Вдоль белой полосы (СИ)
В ноябре Раиса Григорьевна сломала шейку бедра. Старушка очень любила латиноамериканские сериалы и старалась не пропускать ни одной серии. Вот и в тот день она прилегла на диван, ожидая начала, и задремала. Проснулась уже в сумерках, в ужасе подскочила, понимая, что, скорее всего, проспала любимое зрелище, и не удержалась на ногах. Упала она неудачно, травма оказалась серьёзной. Примчавшийся по звонку Никита, успел застать «скорую», помог водителю спустить Раису Григорьевну с пятого этажа к машине, а потом они с родителями по очереди ежедневно навещали её в больнице.
Когда старушку выписали, выяснилось, что ей нужен постоянный уход. И тогда было решено нанять сиделку. Подработать охотно согласилась соседка их родственницы, молодая ещё бойкая женщина. Но, увы, через полтора месяца Раиса Григорьевна умерла. Вскоре стало известно, что квартиру она отписала своей сиделке.
Никита с мамой к воле покойной отнеслись с уважением и постарались поскорее забыть о не доставшемся наследстве. А вот отец страшно переживал. Ухаживал за родственницей жены он бескорыстно, но в последние месяцы та так часто говорила о том, что квартиру завещала Никите, что отец уже привык к этой мысли и крушение надежд стало для него потрясением.
Неожиданно болезненно восприняла происшедшее и Лика. Никита даже удивился, настолько он не привык к сильным эмоциям с её стороны. Обычно Лику мало что задевало настолько, чтобы вызвать выраженную реакцию. Ко многому она относилась то ли философски, то ли, выражаясь языком Витька, пофигистично. Никита в природе её не ярких, словно сглаженных, эмоций разобраться не мог и предпочитал думать, что она просто из тех бессребренников, кто далёк от материального. Это кажущееся или настоящее — он точно не знал — отсутствие корысти в ней его восхищало, особенно на фоне того, что творилось в стране, когда все или почти все пытались даже не заработать, а «урвать» побольше.
И вдруг Лика, узнав о решении Раисы Григорьевны, посмотрела на Никиту и заплакала. Он никогда не видел её плачущей и растерялся, принялся утешать, будто и правда случилось что-то страшное и непоправимое, бормоча:
— Ты что? Ты что, Ликуша? Ну, это же ерунда, никто же не умер. Ты что?
Лика плакала долго, взахлёб, а потом с трудом выдавила из себя:
— Просто мне… за тебя обидно… Ты же ей помогал, ухаживал…
— Да у меня полно родственников, которым я и мои родители так или иначе помогаем. Это же не значит, что теперь нам все должны квартиры завещать. Куда нам столько квартир?! Что мы с ними делать будем? — Никита попытался рассмешить Лику. Но та покачала головой:
— Квартир много не бывает… А она… она же обещала… Так не поступают… Это мошенница какая-то, а не сиделка… Зачем вы её наняли?! — голос у неё сорвался, и она снова разрыдалась. А Никита сказал:
— Ты не переживай. Я обязательно заработаю нам на квартиру.
— Когда?! К пенсии?
— Постараюсь пораньше, — пообещал Никита. Прозвучало это серьёзно. Лика даже перестала всхлипывать и посмотрела на него:
— Ты никогда и ничего не обещаешь просто так.
— Я обязательно сделаю это. Ты мне веришь?
— Верю. — Лика прижалась к нему, и сильное, горячее чувство нежности к слабому и беспомощному существу, доверившемуся ему, затопило Никиту.
С того дня он постоянно думал, как найти возможность заработать побольше. Подрабатывал-то он давно, с первого курса. На втором и вовсе устроился водителем к новому русскому. Тот вёл богемный образ жизни, из дома раньше трёх без крайней необходимости выходил, а к этому времени Никита как раз успевал примчаться из института к его подъезду, благо жил он неподалёку от Бауманки.
У этого бизнесмена была неплохая охрана и очень опытные водитель, бывший сотрудник ГОНа, гаража особого назначения. Именно ему, а не хозяину, и приглянулся талантливый восемнадцатилетний мальчишка. Никита своими ушами слышал страшно смутивший его отзыв:
— Он водит, как бог. А будет водить ещё лучше. Это талант, который есть у единиц, — сказал его будущему хозяину этот водитель. И тот послушался, взял Никиту, хотя поначалу молодость соискателя его сильно смущала.
