Служанка (СИ)

Пять минут на душ и голову, пять — на кое-как просушить волосы, еще пять — окунуть себя в шифоновое облако и прилизать и закрепить аккуратной гулькой еще не высохшие, как следует, волосы.
И ровно в восемнадцать ноль- ноль слетаю по лестнице вниз и чуть не спотыкаюсь о восхищенный взгляд Тимофея.
— Я был уверен, что первое отделение мы проведем в буфете и только после антракта сможем попасть в зал. Мадмуазель, вы сделали невозможное! — облек он в ироничную форму свое восхищение, которое открыто читалось в его глазах. — Платье великолепно, но стесняюсь спросить, что это за Золушкины деревянные башмачки на ногах? Я, конечно, тебя и в них возьму, но туфли? И куда ты этот баул с собой тащишь?
«Ёрничайте! Ёрничайте! Я дух не успела перевести, но зато успела собраться!» Но вслух приходится успокоить красавчика, который тоже в рекордное время впрыгнул в темные джинсы и иссиня — черную стильную рубашку.
— Не волнуйтесь, вам не придется стыдиться моих башмаков — туфли в пакете, надену в машине вместе с колготками, потому что на влажное тело они плохо натягиваются, — выпалила я, хватая воздух и все еще не отдышавшись.
Быстрым шагом Тим направился к машине, а я счастливым хвостиком семенила следом, не веря в такую удачу.
— Садись на переднее сиденье. Ты ж моя спутница. А не посторонний человек, — скомандовал Тим, как только я уцепилась за ручку задней дверцы.
— Не, я не могу, — подтверждая свой отказ, я отрицательно замотала головой. — Мне еще нужно марафет навести.
— Ну я тебе не буду мешать. Мне просто приятно видеть тебя с собой рядом. Может, я хочу посмотреть, как ты красишь губы, — улыбаясь, как голодный кот, начал он провоцировать меня. Черт, ну как можно быть таким красавчиком и обаяшкой?!
— Мне еще колготки надеть нужно. А это уж точно при свидетелях я делать не буду, — объясняю я и чувствую, как от смущения начинают полыхать уши, затем щеки и в результате я превращаюсь в «Я томат! Вместе мы фруктовый сад!». Тимофей, конечно же, не упустил возможности добавить краски.
— А вот на это я посмотрел бы с особым удовольствием. Хотя с еще большим удовольствием я посмотрел бы на обратный процесс…и даже… — тут он запнулся на полуслове, потому что я так гневно на него зыркнула, будто обладала силой запрещенного академией Магии заклятия Круциатус, непростительного заклятия.
Но, кажется, этим я удержала его на грани приличия. Понятно, что этот породистый самец хотел продолжить — и даже поучаствовал бы в процессе!
От злости краска с лица начинает сливаться, уступая место бледности. Я поспешно юркнула в машину и захлопнула дверцу. Теперь меня раздирали противоречивые чувства. С одной стороны — я ему не Вероника, чтоб скабрезничать со мной. А с другой — я тот человек, который хвалился, что совсем не похож на свою любимую чопорную Ариадну Витольдовну?! И чем же интересно, непохож? Я как, первоклашка, смущаюсь от мужского внимания и совершенно, как дура, не умею отличить здоровый флирт от похабного приставания. На душе стало так гадко, жалость к себе затопила все мое существо, отравив токсинами обиды самый настоящий праздник.
Сказать, что Тимофей мне нравился — значит, ничего не сказать. Он такой взрослый, уверенный, сильный. Играя с ним на площадке, я иногда и не прикидывалась, пропуская мяч, — просто любовалась его мускулистыми руками, тонула в облаке его энергетики. А глаза? В них столько иронии и проницательности, что я порой пугаюсь — может, он уже все обо мне знает и только играется, как кот с мышью.
И сейчас он совершил немыслимый, с точки зрения общества, поступок, — пригласил на оперу с билетами по пятьдесят семь тысяч домработницу. Так еще и нарядил. А я фыркнула, как норовистая лошадь. Как научиться переводить в шутку разговор, если не уверена — есть ли в нем оскорбление или нет? Как найти ту грань? Теперь понятно, что мама такому не научит.
Обиженным комочком я забилась в угол, растеряв свой задор и боевой пыл. На личном фронте, похоже я проигрываю по определению. Сейчас в машине повисла тягучая липкая тишина. Я сидела, не шевелясь, забыв про то, что еще не завершила превращение в прекрасного лебедя. Испортила настроение Тиму, если на совсем не отбила у него желание общаться со мной.
