Планета — шахматная доска
— У тебя уже есть диагноз, Сет? Пелл покачал головой.
— Если все прочее не поможет, я собираюсь провести зондирование памяти. Может, мне удастся вернуть разум этого парня в его нормальное прошлое. Ну ладно, оставим эти карточки. — Он бросил их на стол и позвонил своему помощнику. — Билли пусть останется на эту ночь в изоляторе. Возьми плащ, Бен. Мы уходим.
— А какое оборудование… Пелл рассмеялся.
— Оно нам ни к чему. На несколько часов мы станем любопытными экстравертами. Я вижу, у тебя тяжелый случай гипертонии, Крепкий Сон ее не излечит. Если бы я велел тебе принять «Глупого Джека», ты сделал бы это, но по-прежнему испытывал бы подсознательное беспокойство. А так ты сможешь расслабиться, потому что я твой начальник, и ответственность ложится на меня.
— Но… послушай, Сет…
— Сегодня вечером тебя ждет тяжелое испытание, — прервал его Пелл. А завтра мы оба спятим.
Только вертолет мог приземлиться в этой самой высокой части Скалистых Гор. Вершина ввинчивалась в небо, в разреженной атмосфере ярко светили даже слабые звезды. Полоса Млечного Пути уходила к восточному горизонту, в направлении Вайомиига; челюсти Дю Броза судорожно сжимались от пронизывающего, холодного ветра. Потом силовое поле вновь поднялось, закрыв небо застывшим куполом тихо потрескивающего света.
Под силовым полем дом напоминал высокогорную базу, крутые скаты крыши были обязательны в местах, где глубина снега измеряется метрами. Сейчас снега не было, и под ногами Дю Броза хрустела голая земля. Они с Пеллом подошли к крыльцу и вскоре уже стояли в огромной комнате, спроектированной, по-видимому, дальтоником. В ней словно смешались сразу несколько интерьеров: под старым гобеленом стояла софа эпохи Людовика XIV, а обтекаемая «Птица в пространстве» Брынкуша [4] присела на мраморный викторианский пьедестал. Восточные ковры резко контрастировали с медвежьими шкурами, разостланными на полу, и головами охотничьих трофеев на стене. Одну стену комнаты целиком занимал сегментный проекционный экран, под ним стояла аппаратура Сказочной Страны и пульт управления, один из самых сложных, какие приходилось видеть Дю Брозу.
— Интересно, это сам Пастор обставлял эту квартиру? — негромко спросил Дю Броз.
— Разумеется, — произнес голос за его спиной. — Точно так, как давно хотел. Некоторых это ужасает. Вы нормально сели? Восходящие потоки здесь довольно коварны.
— Мы справились, — ответил Пелл. Дю Броз разглядывал похожего на гнома человечка со сморщенным лицом Щелкунчика. Доктор Эмиль Пастор тоже смотрел на него сквозь толстые стекла очков.
— Ах, это вы, — воскликнул он. — Я забыл вашу фамилию…
— Дю Броз. Бен Дю Броз. Мы встречались с доктором Пастором в санатории, он изучал пациента номер Эм-двести четыре. Того, который левитирует.
— Левитирует! — фыркнул Пастор, надув щеки. — Вы не знаете даже половины всего. Я уже разобрался, над каким членом уравнения он работал. Нечто великолепное, чистая символическая логика с одним исключением. Точнее, с двумя. Если вы полностью нейтрализуете гравитацию, центробежная сила выбросит вас по касательной в космос. Верно? Но Эм-двести четвертый просто висит в воздухе. Согласно его расчетам, проведенным на основании этого уравнения, это теоретически возможно. Достаточно только подставить произвольные значения орбитальной скорости Земли и силы, необходимой для выведения тела за пределы гравитационного воздействия Земли.
— Произвольные значения? — переспросил Дю Броз.
— Разумеется. На самом же деле это постоянные. Величина первой составляет одиннадцать и шесть километра в секунду, а второй — шесть миллионов килограммометров. Уравнение утверждает, что достаточно удалиться всего на десять километров от Земли, чтобы освободиться от гравитации, и тогда первую постоянную можно игнорировать. Она становится нулевой. Земля вовсе не вращается.
— Что? — остолбенел Пелл. Пастор махнул рукой.
