Планета — шахматная доска

Вновь вернулись смутные воспоминания. Он никак не мог восстановить их очередность. День был скучный и обычный. Он не выходил из кабинета, хотя и связывался с несколькими людьми, но эти воспоминания — дверная ручка, часы и улыбающийся альтиметр — с мягкой настойчивостью стучались в его память.
Какой-то человек, висящий в воздухе.
Галлюцинации…
 
4
— Шеф пошел домой, — сообщил Дю Броз.
— Вот и хорошо. — Пелл разложил бумаги на столе.
— Может, кому-то из нас надо… Ассистент быстро взглянул на секретаря.
— Успокойся, Бен, — оказал он. — Напряжение дает себя знать. Шефу не придется отвечать ни на какие звонки — он распорядился направлять всех ко мне. Гммм… — Он помялся. — Слушай, давай поговорим, а ты дока возьми вот эти карточки и разложи их в алфавитном порядке. Или пройди сеанс Крепкого Сна.
Дю Броз взял карточки и принялся их сортировать.
— Извини, — оказал он, — все это вывело меня из равновесия.
Седые волосы Пелла, склонившегося над чертежами, блестели.
— Это почему?
— Сам не знаю. Эмпатия…
— Болтовня, — оборвал его Пелл. — При желании я мог бы быть таким же взволнованным, как и ты. Но я изучал историю и литературу, а также архитектуру и множество других вещей. Только для того, чтобы как-то уравновесить работу психологом. В дорической колонне куда больше совершенства, чем в тебе.
— Да, но зато я могу сделать дорическую колонну.
— Ты можешь сделать и сортир за домом. В этом вся суть. С одинаковым успехом ты можешь сделать и то и другое. — Он рассмеялся. — «Я не люблю человечество… мне не нравится его рожа».
— Кто это сказал?
— Парень по имени Нэш. [3] Ты никогда о нем не слышал. Дело в том, что я трудный человек, Бен. Если кто-то хочет, чтобы я его полюбил, он должен сначала доказать, что заслуживает этого. Это немногим удается.
— Философия, — фыркнул Дю Броз и уронил карточку. Что это такое? «Деформация неба, проявляющаяся в возрасте двадцати лет…»
— Группа случаев, которые я исследовал, — ответил Пелл. — К сожалению, работа эта имеет чисто академическую ценность. Нет, это не философия; меня не волнует ничто из того, что ужасает людей в этом скопище. У людей нет чувства селективного отбора, ови утратили его, отказавшись от инстинкта в пользу интеллекта, и до сих пор не научились дисциплинировать свои творческие силы. Даже птица может свить гнездо, которое будет настоящей жемчужиной строительной инженерии.
— Это тупик.
— К птицам я тоже подхожу критически, — признался Пелл. — На мой вкус в них слишком много от пресмыкающихся. Но люди… через какие-нибудь пятьдесят тысяч или в три раза больше лет люди, возможно, научатся искусству селективного отбора. Выиграют от этого все. Но сегодня род человеческий бредет сквозь трясину, и я разочарован.
— И что это доказывает? — раздраженно спросил Дю Броз.
— Мой эготизм «Эготизм — преувеличенное представление о себе и своем значении.», — рассмеялся Пелл. — А заодно объясняет, почему эта конкретная опасность не сбивает меня с толку.
Однако, подумал Дю Броз, это не объясняет, почему Пелла не волнует опасность, грозящая директору. Камерон — его ближайший друг, этих двух мужчин соединяет теплая нить симпатии. Ассистент имеет в виду что-то еще, какую-то тайную силу, железную дисциплину, позволяющую ему сохранять равновесие.
