СМЕЛЯКОВ
Переодевшись в отделе в гражданскую одежду, Виктор побрёл в метро. При входе на станцию «Арбатская» толкались люди: какая-то фигура в стареньком чёрном пальто поскользнулась и сшибла при падении ещё кого-то, сразу образовав затор в дверях. В сером воздухе витали лёгкие снежинки.
— Пиво грохнули! Три бутылки коту под хвост! Твою мать!
— Мужчина, как вам не стыдно! Попридержите язык!
— Да пошла ты! Тоже мне учителка выискалась!
— Шапку ему подайте, затопчут же! Пропадёт шапка.
Наконец упавшие сумели подняться и, отпихивая друг друга локтями, протолкнулись в двери.
— А ну спокойнее, тише, не то милицию позовём! Вытрезвитель по тебе плачет!
— Ишь напугали!
Виктор осторожно обошёл осколки, утопавшие в шипучей пивной пене, и вместе с людским потоком попал внутрь здания. К кассам, где можно было разменять бумажные деньги на металлические, тянулись две очереди, третье окошко было закрыто. Уборщица со шваброй, не обращая внимания на людей, гнала по полу чёрную жижу талого снега и грязи. Виктор нащупал в кармане несколько монет и направился к разменным автоматам. Эти прямоугольные серые ящики стояли в фойе всех станций метро, на каждом было крупно написано, монету какого достоинства там можно было разменять (20 копеек, 15 копеек, 10 копеек). Виктор достал из кармана гривенник и бросил его в щель, в следующую секунду внизу аппарата загремело и в металлическую чашу вывалились два медных пятака. Как сотрудник милиции Виктор имел право на бесплатный проезд, но он ещё не получил удостоверение, так как оно было на оформлении в отделе кадров.
«Вот тут всё так просто — бросил и получил. Наработано, накатано. Можно ничего не понимать, а монета всё равно разменяется на пятаки. А как мне работать? У меня же ничего не получится! Им-то легко рассуждать, мол, научишься, Витя, всему научишься, но я-то чувствую… Невозможно овладеть всем этим, если ты не приспособлен к такой работе. У меня в глазах после этого поста рябит. А я, дурак, возомнил-то о себе! Надо отказываться… Но как можно?! Неужели я струсил? А оказанное мне доверие? Я ведь уже зачислен на службу».
Подбрасывая пятачки на ладони, он пошёл к турникету.
— Ну, о чём задумались, молодой человек? — строго поторопил его сзади взрослый женский голос. — Идите же, не задерживайте.
Он опустил монету в отверстие и прошёл сквозь турникет.
«А может, всё ещё не так плохо? Воронин ведь сказал, что с первого разу ни у кого не получается… Нас ведь будут учить…Нет, нет, я должен справиться».
Так, не переставая размышлять о себе и о минувшем дне, он добрался до общежития. Пятиэтажное кирпичное здание располагалось на Очаковском шоссе.
У общежития три подростка сидели на спинке заснеженной скамейки и нестройно тянули какую-то мелодию. Один из них самозабвенно бил по струнам гитары и с воодушевлением мотал головой. Все трое отбивали ритм ногами, их сильно расклешённые брюки давно смели весь снег со скамьи и сильно промокли внизу, но мальчишек это не тревожило.
Виктор улыбнулся и прошёл в подъезд.
В это общежитие он въехал всего неделю назад…
* * *Армейская жизнь Виктора Смелякова прошла в 1-й отдельной бригаде по охране Министерства Обороны и Генерального Штаба. Месяца за два до демобилизации всех «дембелей» собрали в Ленинской комнате, и перед ними появился незнакомый милицейский полковник в сопровождении трёх младших офицеров. На груди полковника красовалось несколько рядов орденских планок, над которыми пылала медаль «Золотая Звезда» Героя Советского Союза.
— Ты глянь, — пробормотал сидевший возле Виктора его друг Андрей Сытин. — Герой Советского Союза. Охренеть можно!
— Кто это? Чего это они к нам? — послышался сзади чей-то шёпот.
Тут полковник заговорил:
— Здорово, ребята! — он стоял посреди сцены, спрятав руки за спину, голос звучал как-то не по-военному; лицом он напоминал добродушного дядьку, улыбчивого, с хитринкой в глазах, с множеством крупных складок на лбу. — Моя фамилия Зайцев, зовут Степан Харитонович. Ходить вокруг да около не стану, начну с главного. Я пришёл звать вас к нам на службу…
По залу пробежал ропот недоумения.
— Знаю, — полковник поднял руку, призывая солдат к тишине, — знаю, что армейская служба вам уже изрядно поднадоела, что по «гражданке» истосковались, по мамкиным пирогам и по девчонкам вашим соскучились. Это от вас никуда не денется. Я вас не на сверхсрочную службу зову, а работать.
— Где работать-то? Куда зовёте, товарищ полковник?
— В милицию зову, в Отдел по охране дипломатических представительств, коротко — ООДП. Вы про такую службу, конечно, ничего не слышали.
И полковник, который, как выяснилось, был заместителем начальника Отдела, вкратце поведал собравшимся о том, что представляет собой эта служба.
— Разумеется, придётся сперва кое-чему поучиться, — закончил свою недолгую речь полковник.
— А чему учиться-то?
— Будет специальная подготовка, будет огневая подготовка и физическая — овладеете приёмами самбо. Познакомитесь с административным, уголовным и гражданским правом. Вас обучат также основам криминалистики. Ну и кое-что ещё, в том числе этика и эстетика.
— А это ещё зачем, товарищ полковник? Эстетика-то? — громко удивился кто-то в заднем ряду.
— Затем, что милиционер должен быть человеком воспитанным, а не безграмотным хамом, умеющим только из пистолета палить и зуботычины давать при задержании, — улыбка сошла с лица полковника, во взгляде появилась жёсткость. — Милиция, товарищи, это профессия тонкая, вроде хирурга. Ошибка или просто неаккуратность милиционера может легко сломать жизнь невинному человеку. Так что, если надумаете идти к нам на службу, то не забывайте об этом никогда.