— Знаю-знаю, Эм-двести четвертый безумен. Но его безумие основано на чем-то. Он считает, что может левитировать, поскольку Земля не вращается. И левитирует. А Земля все-таки вертится!
— А что с этими десятью километрами? — спросил ассистент. Энергия… Пастор кивнул.
— И это тоже. Чтобы соблюсти подобным образом равновесие сил антигравитацию — нужно непрерывно расходовать энергию. Если конечно, не имеешь достаточной орбитальной скорости, как, например, Луна. Но Эм-двести четвертый не расходует энергии, правда? А может, расходует?
— Вы же сами говорили, что ваши приборы сходят с ума, — напомнил Дю Броз.
— И это заставляет задуматься, — признал физик. — Может, для наблюдателя, находящегося на месте Эм-двести четвертого, Земля не вращается. Однако, мои приборы не в состоянии это зарегистрировать; они созданы для Земли, которая вращается. — Он рассмеялся, но тут же снова стал серьезным. — Это настолько захватило меня, что я забыл хорошие манеры. Снимайте пальто, господа. Выпьете чего-нибудь? Может, хотите Крепкого Сна?
Дю Броз размагнитил застежку у шеи и бросил плащ в сторону вешалки, которая ловко подхватила его.
— Нет, спасибо. Мы не отнимем у вас много времени. Нам бы хотелось…
— Я бы уже давно решил это уравнение, — сказал Пастор, — если бы кое-какие важные персоны не прогнали меня из Нижнего Манхеттена. Они узнали что некоторые бомбы взрываются, и пришли к выводу, что я могу разрушить их убежище. Тогда я перебрался сюда, наверх. Если будет взрыв, силовое поле ограничит разрушения.
— Эти бомбы могут проходить сквозь силовое поле, не так ли? — заметил Пелл.
— Могут. Прошу сюда. — Пастор пропустил их перед собой, в лабораторию, заваленную оборудованием. Порывшись на стопе, он нашел фотокопию чертежа. — Вот схема механизма бомбы. Вы что-нибудь смыслите в электронике?
— Очень мало, — признался Пелл, тогда как Дю Броз отрицательно покачал головой.
— Гммм. Ну ладно. Во всяком случае вы видите эту штуковину. Она будет действовать только в системе определенного типа, и ни в какой другой. Вторая же часть будет работать только в совершенно иной конструкции. Однако обе они без проблем работают в одной и той же системе. Мы пытались менять их местами, становились на голову и смотрели искоса, но факт остается фактом. Два взаимоисключающих элемента превосходно взаимодействуют. Этого не может быть, однако есть.
Пелл смотрел на схему.
— Что вы на это скажете? — спросил Пастор.
— Мне кажется, инженерам, которые разбираются, почему бомбы проникают сквозь силовые поля, достался крепкий орешек.
— Пока я могу только сказать, — продолжал физик, — что уравнение основано на чем-то вроде непостоянной логики. В нем масса взаимоисключающих моментов.
— Два плюс два равняется пяти? — вставил Дю Броз.
— Два плюс пи равняется ложись и спи, — поправил его Пастор. — Это невозможно выразить обычным языком. Языковые пуристы плевались бы от омерзения. Здесь сказано, — он указал на листок бумаги, — что свободно падающее тело с каждой секундой ускоряется на полтора метра в секунду, а дальше, в этом же самом уравнении это же самое тело ускоряется с каждой секундой на двадцать сантиметров. Вот в этом-то все и дело!
— Вы вообще видите в этом какой-то смысл? — спросил Пелл.
— Что-то такое есть, — признал Пастор, подошея к тазу и начал мыть руки. — Пока я хочу немного отдохнуть. Пожалуй, приму сеанс Крепкого Сна… Но сначала мы можем поговорить. Хотя не знаю, что еще я могу вам сказать.
Пелл заколебался.
— Вы говорите о непостоянной логике, а наука принимает лишь определенные постоянные, на которых основываются все наши знания.
— А что есть истина? — спросил Пастор, разводя руками. — Я сам порой думаю над этим. Во всяком случае…
Они вернулись в большую комнату. Физик подошел к пульту управления Сказочной Страны и начал неторопливо нажимать клавиши.
— Сам не знаю, — бормотал он себе под нос. — Я стараюсь мыслить логично. В том, что бомбы проходят сквозь силовое поле, нет логики, тем более, что эти бомбы не имеют права взрываться.