Сезон охоты на единорогов (СИ)

Стылая вода из колонки гремела о жестяные вёдра, летели в стороны брызги, а мне всё казалось, что Фея странно смотрит. Нет, понятно, что только что напугал, да и первая встреча, наверняка, ещё не отболела, но всё равно – странно.
Я поднял вёдра и бодро кивнул:
- Ну? Куда идём?
Она спохватилась:
- Да вот мой дом!
Мы двинулись рядом. И снова аромат яблок окутал меня с ног до головы. И, чтобы не пойти на поводу рождённого им чувства притяжения, я спросил первое, что на ум взбрело:
- И много тут нежитей?
И тут же прикусил язык. Люди и тэра совсем разное вкладывают в это слово. Но вместо того, чтобы рассмеяться на глупость, Вера нахмурилась и пожала плечами:
- Ну, вот, дед Стобед есть. Нежитью кличут, да. Потому что «сто лет в обед», а он ещё крепкий и бегает на своих двоих, и даже палку тяжеленую с собой таскает. А ещё потому, что явился неизвестно откуда, занял брошенный дом, и живёт в нём. Да как живёт! Как к нему кто не пойдёт – его дома-то и нет. Но по вечерам окошки светятся, видно, что сидит и читает книжки. А больше нежитей и нет.
- Эх, - притворно вздохнул я. – Вот думал, хоть тут нежитей, вроде меня, будет побольше. А у вас, как везде, - образование, электричество и интернет.
Она пугливо покосилась на меня и тут же рассмеялась. И мне тоже настало время, наконец, усмехнуться. Затем и дошли до дома.
- Ой, я вас не пущу, - забеспокоилась Фея. – У меня там псин страшный, чужих не любит.
Что чужих он ненавидит люто, это я итак слышал. Из-под забора глухо ворчала мощная глотка, явно намекая на мою незавидную участь, если перешагну черту – и вполне заметную - двора, и невидимую – меж мной и девушкой. Не рычи, лохматый. Не меня надо опасаться.
Я поставил вёдра возле двери и кивнул:
- Ну раз так – принимай водичку, хозяйка. А я пойду – забор подновить надо! Доброго денёчка.
И неторопливо, не делая резких движений, и слушая глухое взрыкивание за спиной, пошёл обратно к дому. Там действительно ещё оставалось много работы. И Чуда. И Жанька. Злой и острый, как только что правленая бритва. Мне бы эти отношения построить. А Фея… Будет в её жизни прекрасный принц, наверняка, будет.
  
Глава 6 Просто так!
 
