Планета — шахматная доска
— Может, это как-то связано с Осечками? — предположил Дю Броз. Считается, что это оружие противника, которое не подействовало. Их силовые поля невозможно преодолеть.
Пастор даже не обернулся.
— Да, невозможно. Но силовые ли это поля… в этом я не уверен. Я входил в состав нескольких комиссий по изучению Осечек, и у меня есть теория, даже две, которых никто не желает слушать. Конечно, двадцать два года назад мой разум был более гибким… — Он усмехнулся. — Если бы вы порылись в отчетах, касающихся этого дела, то узнали бы, что человек по имени Бруно утверждал, будто открыл жесткое излучение, идущее от одной из Осечек.
Пелл, сидевший на диване, подался вперед.
— Признаться, я просматривал эти материалы. Но не нашел там никаких подробностей.
— Потому что доказательств не было, — сказал Пастор. — Излучение продолжалось около часа, и в это время был включен только прибор Бруно, а построить график по Одной точке невозможно. Однако в этом излучении отмечались некоторые закономерности. Бруно считал, что это попытка контакта.
— Да, я знаю, — сказал Пелл. — В этом месте сообщение прерывалось.
— Остальное — просто предположения. Кто же общается с помощью жесткого излучения?
Дю Броз вспомнил Билли Ван Несса, его закрытые глаза и хриплый клекот «К-к-к-как!» Деформация основных генов, неявная до запоздалого созревания, а потом проявляющаяся до сих пор не объясненным психическим отклонением…
— А сейчас вблизи Осечек не отмечается радиоактивности? — спросил он.
— Ничего подобного.
— Тогда почему больные вроде Билли Ван Несса, выходят из оцепенения, сказавшись возле потрескавшегося купола? Трудно предположить, чтобы они ощущали его с помощью своего внечувственного восприятия. Такое воспоминание должно быть приобретено, а не унаследовано.
— По-моему, там проявляется какой-то вид энергии, — сказал Пастор, иначе Осечки не сохранили бы своей неприступности. Но мы не можем ее обнаружить. Вообщето я сомневаюсь, что Осечки связаны с… этим уравнением.
— Пока вы его не решите, — сказал Пелл. — Вам известно, что существует определенный профессиональный риск?
— Да, безумие. Хотите проверить мой коленный рефлекс?
— Честно говоря, хотел бы, — признал ассистент. — А вы против?
— Нисколько.
— Бен!
Это была рутина. Дю Броз записывал и смотрел, как Пелл обследует физика, задавая ему внешне не связанные друг с другом вопросы, которые обретали смысл, когда их сводили воедино. Наконец они закончили, и Пастор сел, улыбаясь.
— Все в норме. Однако, вы довольно необщительный тип.
— Но не антиобщественный. У меня жена и двое детей, — он указал на трехмерный портрет в кубе прозрачного пластика, — и я неплохо приспосабливаюсь.
— Никогда не видел такого сложного оборудования для Сказочной Страны, — заметил Пелл. — Часто вы им пользуетесь?
— Часто. — Пастор подошел к пульту. — Много лет назад я порвал со своими друзьями и теперь создаю собственные системы и парадоксы…
На экране вспыхнули мерцающие полосы и яркие зигзаги. В них была даже какая-то закономерность.
— В данном случае, — продолжал физик, — я подчинил человеческие эмоции цветам. Я создаю сценарий по ходу дела.
Какое-то время они смотрели на сверкающий экран, потом Пелл встал.
— Желаем вам Крепкого Сна, доктор Пастор. Вы нам сообщите, если появятся какие-то новости?
— Разумеется. — Пастор выключил Сказочную Страну. — Я уверен, что решу это уравнение за несколько дней.
— Вправду ли он уверен? — спросил Дю Броз, когда они оказались в вертолете.
— Не думаю, чтобы он обещал яблоки на березе. Голова у него работает нормально. Типичный эксцентрик, Бен.
— У него вообще нет чувства прекрасного.
— Не уверен. Возможно, оно у него особенное. Мне нужна детальная психологическая характеристика Пастора на основании наблюдений сегодняшнего вечера. Подготовь ее побыстрее и покажи мне, хорошо? Если Пастор решит уравнение, все будет в порядке, но если у него ничего не выйдет…
— Думаешь, он психопатический тип?
