Аттила

— Лошадь! — выкрикнул Берик.
Все трое — Лоллия и оба брата — сочли это смешным до истерики. Блондинка к этому времени заснула. Из уголка рта у нее вытекала розоватая слюна и капал на тонкий шелк, покрывавший ложе.
Берик сильно ткнул ее в бок.
— А ну, просыпайся, тупая шлюха, мы платим тебе не за то, чтобы ты тут спала!
Но девушка не проснулась.
— Ты ничего не знаешь про гуннов! — прошипел Аттила, кровь у которого кипела от бешенства, но его никто не слушал.
— Сначала они связывают кобыле задние ноги, чтобы она не лягалась! — орал Берик.
— А, так вот как вы это делаете? — хохотала Лоллия. — Нужно запомнить на будущее. Только на прошлой неделе в конюшне я была вся в синяках!
— Потом они перекатывают ее на спину, — веселился
Гензерик, — и готово — эти смешные желтые человечки так и наяривают между огромными бедрами своей любимой кобылы, как Купидон, имеющий свою мамочку Венеру.
— Чистая правда — я видел рисунки, — заявил Берик.
Они чуть не задохнулись от смеха.
Когда веселье поутихло, Берик рухнул на ложе. Лоллия снова повернулась к разгневанному мальчику и начала нашептывать ему на ухо всякие глупости. Он стиснул кулаки, но сумел удержаться и не ударить ее. А через некоторое время, против своей железной воли, он снова расслабился. Ее теплые пальцы заскользили по его бедрам, забрались под подол туники. И на этот раз, хотя он ненавидел ее — бешено ненавидел их всех! — он не смог пошевелиться, только закрыл глаза. От вина сердце его колотилось все быстрее и быстрее, словно он бежал. Он чувствовал, что не может двинуться. Потом он понял, куда легла ее мягкая рука, и ахнул.
— Задница Ганимеда, — произнес Берик, — думаю, он ей действительно нравится.
Мальчик закрыл глаза.
— Кстати о Ганимеде и его восхитительной… Ну, ты знаешь о чем, — сказал Гензерик.
Аттила открыл глаза, увидел, как братья обменялись похотливыми взглядами, и Гензерик кивнул в сторону дальней темной комнаты.
— Точно, — загоготал Берик, пошатываясь, поднялся на ноги и осушил кубок. — Держитесь, мальчики! Я и-иду!
Через несколько минут Лоллия взяла Аттилу за руку и заставила встать на ноги.
— Пойдем и мы туда, — пробормотала она.
Смущенный, возбужденный, испуганный, он позволил ей увлечь себя к темной комнате.
— Но… но… Разве… Я хочу сказать, ведь Берик уже…
Но девушка глянула на него из-под длинных черных ресниц и порочно улыбнулась.
— Чем больше — тем веселее, — сказала она.
Они уже подошли к двери дальней комнаты. Сначала Аттила не смог ничего разглядеть из-за полумрака. Он чувствовал руку Лоллии у себя на талии, она повернулась к нему, и он ощутил на щеке ее теплое дыхание.
— Ты видишь то, что вижу я? — мурлыкнула она. — Ты видишь, какие порочные вещи там происходят? Бьюсь об заклад, тебе нравится наблюдать. Я знаю, что тебе нравится.
Он еще сильнее возбудился. Потому что теперь видел, что в комнате нет ничего, кроме огромной кровати, а на кровати двигались смутно различимые фигуры. Глаза постепенно привыкли к темноте, и теперь Аттила видел, что на кровати лежат еще две девушки, обе обнаженные, издают негромкие стоны и по очереди целуют Берика, который уже успел раздеться.
Берик тоже по очереди целовал обнаженных девиц, а под ним Аттила увидел еще одну фигуру. И тут с ужасом понял, что четвертая фигура — это мальчик.
Он лежал, уткнувшись лицом в кровать, и на нем была только золотая цепь на талии и жемчужные браслеты на щиколотках. Как девушка. Как беспомощная девушка-рабыня, которую наряжает похотливый хозяин. Мальчик на кровати поднял голову и посмотрел на него из-под мерзкого дешевого парика с льняными кудряшками. Они заставили его надеть это, чтобы он походил на Ганимеда, и теперь Аттила увидел, какой он юный…
— Нет! — закричал Аттила и бешено рванулся в сторону от Лоллии.
