Стальная дуга
— Соскучился, зверь?
Животное тихо мяукнуло в ответ и сев на широченный лохматый хвост выжидательно уставилось прямо в глаза лётчику. Тот усмехнулся и извлёк из кармана полушубка завёрнутый в газету свёрток.
— Учуял, фриц? Ладно, лопай.
В самодельную плошку легла селёдка. И кот, вздыбив шерсть на загривке, с довольным урчанием впился зубами в добычу. Майор же, сменив унты на обрезанные валенки, прошёл из коридора в комнату. Там ярко горела на столе семилинейная керосиновая лампа, пыхтел горячий самовар. Вкусно пахло из укутанного в старый ватник котелка.
— О, Володья, ты фернулся? Я так рата.
— Ладно, Гера. Оставим. У нас опять экипаж погиб при посадке…
Девушка внимательно посмотрела на него и молча села на ящик, играющий роль стула.
— Это не есть всё. Что ещё?
— Да замполит наш новый такое сморозил!.. Удивляюсь, как его Фёдор Иваныч на месте не шлёпнул… Ну, дело прошлое. Медведев заставил его рапорт о переводе написать. Топает сейчас майор Лопуховский к новому месту службы. Пешочком. Может, и дойдёт.
— Гут. Я рата. Ты кушай, Волотья, кушай. Пока всё тёплое.
— Спасибо, солнышко. Заботливая ты у меня…
Гертруда Шрамм была немкой. Её отец, германский коммунист Вилли Шрамм, попал в концлагерь, откуда уже не вышел, а девушка, чтобы уцелеть, была вынуждена сменить фамилию и имя, а затем завербоваться в вермахт. При первой же возможности она перешла на сторону Красной Армии. Ей повезло, что она сдалась не наступающим частям и в горячке боя её не пристрелили, а отсиделась сутки в подполе и вылезла как раз тогда, когда через село следовали уже тыловые части. По случайности или простому везению немка вышла на свет тогда, когда через населённый пункт следовал армейский СМЕРШ. После проверки (а к счастью, в Москве нашлись люди, которые лично знали её отца и её саму), правда, совсем маленькой, девушку прикомандировали к управлению СМЕРШ, которое курировал начальник отдела особых операций подполковник Незнакомый, некогда использовавший Столярова в одной деликатной операции. Но, к его величайшему сожалению, выяснилась непригодность майора к такого рода деятельности, и Владимир вернулся обратно в строевые части. Однако Незнакомый сделал для себя заметку, и далеко неслучайно в части со Столяровым вскоре оказалась и Гертруда Шрамм…
— Товарищ майор! Товарищ майор! Вас командир полка вызывает!
Голос из-за двери звучал как-то испуганно. Столяров с сожалением открыл глаза и выбрался из-под одеяла. Гертруда ещё спала, её округлое плечо блестело в лунном свете, пробивающемся в окно дома, где жил майор. Он прошлёпал к двери и открыл её — на пороге стоял посыльный из штаба.
— Т-товарищ майор, вас Фёдор Иванович вызывает. Срочно!
— Хорошо. Идите, товарищ боец, сейчас же буду…
Столяров взглянул на часы — чёрт! Ещё три часа ночи. Он же только сменился! Но делать нечего. Быстро оделся, глянул на спящую девушку, затем осторожно, стараясь не хлопнуть дверью, вышел на улицу. Мороз сразу взбодрил, и упругим шагом майор двинулся на аэродром…
— Тут вот какое дело, Столяров… — Гудел на весь блиндаж командир полка: — Только что пришла шифровка из штаба дивизии — тебе надлежит в восемь утра быть там. Так что собирайся. Я тебе наш «виллис» дам и своего водителя. Отвезёт. Если что — не поминай лихом. Но, похоже, что ты уже назад не вернёшься.
— Думаете, что это из-за замполита?
— Да нет.
Медведев махнул здоровенной ручищей.
— Этот засранец будет молчать в тряпочку. Тут дело другое. Отзывают тебя. А жаль! Нравишься ты мне, Володя. Побольше бы таких, как ты, и войну бы быстрее закончили.
— А куда, Фёдор Иваныч? Не знаете?
— Чего нет, так то — нет. Шепнули, что на повышение идёшь. Это радует! Так что — бывай, и главное — живи.
— Спасибо, Фёдор Иваныч!..
