Моя мишень (СИ)

В этот момент на место напротив меня не то усаживают, не то зашвыривают еще одного мужчину, на сей раз — с разбитым лицом. Его взгляд безэмоционально скользит по соседям и спотыкается об меня. Широкая улыбка расползается по лицу.
— В этот раз у нас компания приятная! Кто ты, карамелька? Соня золотая ручка?
— Господи. Боже. Мой.
— Иди ко мне на коленки, сладкая. Вот это сиси!
— Рот закрыл, блть! — гаркает тот, что в черной маске, падает в салон и с грохотом закрывает за собой дверь. Благо пассажиры при нем всю дорогу помалкивают, только мужик напротив смотрит на меня неотрывно, да так, что волоски на коже стоят дыбом. Мои глаза перманентно круглые. Я пытаюсь прикрыть руками вырез на платье, но это его лишь сильнее забавляет.
— Свои такие сиси, а? — уточняет. Силовик поворачивает голову в нашу сторону и тот сразу же поднимает ладони: — Молчу, молчу, начальник. Ни слова!
На дорогу уходит минут тридцать-сорок, после чего машина останавливается, открывается дверь. Силовики выгребают пьяную женщину, ее компаньонов. Отмечая, что с моими попутчиками не церемонятся, я поднимаю ладони:
— Я сама! Я сама, честное слово! — и торопливо, по возможности обходя грязь, выбираюсь на свежий воздух. Свет тусклый, смотрю под ноги, чтобы не навернуться, а когда, наконец, поднимаю глаза, вижу в нескольких метрах своего Леху Марченко. О, Господи, спасибо, что он есть! От облегчения колени становятся мягкими, приходится приложить усилие, чтобы не рухнуть к его ногам от счастья.
  