— Милый, — сказала она, позабыв о чувственном мурлыканье, — что…
— Прочь от меня!
Он кинулся к двери, но тут Гензерик вскочил на ноги, истерически хохоча, и встал в проеме, перекрыв выход.
— Ах, малышу это не нравится? Малыш еще слишком маленький?
Аттила остановился перед ним, яростно сверкая глазами.
— Выпусти меня.
Гензерик печально покачал головой.
— Не разрешено. По приказу самой принцессы Галлы.
— Принцесса Галла не приказывала вот этого, — прошипел мальчик, ткнув пальцем в темную комнату.
Принц-вандал сардонически поднял бровь.
— Это факт? — И снова загоготал. — Это гребаный факт?
За спиной Аттилы визгливо захохотала Лоллия.
— Я всегда считал, — произнес Гензерик, снова вернувшись к своей вялой манере разговаривать, — что главная сила принцессы в том, что она так замечательно понимает человеческую природу. Тебе так не кажется, мой дорогой?
Лоллия уже стояла рядом с Гензериком, и он обнял ее. Они снова начали целоваться, прямо перед мальчиком, искоса наблюдая за ним и улыбаясь между поцелуями.
— Вы омерзительны, — спокойно сказал Аттила. — Вы просто рабы римлян. Вы просто мартышки в клетке.
Гензерик оторвался от Лоллии и ухмыльнулся.
— Ага, а почему бы и нет… Зато посмотри, что нам дается взамен. Какая клетка! Какие партнеры! Особенно вот эта — моя возлюбленная Ливия…
— Лоллия, — поправила его Лоллия.
— Ну, Лоллия, извини, — протянул Гензерик, снова привлекая ее к себе, запуская руку ей под тунику и лаская голые ягодицы. — Это маленькая шлюха с самыми восхитительно грязными мыслями, о какой ты и не мечтал. Поверь мне, она действительно может научить тебя такому, чего ты себе и представить не можешь.
Медленно и лениво они снова начали целоваться.
Но резко прекратили, потому что Аттила наклонил голову вниз и со всего размаха врезался в живот Гензерика. Тот с шумом выпустил воздух из легких и, задыхаясь, упал на бок.
Лоллия негромко вскрикнула. Потом попыталась схватить мальчика за волосы, но для нее он был слишком быстрым и слишком трезвым. Он нырнул ей под руку, распахнул тяжелые дубовые двери покоев и помчался во внутренний дворик.
Последнее, что Аттила услышал, когда летел в сторону своей маленькой, тихой, освещенной масляным светильником комнатенки — как Лоллия грязно ругалась, а Гензерик блевал на мраморный пол.
Он остановился у фонтана, где раб ополаскивал кувшин. Длинный летний день почти перешел в сумерки. Шел шестнадцатый час после рассвета.
— Чашу, — выдохнул мальчик.
Раб покачал головой.
Тогда мальчик выхватил у него кувшин и припал к нему. Это, конечно, не прохладный горный поток, но по крайней мере это вода, и она его успокоила. Он сунул кувшин в руки раба и вытер рот.
— Страшно, правда? — прошептал раб.
В обычных обстоятельствах рабам строго запрещалось обращаться к кому-либо первым, но обстоятельства были далеко не обычными.
Аттила нахмурился.
— Я не испуган, — надменно сказал он. — Просто это омерзительно.
Теперь нахмурился раб.
Аттила махнул в сторону покоев принцев.
— Некоторые из заложников, с которыми я якобы должен сойтись, — пояснил он. — Мразь.
Раб позволил себе едва заметную уклончивую улыбку.
— А почему, собственно, я должен быть испуган?
Глаза раба расширились.
— Вы хотите сказать, что еще не слышали?
— Не слышал, что?
— Про Алариха.
— А что с Аларихом? — Аттиле захотелось хорошенько тряхнуть раба. — Рассказывай.
Раб глубоко втянул в себя воздух.
— Он направляется к Риму. Во главе ста тысяч воинов.
Услышав эту новость, странный мальчик-гунн отнюдь не испугался. Совсем наоборот — к великому удивлению раба, на лице мальчика медленно расплылась широкая улыбка.
— Как Радагайс, — пробормотал он.
— С той разницей, что Аларих — это не Радагайс, — прошептал раб. — Все говорят, что он великий вождь, а его люди полностью ему преданы. Кроме того, кто в Риме будет командовать его войсками, теперь, когда… вы-знаете-кто мертв?