Летящие к Солнцу 1. Вопрос веры (СИ)

– Заткнись, – огрызнулась Вероника. – База, база, прием. Это Ника. Ответьте!
– Привет, Ника! – отозвался динамик. – Жаль, что мы не можем тебя слышать, ведь Джеронимо выдрал из самолета передатчики. Все, что мы сможем сказать, когда нас допросят – выбив ворота, самолет развернулся и полетел на запад…
Вероника застонала, микрофон повис на проводе, и я отвернулся. Смотрел в черноту, кое-где разрываемую точками звезд, и думал, как же это, должно быть, здорово, если у тебя есть друзья. Даже если бы дом Риверосов не уничтожили – кто бы со мной попрощался? Кто пожелал бы удачи? В книгах и фильмах дружбу вечно измеряют поступками, как и любовь. Наверное, не было никого, кто объяснил бы писателям и сценаристам одну простую вещь: подвиги совершают ради себя, а вот просто подойти и пожелать удачи, когда ты решаешь перевернуть свою жизнь вверх дном, может лишь тот, кому ты дорог по-настоящему. Как эта идиотка не понимает своего счастья?
Незнакомые голоса сменяли друг друга. Одни грустили, другие веселились, некоторые не могли связать двух слов с перепоя. Вероника стояла на коленях между мной и Джеронимо, опустив голову, спрятав лицо за распущенными волосами. Я подумал было потрепать ее по макушке вывихнутой рукой, но побоялся перелома. Пускай Джеронимо утешает свою бесноватую сестру.
– Hola, бойцы! – зарокотали динамики. – Говорит полковник Мэтрикс. Я, как и все, желаю вам счастливого пути и надеюсь, вы не держите на меня зла…
– Все нормально, Мэтс, – махнул рукой Джеронимо.
– ...за то, что я, по приказу, поступившему от дона Альтомирано, выгрузил из салона бочки с горючим…
– Чего? – Джеронимо пробил бы головой потолок, обеспечив нам разгерметизацию на высоте двенадцати километров, если б не ремень.
– ... а также слил из баков почти все, насколько хватило шланга, – монотонно продолжал Мэтрикс. – Поскольку вы перед стартом наверняка все проверили, у вас уже есть план, и я в вас верю. Buena fortuna, Вероника! Берегите девчонку, парни. И помните, чему я вас научил.
– Снятая шкурка должна пропускать свет, – хором сказали я, Джеронимо и пара динамиков.
– Это я обеспечу, – поднялась Вероника. – Немедленно разворачивай самолет!
Я впервые с начала полета посмотрел на датчик уровня топлива.
– Нет.
– Что, твою мать, значит «нет»? – Она едва сдерживалась, чтобы не вцепиться мне в горло. – Ты слышал, что сказал придурок?
– Потому и «нет», – сказал я. – Максимум, что я успею – это осуществить более-менее мягкую посадку. И то, если нам чертовски повезет, и внизу не окажется гор, каньонов, окаменевших лесов, древних высоток…
Вероника переключилась на поникшего брата.
– Можешь сказать, на что ты вообще рассчитывал? Даже будь у тебя топливо! Куда бы ты летел? Самолеты летают по координатам, а не «куда-то на восток»! Гений, блин, головой ударенный! Или планировал проситься на ночлег к соседним домам? Со сломанным передатчиком? Да они тебя собьют, прежде чем чихнуть успеешь!
– Говорит дом Толедано, – тут же затрещали динамики. – Вы проходите слишком близко от нашей границы. Немедленно идентифицируйтесь.
Все, что я мог – это выполнить легкий дружелюбный тангаж, кивнув носом в знак приветствия. Тут же запищал сигнал низкого уровня топлива. Усиленные двигатели жрали горючку куда быстрее, чем предполагалось. Я аккуратно нажал на штурвал, и самолет пошел вниз. Сейчас главное – сесть, а уж потом можно будет сколько угодно дискутировать о бездне интересных возможностей, которые дает темная заснеженная пустыня и минус пятьдесят по Цельсию.
– Пристегнись где-нибудь в салоне, – сказал я Веронике. – Сейчас будет трясти.
– О, ты вдруг стал заботливым? Ладно. Постарайтесь хотя бы сейчас ничего не запороть.
Как только она ушла, динамики вновь ожили:
– Повторяю, немедленно идентифицируйтесь, иначе мы…
Джеронимо выключил приемник.
– Спасибо, – сказал я. – Это его «иначе» меня слегка встревожило, но теперь я спокоен.
– Тебе не обязательно сажать самолет, – сказал Джеронимо.
– Правда? Слава богу. Я тогда схожу в стрип-клуб, позавтракаю.
Джеронимо расстегнул ремни, встал, держась за спинку кресла.
– Ты – Риверос, – заговорил он без намека на смех. – Риверосы издревле славятся тем, что подчиняют себе машины. Вам не нужны ни топливо, ни электричество, вы сливаетесь с машиной в одно целое и заставляете ее делать то, что нужно вам.
– Джеронимо! – раздался встревоженный голос Вероники. – Немедленно пристегнись!
– Ваш талант всегда заставлял Альтомирано скрежетать зубами. Вам не нужны реакторы, вы не покупаете нефть, вы просто кладете руку на штурвал и диктуете свою волю! Ваши пламенные сердца прогоняют по шлангам машины пылающую кровь!
– Все бы ничего, Джеронимо, – вздохнул я. – Только нет у меня этого дара.
– Есть! – вскричал он, сверкая на меня безумным взглядом. – Может, ты просто до сих пор не знал, к чему его приложить, не видел великой цели. Ну так вот она, перед тобой! Мы летим, чтобы вернуть миру солнце! Можно ли представить что-то более великое?
Самолет начало трясти, но Джеронимо стоял. Я, закусив губу, гипнотизировал акселерометр.
Звук шагов – быстрых и злых. Вероника снова оказалась рядом, на этот раз без оружия, но я все равно занервничал. Правда, на меня она даже не взглянула.
– Ну-ка сел и пристегнулся, или я пристегну тебя сама! А для начала – свяжу, чтоб не дергался.
– Николас! – Джеронимо игнорировал сестру. – Ты – Николас Риверос, и внутри тебя есть все необходимое для того чтобы лететь. Найди это!
До столкновения с землей оставалась минута, двигатели уже глохли, и я осторожно выравнивал курс, чтобы самолет более-менее мягко приземлился на брюхо.
– Пусть он спокойно посадит самолет, – говорила Вероника. – Если хочешь поиграть в «Пробуждение силы», этим можно и на земле заниматься. Пристегнись!
– Нет! – Джеронимо вскочил на кресло, выпрямился, расставив руки, словно готовый к распятию. – Смотри, Николас! Я верю в тебя. Моя жизнь на то, что ты сможешь. Просто врежь этому самолету по морде и покажи, кто тут главный! Главный ты, Николас. Не я, не Вероника – только ты!
К этому моменту все датчики орали так, что глухой младенец сообразил бы – дело дрянь. Я повернул голову и увидел их. Безумный взгляд Джеронимо, отчаянный – его сестры. Вероника обеими руками держала брата за руку. Черт ее побери, она-то почему смотрит на меня с такой надеждой? И откуда, скажите на милость, внутри меня взялась эта идиотская вера в себя? Ее там не было, когда я в последний раз заглядывал. Там был только мой эмоциональный двойник, а ему подобное не по силам.
Нет, конечно, я верил, что моих способностей хватит посадить самолет, пусть и с небольшой болтанкой. Но почему, пресвятой Иисус, почему я тяну штурвал на себя? Зачем?
Я не поверил в себя. Я поверил в веру Джеронимо, и поникший самолет гордо задрал нос посреди бескрайней ледяной тьмы.
  
