Сломанная защита (CИ)
Как-то неуклюже и одновременно с этим отчаянно я пытаюсь закинуть на него ногу, которую он подхватывает и гладит по бедру, скользя по гладкой коже. А потом он накрывает ртом татуировку «no sex», что находится чуть выше левой груди, и втягивает в себя кожу.
Не спрашивает разрешения на это. Оно ему будто и не нужно. На дне пропасти зыбучие пески, доводы и сомнения давно в них потонули, еще раньше здравого смысла.
Почему-то это кажется правильно и хорошо, я охотно позволяю ему это сделать. Сама же обхватываю ладонью эрекцию и сжимаю. Он шумно втягивает в себя воздух, а затем возвращается к рисунку на коже. Я просовываю руку под белье и сжимаю его напряженный член, по которому, оказывается, ужасно тосковала все это время. Провожу большим пальцем по нежной головке, легонько надавливаю, отчего он тут же толкается мне в руку.
Его же пальцы проникают под мои массажные стринги, которые сложно назвать препятствием. Он гладит область между моих ног, где просто пожар. Ему так это нравится, он нежно трогает, а затем вводит в меня сразу два пальца.
Так и стоим. Одной рукой я крепко держусь за него, чтобы не рухнуть на пол, так как колени давно мягкие, меня потряхивает от возбуждения, его, кажется, тоже. Мы ласкаем друг друга руками, одновременно с этим он ставит мне огромный засос на месте татуировки. Он так старается, что мне даже больно. Но отчего-то нравится, и я шепчу:
— Боже, да, еще, пожалуйста, — тихо-тихо над его ухом. Я такая уязвимая сейчас, полностью открывшаяся ему. Даже не столько физически, хотя это тоже, сколько эмоционально. Все чувства наголо, я снова перед ним настоящая. В который уже раз — без масок. Его.
Он больше не мой Президент.
Он мой Андрей Осадчий, уверенный равнодушный юрист, способный как разорить, так и спасти.
И я снова выбираю именно его.
Может, он и заготовил для меня страшную месть, но сейчас… обожает каждым движением. Я чувствую, что практически достигаю пика, его член тоже каменеет еще сильнее, он неосознанно несколько раз толкается бедрами.
Кто-то спускается сверху, и мы одновременно замираем. Я, конечно, в ужасе. Он выпрямляется, а я, наоборот, опускаю голову и прячу лицо у него на груди. Он нависает сверху, обнимая, пряча под полами своего халата. Мне кажется, он повсюду. Я зажмуриваюсь и ничего не боюсь. Наверное, это ощущение мне было важнее даже сексуального возбуждения, от которого сейчас сердце выпрыгнет из груди и самая нежная кожа на теле пульсирует.
Этот человек, что спускается, — хуже монстра из кошмаров. Он специально замедляет шаг. Еще охрану позови, блин! Детей здесь быть не может, они в другом крыле. А раз люди взрослые, должны же понимать, что мешать в таких ситуациях не следует.
Чувствую движение, Андрей поднимает голову, кажется, делает мах рукой, чтобы шли, куда идут. Я очень надеюсь, что меня плохо видно в расщелинах между ступенек.
Шаги замирают, чтобы через пару секунд ускориться, непрошеный гость хлопает дверью, покидая лестницу.
— Это твоя сестра, — говорит Андрей спокойно. — Все в порядке.
Я распахиваю глаза. Видимо, Жанне сообщили, что я не пришла на пилинг, она пошла убедиться, все ли в порядке. И по моей позе поняла, что более чем.
Вспышка страсти ослабевает, мы будто начинаем отдавать себе отчет в том, что творим. Сердца по-прежнему колотятся на разрыв, и мы не спешим отлепляться друг друга.
Через пару мгновений поднимаю голову, и он нежно целует меня в лоб, восстанавливая дыхание.
— Твой суровый закон позволяет тебе трахать жену своего клиента, Андрей? — первой нарушаю молчание. Я много раз представляла, как озвучу ему именно этот вопрос.
— Разве я это делаю?
— Твои пальцы только что побывали в моей вагине.
— Точно, — сдается он. — Под лестницей — можно, — не задумываясь, вылепляет первый пришедший в голову аргумент. Блефует, но как уверенно!
— О да, при желании все преодолимо, — говорю я и слышу знакомый довольный смешок. Осадчий одобряет шутку.