Глава 8
 
Алексей разговаривает с мужчиной в гражданской одежде — возможно, оперативником. Его взгляд цепляется за меня, в этот раз он узнает меня мгновенно, кивает, жестом подзывает к себе.
Окружающие не могут сдержать смешков, так резво я стартую с места, устремляясь к своему спасителю. Он обнимает меня одной рукой, а затем — видимо почувствовав, настолько я замерзла, — поспешно снимает куртку и закутывает меня. Тренч остался в клубе, я совсем о нем позабыла.
— Короче, эта была такая ржака, мы охренели, — договаривает начатую мысль опер и закатывается хохотом. Леха тоже смеется, качает головой:
— Трындец, — отвечает. — Ну а чему ты удивляешься? Раскачались — и вперед.
— Ага, не говори. Твоя подруга? — спрашивает опер, кивая на меня. — Дождались.
— Она самая, — Леша делает шаг в мою сторону и покровительственно кладет руки на плечи.
— Здравствуйте, — решаюсь вставить пару слов.
— Вечер добрый. Ладно, еще раз извиняй, очень твоя знакомая подходит под наводку, и документы ее смутили, — окидывает меня быстрым внимательным взглядом. — Просим нас понять и простить, работа такая, — он наигранно разводит руками. Ясное дело, искренних угрызений совести не испытывает.
— Забудем. Ты без претензий? — обращается Марченко ко мне.
— Без, — ляпаю первое, что приходит в голову, лишь бы это приключение скорее закончилось. Мне хочется, чтобы Леха продолжал обнимать меня — в его куртке, конечно, тепло, но лучше бы вплотную к его телу. Все снова смеются, оперативнику приносят мою сумку, тот галантно вручает ее мне, на что я выдаю: «Спасибо, большое».
— Нам пора, буду на связи, — Леха протягивает руку собеседнику, тот пожимает ее, после чего отворачивается от нас и начинает командовать своими людьми. Вокруг суета! Полицейские машины с мигалками и без, горящие фары, кого-то привозят, кого-то увозят, люди в форме, какие-то крики… Жизнь кипит. Я смотрю под ноги, когда мы быстрым шагом покидаем территорию полицейского участка.
***
— Это ж надо так сильно озадачиться поиском причины для звонка! Просто бы написала, что соскучилась, — говорит мне Алексей, когда мы оставляем позади ужас этой ночи. Шутит? Мне пока что-то невесело. Я даже не сразу понимаю, о чем он, а когда до меня доходит, бросаю на мужчину раздраженный взгляд. Показываю ему свой паспорт в раскрытом виде, он кивает, поджав губы. — Да, я бы тоже зацепился за этот документ. Новый, словно вчера напечатали, хотя дата старая. Фотка будто чужая. Кажется, что лажа.
— Спасибо, что так быстро отреагировал. Я просто в шоке, — говорю ему. — Они имели право так поступить? Я могу потребовать компенсацию морального вреда?
— Первый раз? — спрашивает он.
— Надеюсь, и последний.
— Ты случайно попала, помурыжили бы до утра и отпустили.
— «Помурыжили», — повторяю я мрачно.
— Испугалась?
— А ты как думаешь?
— Да, неприятненько. Ты, кстати, с кем была в клубе?
— С одноклассниками. Катька не приехала, не переживай. Загребли только меня.
— «Загребли», — посмеивается он, жестом предлагая сесть в машину.
— Этот город меня презирает, ему не нравится мое лицо, каким бы оно ни было, — страх практически отступил, я чувствую злость и обиду, мне хочется рвать и метать. Или плакать. Это так несправедливо!
— Мне кажется, для личного опыта каждый человек хотя бы раз в жизни должен скататься в обезьянник, — пожимает плечами мой невозмутимый собеседник. Я вздыхаю и откидываюсь в удобном кресле.
***
— Выглядишь уставшим, у тебя все хорошо? — спрашиваю, немного успокоившись. Мы уже подбираемся к моему дому. Печка приятно согревает колени, но я все равно продолжаю кутаться в его куртку. Не представляю, как он умудрился так быстро выяснить, куда меня везут, и приехать раньше моего сопровождения. Либо находился поблизости, либо летел хорошо за сотню, благо ночь, и дороги свободные. От благодарности отмахнулся, дескать, ерунда, но мне отчего-то кажется, что он остался должным тому оперу.
— Все нормально, я и правда замотался. Со смены только вот вернулся, глаза слипаются. Высотники с ума посходили, весь день карабкались в, мать его, — вертолет(!) и спускались оттуда, башка гудит, на руках мозоли, — он морщится и потирает пальцами. — Если бы еще хотя бы раз этот навык в черте города пригодился.
— Может быть, все впереди?
— Надеюсь, нет. Чтобы вертолеты подняли, что-то серьезное должно случиться.
— Выходит, ты тоже как-то связан с наркоконтролем?
— Нет, я же в СОБРе, наш отряд ответственен за немного другое, но за «этими», — неопределенно кивает в пустоту, брезгливо скривив губы, — тоже иногда выезжаем. Раз на раз не приходится. Извини, что так вышло. Проколы случаются, жаль, что именно в этот раз. Насмотрелась, — кажется, он мне сочувствует. Ого!
— Да ладно, я отдышалась уже. Все понимаю. Расскажи, у тебя не было проблем с трудоустройством после армии? До меня только сейчас дошло, что звания-то не засчитываются.
— Засчитываются. Как уволился из армии майором, так и восстановился в полиции.
— Майором? Да ладно. Так быстро?
— В горячих точках идет льготное исчисление выслуги лет. Этого тебе отец не рассказывал? Только про хулиганские выходки? — подмигивает, вызывая у меня улыбку.
— Получается, ты воевал? На самом деле? А где? В Африке?
Он поглядывает на меня, хитро улыбается:
— Любопытная какая.
— Ты меня только что вытащил пьяной из обезьянника, какие у нас после этого секреты?
— Я же закончил школу снайперов — естественно, воевал. Не за стрельбу же по банкам мне дали майора в двадцать семь?
— А, — я прикусываю губу. За ликвидацию террористов, не за банки. У него своя собственная история. Стыдно, но все эти дни меня волновало только наличие Ники в его жизни. Кажется, пришло время действительно важных вопросов. — Это очень тяжело, я даже не представляю себе.
— И не надо. Это такая работа… — он морщится. — Знаешь, вечно в грязи, практически всегда в одиночестве, максимум в паре. Задрало. Теперь у меня не жизнь, а сказка. Работаю, чтобы не заржаветь.
— Денег много нарубил?
— Надо? Хер пойми, куда столько девать. Отсыплю без проблем.
— Семью заведешь, счет в банке только пискнет.
— Да, начальство требует жениться. Если в армии этого не допускалось, здесь прям давят сверху. Слушай, ты мне кофе сваришь так, чтобы родителей не разбудить? — он трет глаза. — Или это совсем неудобно?