— Так или иначе, а спятить может каждый. Пастор не является потенциальным самоубийцей или убийцей. Возможно, у него есть некоторая склонность к шизофрении… впрочем, не знаю. А теперь вернемся в Нижний Чикаго. Если до утра нам удастся свести всю информацию в аргументированное сообщение, его можно будет положить на стол шефа.
Дю Броз вытащил из пульта управления дым-трубку и глубоко вдохнул. Пелл захохотал.
— Проняло тебя, Бен?.
— Немного. На самом деле было гораздо хуже — напряженная, трясущаяся диафрагма, мурашки, бегающие по коже. Дю Броз беспокойно шевельнулся в кресле, шестеренки его мыслей вращались, не задевая друг друга.
— Gui bono? [5] — спросил Пелл. Помни, ответственность лежит не на нас.
— Не на нас?
— Мы не сможем решить это уравнение. И не сумеем найти человека, который с ним справится… если, конечно, это не Пастор. Только у шефа есть достаточная квалификация, чтобы соединить отдельные элементы в единое целое.
— Вроде бы так, — признал Дю Броз, и мурашки снова забегали у него по спине.
5
По зеркалу расходились волны. Концентрические круги исходили из одной точки, искажая лицо Камерона. Он отошел в сторону, глядя, как волны постепенно успокаиваются.
Потом он вернулся и снова встал перед зеркалом. Едва в нем появилось отражение, волны побежали снова. Камерон ждал, и они постепенно исчезли.
Однако каждое движение веками вызывало новые круги, расходящиеся по гладкой поверхности; по одному на каждый глаз.
Угол падения равен…
Стараясь не мигать, Камерон смотрел на усталое лицо под копной седых волос.
Но все-таки мигнул.
Снова круги.
Совершенно невозможное явление.
Он повернулся к зеркалу спиной и оглядел комнату. Она уже не была комнатой, которую можно принимать такой, какая она есть, комнатой, которую он знал много лет. Если его обманывало зеркало, значит, точно так же могли предать и стены. И биллиардный стол. И светящийся потолок и…
Он резко повернулся и пешком пошел по эскалатору, не коснувшись запускающей кнопки. Ему хотелось почувствовать под ногами что-то твердое, а не мягкое скользящее движение, напоминавшее, что земля уже не так стабильна, как когда-то.
Все его тело вздрогнуло и только непреклонное владение собой защитило его от…
Ничего особенного не случилось, просто он доставил ногу на последнюю ступеньку, которой не было. Такие вещи случаются со всеми.
Вправду ли он видел эту несуществующую верхнюю ступеньку? Он попытался вспомнить и не смог.
Такое случалось уже не первый раз. Едва он ослаблял бдительность и забывал об этой ступени, которой не было, как она появлялась на самом верху лестницы. Но не ощутимо, и даже не визуально.
Зашумел монитор, и Камерон оказался рядом с ним, опередив Нелу. Пожав плечами, она отвернулась. Голова ее с гладко причесанными черными волосами почему-то показалась ему страшной. Он стоял, держа руку на переключателе, глядел как Нела возвращается в свое кресло, и лихорадочно думал, что бы он сделал, если бы лицо Нелы вдруг появилось у нее на затылке.
Или если бы оно оказалось не лицом Нелы.
Он ждал, боясь отвести от нее взгляд, пока она не отвернется. Но это по-прежнему была Нела с ее холодными темными глазами и курносым носом. Камерон был рад, что она никогда не увлекалась омолаживающими процедурами. Старые мудрые глаза не подошли бы к молодому лицу. Нела была привлекательной женщиной, и лицо ее, пусть даже с печатью возраста, действовало на него успокаивающе.
— Ну что? — спросила она, поднимая брови. — Ты ответишь?
— Что? Ах, да… — Камерон нажал клавишу, и на экране появилось угрюмое лицо Даниэля Риджли, курьера. Он поднял руку, чтобы показать идентификационный диск на запястье.
— Дело первоочередной важности. Сообщение от Военного Секретаря…