Ultraviolence (СИ)

Юнги тает в его руках. Откидывает голову на плечи альфы, сильнее вжимается, трется задницей о его внушительного размера стояк и еле удерживает себя чем-то целым. Потому что омеге кажется, что он распадается, кусок за куском оседает на дно ванной. У него внутри миллион желаний, и все они сосредоточены вокруг обнимающего его альфы. Эти желания сворачиваются в клубок, собираются где-то внизу живота, и Юнги чувствует физическую боль — будто если сейчас что-то не сделать, если не помочь, то он умрет. Может, мука и сладка, но от нее чудовищно тяжело. Хочется уже… а чего не понятно. Омежья сущность дает о себе знать, у Мина внутри дикое желание подчиниться, именно этим рукам, этим губам, желание сдаться, но, блять, он и так сдался, он чуть ли не воет, требует действий, вертится между сильных ног и скребет чужую кожу, но пожар только разгорается.
Что бы ему не вкололи у Сюзи — это обостряет желание, делает омегу еще более чувствительным, заставляет сильнее выгибаться, самому тянуться за поцелуями и чуть ли не до крови царапать руки альфы, требуя его в себе. Чонгук не железный, он сам еле сдерживается, и плевать, что он только недавно кончил. С этой лисой альфа будто после пятилетнего воздержания, будто он никогда раньше нормальным сексом не занимался, будто вообще не знал, что такое возбуждение и что такое желание.
Член болезненно ноет, требует не просто разрядки, требует именно эту задницу, хозяин которой так по-блядски сейчас подставляется. Чонгук разворачивает парня лицом к себе, хочет видеть эти красивые черты, заломленные брови, хочет ловить губами его стоны, а самое главное - хочет наблюдать за эмоциями, когда медленно будет входить, когда окажется в нем полностью и целиком. Кажется, он готов кончить от одной только мысли. Альфа разводит ноги омеги и аккуратно проталкивает внутрь два пальца. Обычно он никого не готовит. Обычно он вообще снимает течных омег, но блять, насадить на свой член этого мальчишку просто так нельзя. Чон помнит, какой он узкий, и пусть он сейчас не в себе и все равно вряд ли что запомнит, больно делать не хочется. Чонгук оглаживает гладкие стенки изнутри, увлекает парня в глубокий поцелуй и разводит пальцы. Юнги морщится прямо в губы альфе, ерзает на пальцах, но Чонгук проталкивает внутрь еще два и активнее двигает. Омега, кажется, привыкает, сам начинает двигаться на пальцах и, обвив руками шею альфы, тянется за очередным поцелуем. Кажется, тяга к поцелуям у них общая. Чонгук только рад.
Альфа понимает, что парень готов, и, не в силах больше терпеть, приподнимает омегу за бедра, чтобы, наконец-то, уже оказаться в этом горячем и, что уже скрывать, вставляющем покруче дорожек кокаина на теле. Шуга не сидит без дела, сам тянется к члену альфы и, придерживая, направляет в себя. Чонгук медленно опускает омегу до конца, дает привыкнуть. Альфа замечает, как жмурится парень и перестает дышать. Чон медленно делает круговые движения бедрами и слышит первый прерывистый стон.
А потом Юнги улыбается. Вот так вот сидя на чужом члене, на самом пике своего разврата — он на секунду замирает, ныряет с головой в черный омут напротив, цепляется пальцами за татуированные плечи и улыбается. Чонгук зависает. Он не понимает, что значит эта улыбка, не думает о том, что может это просто сигнал к тому, что можно перейти к активным действиям, он просто замирает и, кажется, выпадает из реальности. Ничего красивее Чонгук в своей жизни не видел. Запомнить. Навечно. Унести с собой в могилу. Потому что так искренне и тепло могут улыбаться только дети. Шуга ему вряд ли еще когда-нибудь так улыбнется. Такую улыбку не купишь, силой не получишь, Шуга может ее только подарить, и сейчас, сидя на Чонгуке, под дозой бог знает чего, Шуга ее подарил Чонгуку, и альфа на секунду оказался самым счастливым человеком на свете. Чон сильнее прижимает паренька к себе и, положив его голову на свое плечо, увеличивает амплитуду движений. В Шуге крышесносно хорошо. Чонгук провел бы так вечность. Все последние годы альфа считает секс отличным инструментом для снятия стресса. В сексе Чонгук обычно ненасытен и почти никогда не довольствуется одним партнером. Во-первых, трахать одного и того же омегу всю ночь неинтересно. Чонгук любит их менять, любит новые тела, новые стоны, он относится к сексу как к отдыху, возможности расслабиться, сбросить лишнее напряжение, поэтому очень любит разнообразность. Так во всяком случае думал альфа до этой ночи. А сейчас в голове у него мелькают картинки, как он кончив, поставит Шугу в коленно-локтевую, будет наслаждаться выгибающейся спиной, потом обязательно возьмет его в своей огромной кровати, на каждом ее сантиметре, посадит его на себя, позволит оседлать, а сам будет упиваться открывающейся картиной. Чонгук хочет попробовать с лисой все позы, миллиметр за миллиметром насладиться всем телом, а потом отдохнуть немного и по-новой.