Глава 5
 
– Ай, блин, больно же!
– Руки убери!
– Убери йод!
– Джеронимо! Прекрати вести себя, как ребенок!
– А что, тебе разонравилось играть в мамочку?
Звук плевка, и сразу – полный ужаса возглас Вероники:
– Это что – зуб? О, santo Jesus!
– Подумаешь, один какой-то зуб. Ай! Старая коварная карга с черным, как преисподняя, сердцем!
– Пока не смажу все ссадины, никуда не вырвешься.
Я открыл глаза и застонал. Болело все, и вывихнутое плечо частично уступило место головной боли, боли в ребрах, во всех суставах и внутренностях. С помощью боли я нашел у себя такие органы, о которых и не подозревал. Вот, например, этот. Как он называется? Боль сиренево-ледяная, злая, нудная, кошмарная. По первым буквам получается «селезенка». Хм, забавно. Тоже интересный талант, если разобраться.
Надо мной матово светится потолок. Значит, я в салоне. Лежу на полу. Тихо и спокойно, можно дышать – значит, мы все еще герметичны. Память пока не показывала всего, но кое-что прорывалось. К примеру, летящие, будто в замедленной съемке, сцепившиеся Джеронимо и Вероника. Грохот, от которого чуть не лопаются барабанные перепонки. Штурвал, оставшийся у меня в руках. Кстати, вот он. Я отбросил бесполезную загогулину.