Иван Васильевич, тот самый водитель, к Никите по-настоящему привязался, учил всему, что знал сам. И вскоре его стажёр стал уверенно «висеть на хвосте» — водить машину, в которой ездила охрана — по всем правилам прикрывая автомобиль хозяина сзади, а потом и заменять Ивана Васильевича, когда тот брал выходные или уезжал в отпуск. Работа эта Никите неожиданно понравилась. Платили за неё неплохо, учиться он успевал прямо в машине, поджидая хозяина рядом с его офисом, ресторанами или казино, а девушки у него тогда не было. Правда, на сон времени почти не оставалось. Но в восемнадцать лет это переносится легко.
Хозяин, толстый одышливый Давид Валерьевич Факторович оказался невредным. Однажды он даже отпустил приболевшего Никиту, который лечился но-шпой, но то ли с дозировкой напутал, то ли лекарство оказалось подделкой, в результате чего он покрылся мелкой красной сыпью. Конечно, хозяин отправил его домой не из человеколюбия, а побоявшись заразиться, да и больничный не оплатил. Но какая, в сущности разница, если результат один: возможность несколько дней пожить обычной студенческой жизнью без работы на износ и нормально выспаться?
Так бы Никита и возил дальше Факторовича, но после одного случая работать с ним больше не мог.
В тот день он приехал за хозяином, как и было приказано накануне, в офис. Того неожиданно на месте не оказалось, но секретарша Регина попросила Никиту подняться за бумагами, которые нужно было срочно отвезти в банк, где в то время и был Давид Валерьевич. Никита уже взял папку и прощался с приветливой секретаршей, которая всегда старалась подкормить его, когда в помещение ворвались вооружённые люди. Регина взвизгнула и спряталась под стол. В широко распахнутую дверь Никита успел заметить лежавших на полу охранников и тут же сам был переведён в горизонтальное положение.
Один из захвативших офис, подошёл к столу Регины, за шкирку выволок девушку из-под него, усадил на стул и приказал:
— Вызванивай Давидика.
— С-сейчас, — запинаясь, закивала девушка, с ужасом глядя на распростёртого Никиту, который, чувствуя у себя на спине тяжёлый ботинок, тем не менее, смог немного повернуть голову и попытался улыбнуться, желая подбодрить бледную, словно извёстка, Регину. Та перехватила его однобокую улыбку и правда немного успокоилась, смогла даже набрать номер и вопросительно посмотрела на того, кто отдавал распоряжения. Тот взял из её дрожащей руки трубку и насмешливо процедил:
— Здравствуй, Давидик… Да, это я… Нет, я ждать не буду… Я сейчас у тебя в конторе и со мной несколько твоих человечков: охрана, Региночка твоя драгоценная и, насколько я могу судить, один мальчик, про которого ходят слухи, что он со временем переплюнет твоего виртуоза… Нет, пока с ними всё в порядке… Но только до восемнадцати ноль-ноль. Если ты не сделаешь, что должен, ровно в это время с ними будет всё в большом непорядке. Огромном таком… Да, и с девкой, и с пацаном… Со всеми… А потом и с тобой. Так что решай. Как скажешь, так и будет. — Человек протянул трубку Регине, но та, услышав его монолог, впала в такой ужас, что лишь тряслась, глядя на него остановившимися глазами. Человек усмехнулся:
— Да не дёргайся ты так. Может, Давидик ещё и пожалеет вас.
При этих словах Регина снова молча заплакала. Человек кивнул с усмешкой:
— Вижу, ты хорошо его знаешь. Да, вряд ли пожалеет, конечно. Ну, в этом случае у вас ещё целых три часа жизни. Тоже неплохо в наше неспокойное время.
— Не пугайте её, — с пола подал голос Никита. Получилось сдавленно и не слишком убедительно. Но человек подошёл к нему, сел на корточки, приподнял Никиту за волосы и с интересом всмотрелся в его лицо, встретился с ним взглядом (Никита изо всех сил старался смотреть твёрдо и без страха) и усмехнулся:
— А ты смелый. Пойдёшь ко мне?
— Нет, — мотнул головой тот.