А ведь у омеги даже не течка. Если он такой без течки, что же он творит тогда? Хотя ему и запаха не нужно, чтобы соблазнять, ему ничего не нужно — просто пусть появится в помещении, и волк Чонгука с цепи сорвется с одной единственной целью — догнать лису, поймать, зажать в своих лапах и сомкнуть челюсть. Блять. Шуга будто афродизиак, которым укололи Чонгука, он у альфы в крови. Чону крышу рвет от одной только мысли, что он будет трахать его во время течки. Чонгук дождется ее, сутками будет раскладывать лису везде, он нанюхается его запахом, пустит малиновый коктейль по венам.
Юнги уже сам насаживается на член, откидывается назад, кладет руки на мощные бедра альфы и двигается в известном только ему ритме. У Чонгука от этой открытой шеи и ключиц мутнеет рассудок. Юнги похож на самое вкусное мороженое в мире, и его хочется облизать с головы до пяток, что альфа и делает. От каждого движения вода в ванной колышется, от каждого резкого толчка переливается за края и смывается оттуда в трап, унося с собой остатки чужой страсти и похоти. Чонгук не выдерживает, тянет младшего на себя, глубже толкается. Одной рукой держит омегу за талию, второй за шею. Чон, как опытный кукловод, управляет телом в руках, приподнимает и опускает на твердый, как камень, член, и только успевает ловить стоны, слетающие с чужих губ. Юнги в кровь раздирает чужие лопатки, полосует ногтями плечи, больно кусает ключицы и лижет татуировки. Запах секса, смешивающийся с запахом крови, проступающей на плечах альфы, делает из Чонгука зверя, раззадоривает, он до синяков зажимает в руках хрупкое тело, резче натягивает превратившегося в безвольную куклу парня в руках.
Юнги словно горит в адском пламени, и похуй, что они в воде, пламя сжигает его изнутри, разрастается, кипятит кровь, тянет к альфе, сдает его полностью, без остатка. И тот берет, врывается в чужое тело, упивается громкими стонами, эхом отскакивающими от кафельных стен, и запоминает. Собирает в ящички и раскладывает на полках памяти с надписью «самое лучшее». Чонгук чуть ли не лишается рассудка, когда Юнги, обхватив ладони альфы вокруг своего члена, с протяжным стоном кончает. Альфу от дергающегося в руках тела, от этих томно прикрытых век и частого дыхания накрывает, он кончает следом, пальцами впиваясь в чужие ягодицы, чуть ли не рвет миновскую кожу зубами, пока его сперма толчками наполняет омегу, и не отпускает. Даже после ошеломительного оргазма, вытянувшего из Чонгука все силы, и разливающейся по телу усталости — он не отпускает, сильнее прижимает, кладет голову на грудь и дышит его волосами. Омега обмякает в руках альфы, кажется, даже засыпает, Чон его не беспокоит, продолжает гладить волосы и убаюкивает на груди, все еще рвано дышащего парня.
«Что это было?» — единственный вопрос, который задает себе альфа, стоит послеоргазменной неге отойти на второй план. Чон смотрит на мирно посапывающего омегу на своей груди, играет с его влажными волосами и думает, что у Сэмуэля ахуенный вкус. Альфа сразу же вскипает, представив, как глава пятого Дома натягивал на себя этого лисенка. Чонгук злится, хотя и понимает, что не должен. Похуй на прошлое, главное, что сейчас он у него в руках, и Чонгук его не отпустит. Альфа приподнимается, берет омегу на руки и выходит из ванной. Проснувшийся от короткого сна Юнги капризничает, ноет, пока Чон обсушивает его полотенцем и отказывается идти в спальню сам. Протягивает руки и продолжает стоять с полуприкрытыми глазами, ожидая, когда альфа снова возьмет его на руки. Чонгук сдаётся сразу же. Этой лисе отказать, когда она так смотрит, просто нереально, а Чон не каменный вовсе. И пусть на мгновение Чонгуку показалось, что он уже видел такие повадки ранее, альфа отгоняет от себя неуместные сейчас мысли о Чимине и, взяв омегу на руки, идет в спальню. Укладывает его в огромную постель и, накрыв одеялом, идет в гостиную. Отпускает во всю развлекающихся парней, возвращается в спальню и, подтянув к себе спящего парня, пытается заснуть. Не получается.