Тимофей завел машину, щелкнул пультом, открывая ворота, и мне казалось, что все эти звуки, словно взрывы петард, ударяли по натянутым нервам. От досады на глаза навернулись слезы, но в каком-то ступоре я не могла двинуть и пальцем. Только наклонила голову, чтоб в зеркале он не увидел мое перекошенное в страдальческой гримасе лицо. В результате стайка слезинок стекла на нос и повисла большой каплей. Я отчаянно шмыгнула носом.
Отъехав от дома, Тим остановился. Перегнувшись через кресло, он протянул руку и, положив на мою, совершенно серьезно сказал.
— Аня, у меня складывается впечатление, что тебя только что выпустили из монастыря каких-нибудь кармелиток. То, что ты отстаиваешь свои границы, как последний воин на баррикаде, это вызывает уважение. Честно, я получил искреннее удовольствие, когда ты Распопова накрыла. А то я думал уже придется ему между глаз заехать. Но пойми, непристойное предложение нужно отличать от проявления искренней симпатии. Мне нравится с тобой общаться.
«Ну да! Капитан Очевидность, можно подумать, я сама об этом сейчас не думала!» — чуть не ляпнула я, но опять зависла. Искренней симпатии? Это он намекает, что мне не показалась заинтересованность в его глазах и поступках. Или переспросить? Черт, бабушка!!! Почему ты меня этому не научила? Сердце трепыхнулось пойманным воробышком, и ощущение себя «дуры дурой» только усилилось.
По факту он хозяин, и не удивительно, если испытывает желание порезвиться со здоровым молодым телом. Понятно, что и симпатию испытывает, но я хочу быть с ним не на раз, не на два. Хочу быть на равных. И тут мой хронический бесенок высовывает свои рожки и начинает подначивать… Если я выясню, что Тим ни при чем, то могу взять его в союзники и открыть карты. И тогда я буду просто бесприданницей, но ровней. И шансов у умной, образованной девушки намного больше, чем у простушки, у которой представление об искусстве связано только с «Красной шапочкой».
В голове от этих хаотичных мыслей начались настоящие песни и пляски народов Крайнего Севера, от прикосновения ладони Тима меня почти закоротило. А под его внимательным и требовательным взглядом я просто плавилась, как шоколадка на батарее из моего детства.
Фьюх! Воспоминание о детских шалостях разбудили впавшую в прелесть Агушу, и я стряхнула с себя морок. Да, Тимофей Матвеевич! Если хотите ухаживать за девушкой, значит, будьте добры, рассчитывайте на серьезные отношения. И причем с домработницей! Пусть представит меня своим родителям. Друзьям. Если сделает, значит, действительно, нужна я. Вот такая, какая есть, во всей своей внутренней и внешней красе. Я, а не визитная карточка успешного мужчины. А если разберусь с деньгами, то и выгодная невеста. Опять бесенок толкнул в бок. «Полюбите меня такой, какая есть….» — прицепился дурацкий мотивчик. Но слезы высохли, и желание завоевать господина Барковского адреналиновым всплеском обожгло вены.
Я медленно выдыхаю, усилием воли загоняю бесенка на место и становлюсь сама собой. С души словно камень свалился — я буду вести себя так, как подсказывает интуиция и моя живая натура. Мне нравится внимание этого мужчины, значит, нет повода это скрывать. А с границами разберемся потом.
Глава 18
Чувствую, попустило моего ёжика. Выражение лица потеряло буку, и она сначала несмело, а потом уже с привычной лукавинкой улыбнулась. Неужели я прав, и в наше время двадцатидвухлетняя девица может быть девственницей? Судя по ее реакции на заигрывания — да. Черт. Запретный плод становится запретней вдвойне. И вдвойне притягательней.
Понимаю, что из маминого гардероба то платье, которое выбрала Анюта, было единственным подходящим, потому что не сделало ее матроной. Но то, что оно с открытыми плечами, совершенно явно намекало на отсутствие лифчика. И если учесть этот факт, то высокая грудь без всякой опоры — еще один крючок, на который я боюсь подвиснуть. И даже не сильно распуская в мыслях руки, уже хочу погладить ее обнаженное плечико. Только погладить. И кого я обманываю? Конечно, и занырнуть под тонкую ткань, ощутить ладонью всю невероятно приятную тяжесть груди, поласкать, увидеть изумление в ее малахитовых глазах и закушенный уголок губы. Потому что она будет жутко стесняться показать, что ей приятно. А платье? Оно ж легче воздуха, на него подуй — и оно само взлетит, оголяя крепкие ножки и упругую попку.