Их тайный гость (СИ)
В этот момент деревянная дверь с протяжным вздохом рухнула внутрь дома, лом тоже упал и откатился в сторону. Все следы того, что кто-то очень хотел смерти Константина, были уничтожены. На миг ему даже показалось, что он просто не до конца проснулся. Вот и мнятся ему лом и собственная возможная кончина. Но это, разумеется, было не так. И лом ему не привиделся. И сгореть вместе с домом он тоже вполне мог.
Константин вдруг резко повернулся и быстро зашагал в сторону дома соседей. Ему было просто необходимо увидеть Марту.
Окна комнаты малышки выходили на лес, и зарево пожара и шум, не мешали девочке спать. Она и спала, крепко и сладко, обеими загорелыми ручками обняв большого мягкого слона.
Ночь была довольно жаркой. Марта сбросила лёгкое одеяло и раскидала ножки, одетые в пижамные штанишки в розовый цветочек. Обычно совершенно не склонный к сантиментам Константин сел на краешек её кровати, нагнулся и поцеловал свою маленькую спасительницу в закрытые глаза. Он был благодарен ей за своё пусть и случайное, но вполне реальное спасение. Умирать теперь ему почему-то не хотелось ещё сильнее, чем обычно.
И уж совсем ему не хотелось, чтобы Марта, чудесная, весёлая девочка Марта, так похожая на свою мать, сгорела в страшном пожаре вместе с ним. Подумалось, что её смерть совершенно точно никому не нужна. А его? Его смерть нужна? Кому?
Август 2006 года – июль 2008 года
Арина
Через полтора года умерла Надежда Фёдоровна. Смерть её не была скоропостижной. Зимой она стала хворать, всё реже выходить по делам из дома и меньше хлопотать вокруг своих ненаглядных «внученек», как она называла искренне привязавшихся к ней Миру и Марту.
Арина забеспокоилась и договорилась об обследовании в хорошей больнице. Две недели Надежда Фёдоровна провела в клинике и была выписана домой. Немолодой, внушающий доверие доктор попытался успокоить встревоженную Арину. Она сидела в его большом, со вкусом обставленном кабинете и, судорожно сжимая и разжимая шарфик, который, нервничая, стянула с шеи, с надеждой вглядывалась в спокойное располагающее лицо.
- Ваша бабушка для своих лет вполне бодра и в весьма и весьма неплохой форме, - негромко рассказывал доктор, и ему хотелось верить.
- Но ещё полгода назад она была гораздо бодрее.
- Надежде Фёдоровне скоро девяносто лет, - разводил руками седовласый красавец, - она вполне дееспособна, пребывает в здравом уме, чем могут похвастаться далеко не все её ровесницы и, уж тем более, ровесники. Мы провели полное обследование, ничего внушающего опасения не нашли. И потому можем прописать лишь поддерживающие препараты, которые помогут вашей бабушке вести полноценный, активный, ну, в рамках разумного, конечно, образ жизни.
- В рамках разумного? – не поняла Арина.
- Ну, с парашютом прыгать и канкан ночь напролёт отплясывать я бы всё-таки не рекомендовал, - улыбнулся доктор.
- Понятно, - Арине было не смешно и по-прежнему неспокойно, но очень хотелось поверить авторитетному специалисту. Она купила в аптеке все прописанные весьма и весьма недешёвые препараты и внимательно следила за тем, чтобы Надежда Фёдоровна принимала их. Старушка не отказывалась, аккуратно исполняла все предписания, но Арине постоянно казалось, что жизнь уходит из неё. Медленно, но неуклонно. И от этого ей было страшно. Вспомнились стихи, которые она когда-то написала:
Ну, откуда на сердце вдруг такая тоска?
Жизнь уходит сквозь пальцы жёлтой горсткой песка…
С этими её стихами была связана невероятная история. Потому что написала она их на скучной лекции в институте. А потом, спустя много лет, уже вернувшись из поселения, в одном из журналов прочла статью о режиссёре, сценаристе и поэте Геннадии Шпаликове. Рассказывая о нём, автор статьи использовал фотографии и стихотворения Геннадия. И Арина с замиранием сердца увидела строки, почти дословно повторяющие её собственные. Вернее, это её стихи повторяли шпаликовские, потому что были написаны много позже. Но Арина готова была поклясться, что никогда не читала произведений Геннадия. И, тем не менее, совпадение было почти полным. И это напугало Арину. Она вспомнила о трагической судьбе Шпаликова и сердце тревожно заныло.