Дю Броз толком не знал Пелла. Он восхищался им и верил ему, но никогда не пытался вторгаться в глубоко скрытую сферу его личности, которую Пелл маскировал беззаботной развязностью. Ходило множество слухов — скандальных даже в эти аморальные времена — о личной жизни Сета Пелла…
— Гммм, — буркнул ассистент. — Неплохая проблема. Каждый, работавший над этим уравнением, выказывает признаки переутомления или сходит с ума. Если — именно в этом и заключается зацепка — если не может переложить ответственность на другого. Враг сбрасывает бомбы, проходящие сквозь силовые поля. Несколько из них взорвалось, но большинство — нет. На здоровый разум эта штука не имеет права действовать. В ее состав входит подсистема, которая не может работать вместе с другой конструктивной подсистемой. Сошли с ума уже двенадцать специалистов различных отраслей, а двое склонных к самоубийству покончили с собой. Некий Пастор — он физик утверждает, что через несколько дней получит решение уравнения, но проверить это в данный момент невозможно. И так далее, и тому подобное. Нам придется провести несколько личных бесед. Наша задача — сбор данных и их корреляция. Включая и тот факт, что один из членов уравнения касается способа нейтрализации силы тяжести.
Дю Броз уже закончил раскладывать карточки и теперь сидел, машинально играя ими.
— А как нам представить эту задачу шефу?
— Он не должен сознавать ее значения. Мне кажется, его лучше всего утаить от него, принизить в его глазах. И не показывать ему уравнение. Он слишком хороший ученый со слишком обширными знаниями, чтобы взваливать на него такое. Если он возьмется решать его самостоятельно… а все указывает на то, что уравнение обладает своеобразным воздействием… Нет, нужно собирать всю связанную с делом информацию, убеждаться, что она не опасна и только тогда передавать шефу. А это значит, что нас ждет та еще работенка.
— Но можем ли мы действовать таким образом? Разве нет опасности настолько принизить важность, что…
— Мы должны точно установить, почему специалисты, пытающиеся решить уравнение, сходят с ума, — ответил Пелл. — А шеф должен найти того, кто может его решить.
Он встал.
— Для начала хватит. На сегодня закончим. — Пелл сгреб бумаги в ящик стола и проделал привычные манипуляции. Вокруг стола появился купол холодного белого света.
— Стоит ли полагаться на силовые поля, если бомбы противника могут проникать сквозь них, — заметил Дю Броз.
— Я еще настроил взрыватель, — ответил Пелл. — Да и кому придет в голову красть это уравнение? У противника оно и так уже есть. — Он вошел в смотровую, Дю Броз последовал за ним. Парень по-прежнему лежал на кушетке и спал спокойно, глаза его были закрыты, дыхание спокойно.
— Кто это? — спросил Дю Броз.
— Его зовут Билли Ван Несс. Типичный случай — один из той пачки, которую ты разбирал — запоздалое взросление. Возраст двадцать два года, резкие физические и психические изменения начались два месяца назад. Единственной общей чертой является то, что все эти больные родились в радиусе трех километров от Осечки.
— Излучение повредило гены родителей? — Дю Броз вспомнил серебристый потрескавшийся купол на склоне холма.
— Возможно.
— Противник?
— Если даже так, то это оружие почти не подействовало — в общей сложности всего сорок случаев. Странно, еще два месяца назад все они были идеально нормальны, ну, может, не считая запоздалого взросления. Когда они вошли в период созревания, произошли какие-то странные физиологические сдвиги. Деформация неба… но более интересны психические перемены. Они никогда не открывают глаз — довольно характерный симптом. Ты узнаешь его?
— Разумеется.
— Но…
— Минуточку, — прервал его Дю Броз. — Этот парень видит. Он обошел стул, стоявший на его пути.
— Это они умеют, — усмехнулся Пелл. — Похоже на внечувственное восприятие. Когда они ходят, — а ходят они редко, — то никогда ни на что не натыкаются, и никогда не идут по прямой линии. Всегда каким-то сложным зигзагом, словно обходят не только объекты, которые существуют на самом деле, но и такие, которых нет.
— Вестибулярные нарушения?
— Нет, равновесие они сохраняют. Просто они ходят так, словно пересекают комнату, полную яиц. Кстати, что так возбудило этого парня?
Дю Броз высказал несколько предположений.
— Это необычно, — заметил Пелл. — Вдалеке от Осечки они редко проявляют активность. Осечка, похоже, возбуждает их, и тогда они издают этот странный клекот. Гадко звучит, правда?