Глава 6 - Просто так! 
Когда уже приладил штакетину на её законное место и вогнал последний гвоздь, Чуда выскочил из дома и запрыгал на крыльце, призывно замахав руками:
- Кушать! Кушать!
Вот это вовремя! И я не заставил себя ждать, двинувшись к дому.
И увидел, как сползает счастливая улыбка с лица Чуды. 
Далеко! Если противник вооружён – сбить пацана с ног и закрыть собой не успею. Женьки рядом нет – значит, не чует. Остаётся только одно - самому атаковать…
Резко присел, развернулся. 
Пустая улица. Три курицы у дальнего домика. Кошка на заборе. Старая собака соседей возле колонки пьёт воду из бетонной чаши поддона. 
Ещё секунду томительно ждал и всматривался, выискивая неладное. Но всё было тихо. Ощущения присутствия тоже не беспокоило. Обернулся. Чуда всё так же стоял на крыльце. Только словно подменили – веселье сменилось угрюмостью, плечи поднялись, как от удара, кулачки сжались. Я споро подскочил к нему и, прихватив за плечи, прикрывая собой, увёл в дом. В сенях остановился, присел на корточки и развернул к себе мальца: 
- Что случилось? – шёпотом спросил я, чтобы не тревожить Женьку в доме. 
Юрка смотрел по-взрослому тяжело и тоскливо. 
- Это от чего? – ткнул он пальцем в моё плечо. 
Я проследил за жестом и выдохнул с облечением. Стало понятно, и почему сменился его взгляд, и за что меня Фея посчитала ужасным «нежить». Я натянуто улыбнулся и ответил уже спокойнее:
- Это огонь, Юр. Просто огонь. 
Рубашку я, дурень старый, снял, ещё когда рубанком махал, и дальше работая, не удосужился набросить хотя бы на спину. А, ведь, было время, когда не забывался так, памятуя, какие чувства вызывает у неподготовленных вид не восстановившегося тела. Прожжённая когда-то кожа, конечно, снова наросла, но стала белой и рельефной, в складках, словно собранная в кулак ткань. Несколько дырок от пулевых ранений всё ещё цвели безобразными тёмными бутонами на торсе. И три длинных старых шрама тянулись через корпус. Да одна свежая рана в боку едва затянулась, и ещё подчас подмокала. Спиной же к людям совсем не стоило поворачиваться. Не для слабонервных это. И год восстановления не помог – не было у меня за это время и дня, когда бы не ожидал атаки, когда мог бы впасть в спячку и заживить следы былой боли. Потому приходилось скрывать. А вот, получается, впервые за столько лет нашёлся дом, где руки порадовались труду, нашёлся мир, где оказалось можно передохнуть, не беспокоясь, тут и забылся, дурень старый, тут и раскрылся… 
Я осторожно взял Чуду за плечи, всмотрелся в потемневшие тоскливые глазки. 
- Мужская доля такая, Юр. Подставлять свои плечи под боль. Закрывать собой тех, кто важнее для мира. Был и у меня в жизни такой момент, когда мои плечи оказались щитом. Я этого не стыжусь, Юр. А ты не бойся на такое смотреть. Человек жив, пока жива его душа. А тело – это у нас всех наживное. Сейчас есть, потом нет, потом опять есть. Как одежда, Юр. Не более. 
Юрка потянулся ко мне и ладони положил на гофрированную ожогами кожу. Склонил голову на бок, прислушиваясь к внутренним ощущениям. Поводил тёплой ладошкой, погладил, закрыв глаза. А у меня внутри всё в ком смёрзлось – такие у него мягкие детские невесомые ладони. Словно дочка погладила…
- Она странная. Словно неживая. Как будто змея сбросила… Ты что-нибудь чувствуешь?
Я усмехнулся: 
- Чувствую. Как бульоном пахнет! 
- У! – обиделся Юрка и легко прихлопнул ладонью мне по плечу. – Вредина!
Это уже был обычный весёлый Чуда. Сощурился весело и хитро, собираясь выдать какую-то смешную колкость, но тут же опять посерьёзней:
- Ты только рубашку накинь. Не надо, чтобы Жанька видел. 
И, ведь, прав пацан! Не надо, чтобы его опекун считал меня увечным. Нет стыда в том, чтобы пострадать, защищая или сражаясь, но не восстановиться после – это уже тревожный сигнал. И не каждый тарх возьмёт в напарники того, кто не может справиться со своим же телом. Поэтому, не возражая, я потянулся к ещё не разложенному рюкзаку и потянул из-под клапана свежую рубашку. 
Накинул, поднялся и кивнул на дверь в кухню:
- Пошли, что ли?
Спрашивать, не выдаст ли меня мальчонка, бессмысленно. 
В комнате Женька уже разливал по тарелкам суп. И запах в доме стоял шикарный – петрушки с зелёным луком! Я за последние полгода уже и подзабыл это приятное чувство, когда так тянет быстрее зачерпнуть первую ложку. Привык на сухомятке, урывками, без чувств, лишь бы закинуть в тело хоть что-то, что поддержит жизнь и возможность двигаться. А тут… 
- Руки! Руки! – засуетился Чуда и потащил меня к рукомойнику. 
Обычная деревенская конструкция, бадейка с соском, висящая над жестяной раковиной, а меня на некоторое время вогнала в ступор. Отвык всё-таки от цивилизации, от порядка и чистоты. Но оплошать себе не дал. Вслед за Юркой умылся и, просушив руки о льняное полотенце, больше напоминающее отрез от скатерти, пошёл к столу. 
А Жаня уже резал летний салат. Вспомнил их пустой огород, и понял, что ребята молодцы - помидорами и огурцами на своей земле не обзавелись, но добрососедскими отношениями – успели. 
Я опустился на стул с края, как и до того, на место, положенное гостю и замер над своей тарелкой. В прозрачно-жёлтом бульоне смирно лежали резанная аккуратной соломкой картошка, кусочки мяса и самая настоящая домашняя лапша. И более притягательной картины я давно уже не видел! Хотелось скорее есть, но, глянув на Юрку, молча ждущего команды, остановил свой порыв. Тот явно глотал слюнки, но ждал, неотрывно наблюдая за процессом резки. Всё правильно, всё по доброй традиции, чтимой и тэра, и людьми. Значит, как дома, в школе, за стол садятся все одновременно по команде старшего.