Он снова целует меня в лоб, затем с интересом рассматривает мое лицо, но глаза все еще горят, в них нет привычного превосходства с нотками презрения, которыми он отгораживался последние недели. Он словно изучает и запоминает каждую черточку или пресловутую веснушку на моей коже.
Я, наконец, вытаскиваю руку из его трусов. Перевожу взгляд на себя и вижу огромный кровоподтек, полностью скрывающий татуировку.
Мы оба смотрим на пятно. Мало того что синяк наливается, на нем еще и россыпь красных точек. Заживать будет не меньше месяца.
— Пометил? — спрашиваю. Он кивает:
— Меня бомбит, когда я ее вижу.
— Она была мне необходима.
— После этих слов бомбит еще сильнее.
Он машинально поглаживает мою талию.
— Андрей, я пропускаю пилинг.
— Он дорого стоит?
— Да.
Даже после моего прямого ответа он не спешит отпускать меня, потом все же делает шаг назад, запахивает халат, я следую его примеру.
— Компенсирую тебе из гонорара от Голубева.
Услышав фамилию бывшего, я интуитивно напрягаюсь, как перед схваткой.
— Суд уже в понедельник? — спрашиваю, хотя прекрасно знаю ответ.
— Да.
— Что я должна делать, по-твоему? Времени в обрез.
— Проиграть.
Я округляю глаза. Окружающая нас магия моментально тускнеет, флер безумия растворяется, а картинка перед глазами едва ли не плывет от обиды. Он не моргает, смотрит выжидающе. Это игра такая? К чему хитрости, у него столько козырей, что они высыпаются из карманов.
— Мне пора идти, — отвечаю жестко.
Он качает головой, дескать, так не пойдет. Тянет ко мне руку, и я доверчиво снова подаю ему ладонь. Он сжимает ее, подносит к губам и целует запястье.
— Не спеши, подумай хорошо. Я знаю, психологически сложно слушать юриста истца, но я ведь не только юрист.
— Кто же еще?
— Как минимум — живой человек.
Он снова обнимает меня через халат, прижимает к себе, потом шепчет на ухо, меняя тему на безопасную:
— Закончи сейчас в раздевалке, — снова с улыбкой, и мне опять смешно. Какие с ним всегда качели… как удержаться и не упасть?
— Это отвратительно, Андрей, — ловлю себя на том, что кокетничаю.
— Точно. Ужасно грязно, — с энтузиазмом, — прямо как под лестницей. У меня, к сожалению, нет с собой презервативов. Как-то не подумал взять их в бассейн.
— Возможно, раз не взял, с тобой пока не все потеряно, — смеюсь, а потом решаю его немного помучить, так как, несмотря на возбуждение, мозг все же начинает функционировать: — Хорошо, закончу, но не буду думать о тебе в этот момент.
— А о ком будешь? О тощем придурке в дешевой клетчатой рубашке? — вскидывает бровь. Я прищуриваюсь, не понимая о ком он, а потом срываюсь на смех, вспоминая, что танцевала на корпоративе с одним из разработчиков сайта.
— Он очень умен, — пожимаю плечами. — Не всем же шьют портные на заказ.
— Не верь ему, — вдруг добавляет Андрей и сжимает губы. Я понимаю, что он сказал это осознанно, не вырвалось. Он решил, что мне стоит знать. Мы смотрим друг другу в глаза, и я медленно киваю. Если до этого в его словах читалась банальная мужская ревность, то сейчас — нечто большее. Он только что сдал мне лазутчика Влада.
Мы, конечно, не будем говорить об этом.
Я совершенно серьезна, даю понять, что уловила посыл, но никому никогда не скажу.
— Хорошо, Андрей, я буду думать о тебе, — быстро чмокаю его в губы. Потом еще раз. И так четыре раза подряд. — И сегодня, и завтра… и накануне суда. — И хоть мне ужасно не хочется покидать его объятия, я понимаю, что это самый лучший момент уйти. Усилием воли заставляю себя отвернуться и проследовать наверх, туда, где находится раздевалка с душевыми. Он провожает меня взглядом, не двигаясь.
— Я буду ждать твой ответ, — слышу в спину. -
Я правильно сделала, что ни о чем его не просила. Он сделает все сам, добровольно. Осталась самая малость — поверить человеку, терроризирующему меня целый месяц!
Даже не представляю, что сейчас творится у него внутри. Я добилась того, что он вынужден играть на два фронта. Вот только не могу разобраться, что думаю по этому поводу.