Тупоносый вездеход уносил Столярова прочь из полка, с которым он сроднился, где остались его друзья, с которыми он вместе делил и радость, и горе. Прочь от девушки, которую он полюбил, несмотря на то, что разделяло их народы…
Майор Владимир Столяров следовал к новому месту службы. Он знал, что ему придётся вскоре уехать, Гертруда предупредила его заранее, но о том, что прощание выйдет таким внезапным, а главное, настолько болезненным, он как-то не задумывался… За целуллоидными окошками тента кипела метель, снежинки неслись над землёй сплошным ковром. Внезапно «виллис» резко вильнул, а водитель крепко выругался.
— В чём дело, Гиви?
— Да, товарищ майор, танкисты прут. Как на параде, по центру дороги. Чуть не врезались.
— Ладно, не злись. Ты думаешь, им из своих гробов что-то видно? Радуйся, что не наехали…
Навстречу вездеходу медленно шла колонна громадных английских «Черчиллей», следующая на фронт. Владимир не знал, что головной машиной командовал его родной брат, Александр… Лётчик проводил танки взглядом, затем закурил, прикрывая огонёк сигареты рукой. Водитель молчал, мотор негромко выл, на заднем сиденье лежали два мешка — один с вещами лётчика, а из второго высовывалась взъерошенная кошачья голова. Кот по кличке Гитлер следовал со своим хозяином к новому месту службы…
Глава 3
— Батальон! Стройся!
Прозвучала громкая команда. Возле боевых машин в чётком строю застыли экипажи. Майор взглянул на часы, затем заговорил:
— Бойцы! Товарищи мои! Наступил наш час. Сегодня мы наконец покажем фашистской сволочи, как русские умеют воевать. Слушай боевую задачу: батальон после артиллерийской подготовки выступает в атаку на Вертячий. Нас поддерживают пехота и танковый полк. Идём, как всегда — первыми. Вопросы?
Строй молчал, озарённый тусклым зимним солнцем. Александр махнул рукой.
— Отлично. По машинам!..
Колонна из пятнадцати «Черчиллей» рассредоточилась в боевую линию. Позади них застыли в напряжении пехотинцы, выдвинулись поближе к тяжёлым машинам лёгкие Т-70 и средние Т-34. Все напряжённо ждали. Столяров взглянул на часы. Время! Едва минутная стрелка коснулась отметки «12», как небо озарилось огнём. Это сорвались с направляющих ракеты гвардейских миномётов. Пылающие полосы с диким воем неслись по небу, чертили низкие тучи трассеры снарядов всех калибров. Позиции окружённых заволокло сплошной стеной разрывов. Вздыбилась полоса дыма, подсвечиваемая разрывами, земля задрожала. Александр невольно поёжился — такого он ещё не видел за всю свою военную жизнь. Настоящее море огня! В бинокль можно было рассмотреть, как взлетают в небо обломки дотов и оружия, парят сорванные листы железа. Вспыхивают оставшиеся без топлива, а потому закопанные в землю в качестве неподвижных огневых точек немецкие танки… Немудрено. На один километр фронта приходилось почти 167 орудий и миномётов всех калибров… Адская сила тротила и аммонала рвала в клочья промёрзшую на метры землю. Летели в разные стороны брёвна и камни. С танков срывало башни и отшвыривало на десятки метров в сторону. Бронетранспортёры просто разрывало на мелкие куски… И всё это продолжалось, продолжалось, продолжалось… Вряд ли что живое могло уцелеть в этом хаосе разрушения, но всё же, как оказалось, можно. Едва взлетела ввысь зелёная ракета, обозначающая начало атаки, как по выползшим из оврага боевым советским машинам ударили вражеские орудия. Изрытое воронками поле полыхнуло разрывами мин…
Александр схватился за голову. Удар немецкой болванки в башню был так силён, что зазвенело в ушах. По щеке хлестнуло броневой крошкой.
— Все живы?!
Танк шёл. Медленно, но уверенно разгребая перед собой дорогу по чёрному от копоти снегу. Неуклюже переваливаясь на множестве воронок. Выругался Иван, которому заволокло дымом прицел, что-то пыталась сказать Татьяна, но её губы просто беззвучно шевелились. Столяров ничего не слышал в грохоте боя. Вдруг рука Дмитрия протянулась через казенник пушки и, ухватив свободно свисающий шнур шлемофона, воткнула его в разъём. Майор понял, что подпиленная фишка разъёма от сотрясения выпала из гнезда.