Весной стало совсем плохо. Надежда Фёдоровна слегла. Измученная ожиданием самого страшного, Арина вспомнила о бумажке с адресом, которую сунул ей перед расставанием батюшка Серафим. Тогда он ласково и настойчиво сказал ей:
- Аринушка, ты обязательно сходи к отцу Иоанну, обязательно. Он мой семинарский друг и замечательный человек.
- Спасибо, - искренне поблагодарила она и добавила:
- Неудобно вашему другу навязываться.
- Ах, Ариша, Ариша, - вздохнул тогда отец Серафим, - для настоящего священника каждый, кто пришёл в храм, - радость. А Иоанн – настоящий священник.
И вот теперь, глядя на умирающую – в этом Арина уже почти не сомневалась – Надежду Фёдоровну, она решилась съездить к отцу Иоанну.
Все полтора года она не забывала о своём спасителе, несколько раз писала ему и на большие праздники отправляла посылки с немудрёными подарками. В церковь тоже ходила. Но нечасто. И чувствовала себя не в своей тарелке. Ей вспоминались тихие службы в маленькой таёжной церквушке, слабые дребезжащие голоса старушек-певчих, бьющиеся вспугнутыми птичками о стены и окна, и радостное, ясное лицо отца Серафима, обращённое к немногим прихожанам. И в такие минуты Арине казалось, что своим отъездом в Москву, она предала всё это, вернувшее её к жизни, отказалась от чего-то настоящего и правильного. И ей было стыдно. Потому в храмы она входила со смятенной душой и старалась поскорее уйти.
Но видя, осознавая, что дни её обожаемой Надежды Фёдоровны сочтены, Арина должна была помочь ей. Конечно, лучше всего было бы пригласить к старушке её духовника, но батюшка из ближайшей церкви, в которую долгие годы ходила Надежда Фёдоровна, недавно сам умер. И не к кому, кроме отца Иоанна, о котором его друг Серафим говорил с восторгом и тихой гордостью, было теперь обратиться.
Друг иеромонаха Серафима служил в крохотном старинном храме в центре Москвы. Несмотря на то, что рядом был большой монастырь, на Литургию пришло так много прихожан, что Арина даже растерялась. Стоя почти у дверей, она искоса поглядывала по сторонам. К её удивлению, на службе было много молодых семей с детьми, а не только старушки и несколько стариков, как внушал им Венцеслав и искренне полагала раньше сама Арина. В Братстве всегда говорили о том, что православие – умирающая вера, а место молодёжи только у них. И вот теперь Арина видела совсем, совсем другое.
Шла исповедь, и немолодой батюшка с удивительно добрым лицом внимательно слушал каждого подходящего к нему. Желающих исповедоваться было много, но ни в какую очередь они не выстраивались. Просто спокойно стояли в отведённом для этого месте и ждали.
Прочитав разрешительную молитву над очередным исповедником, батюшка сам подзывал к себе следующего. И Арина с удивлением поняла, что он знает почти каждого, кто пришёл в храм, и понимает, кого и когда нужно подозвать. Вот с улыбкой поманил молодую женщину, та передала маленького сынишку на руки мужу и быстро подошла к батюшке. Они тихо разговаривали, и Арина не могла оторвать глаз от лица священника: так сочувственно, с таким пониманием слушал он свою прихожанку. Отходила она от него совершенно счастливая, с ясным, сияющим взглядом. А ведь до этого – Арина обратила внимание – нервно теребила пальцами записочку с перечисленными, чтобы ни одного не забыть, грехами.
Следом за женщиной батюшка подозвал её мужа. Высокий молодой мужчина с большим уважением слушал, что говорил ему отец Иоанн. Было видно, что они прекрасно понимают друг друга. На какие-то слова священника парень закивал и тихо засмеялся. Батюшка улыбнулся понимающе и похлопал того по плечу. До Арины донеслись слова:
- Давай, давай, Женя. Правильно всё делаете, молодцы. И Анюту береги. Молодцы вы у меня! Всё. С Богом!