Буду твоим единственным
– В том-то и дело, Норт! Роман с леди Пауэлл существует только у нее в голове, и мы никогда не были любовниками.
Норт озадаченно нахмурился.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Не думаю, что эти карты предназначались мне. Скорее это послание тебе. – Саутертон не удивился бы, если бы Норт послал его в нокаут или хотя бы нанес ему словесный удар, не менее ощутимый и жестокий. Но когда тот, ничего не ответив, посмотрел на Элизабет, Саут понял, что если кто и ударил, так это он сам. – Ты что-нибудь понимаешь, Норт?
Нортхэм покачал головой, хотя и подозревал, что он и есть тот самый «дурак», о котором идет речь. Элизабет стояла в стороне от гостей, на том самом месте, где ее оставил Саутертон. Она побледнела, глаза казались слишком большими на осунувшемся лице. Она не только не получала удовольствия от устроенного леди Баттенберн представления, но выглядела так, словно вот-вот упадет в обморок.
И поделом ей, подумал Нортхэм с внезапным ожесточением. Элизабет Пенроуз хранит больше секретов, чем все курьеры Веллингтона в разгар войны. Интересно, разоблачения какого из них она больше всего боится?
Он переступил с ноги на ногу, борясь с желанием к ней подойти. Даже зная, что Элизабет не обрадуется его вмешательству, он хотел избавить ее от общения с мадам Фортуной, которого она почему-то опасалась. Однако не мог придумать, как это сделать. Лорд и леди Баттенберн, казалось, твердо вознамерились подвергнуть испытанию всех гостей, из чего Нортхэм снова заключил, что они всерьез настроились вывести Джентльмена на чистую воду. И все это было куда серьезнее, чем могло показаться из легкомысленного вступления баронессы.
– Вернись к Элизабет, – произнес он, обращаясь к другу. – А я пойду на исповедь к Мадам. Приготовься услышать, как я списал у тебя экзаменационную работу по географии на втором году обучения в Хэмбрике.
– Правда? Но я ничего не смыслил в географии.
– Знаю. Я сделал это в знак протеста против усилий деда сделать из меня ученого.
Саутертон расхохотался во весь голос, чем вызвал на себя перекрестный огонь осуждающих взглядов. Впрочем, он тут же обезоружил их извиняющейся улыбкой.
– Ладно. – Он коснулся локтя Норта. – Будь осторожен, хорошо? Я не могу избавиться от ощущения, что мадам Фортуна знает больше, чем говорит.
Нортхэм думал так же, хотя и не знал, основываются ли предвидения гадалки на реальности или питаются из другого источника. Это еще следовало выяснить.
– Иди. – Он подтолкнул приятеля, увидев, что Элизабет решительно шагнула вперед. – Задержи ее хотя бы до тех пор, пока я не испытаю судьбу.
Саут двинулся сквозь толпу с проворством и изяществом парусника, рассекающего океанские волны, и вскоре оказался рядом с Элизабет. Прибыв на место, он оглянулся на Норта и получил от него благодарный кивок. Затем, не обращая внимания на протесты Элизабет, он взял ее под руку и увлек в сторону, подальше от гадалки.
– Что это вы себе позволяете? Я собиралась быть следующей, – заявила она, решительно выставив подбородок.
– Неужели? В таком случае я ничуть не сожалею о своем поступке. Уверяю вас, куда приятнее наблюдать за рыбками в аквариуме, чем быть этой самой рыбкой. Как вы полагаете, что задумала леди Баттенберн?
– Откуда же мне знать?
– Странно. Я считал вас ее доверенным лицом.
Тон Элизабет был нарочито прохладным:
– Вы ошиблись.
Она поднялась на цыпочки и вытянула шею, пытаясь разглядеть за широкими плечами лорда Хитеринга, кто занял место за столом. При виде Нортхэма ее сердце оглушительно забилось. Она судорожно вцепилась в рукав виконта.
Саут посмотрел на ее пальцы, комкающие шерстяную ткань его фрака.
– Леди Элизабет? – тихо шепнул он.
Она подняла голову, и он чуть не отшатнулся от ее обвиняющего взгляда.
– Вы обо всем договорились, – презрительно протянула она.
Саут не стал притворяться, будто не понимает, что она имеет в виду.
– Норт так или иначе должен был пройти через это. Какая разница, кто из нас будет первым?
Большая разница, только едва ли он это может понять. Сделав над собой усилие, Элизабет отпустила его рукав и опустила руки.
– Я хочу посмотреть, – заявила она. – Давайте пройдем вперед.
Саутертон не мог привести ни единой разумной причины для отказа, кроме одной – инстинкт удерживал его от этого шага. Но поскольку попытка удержать Элизабет силой вызвала бы в публике ненужное любопытство, ему ничего не оставалось, кроме как проводить ее к столу. Похлопав лорда Хитеринга по плечу, он попросил его посторониться. Вскоре они с Элизабет уже стояли в первом ряду зрителей.
Сидя напротив мадам Фортуны, Норт пришел к выводу, что его первое впечатление оказалось ошибочным. Гадалка постарела. Складки в уголках рта углубились, на лбу пролегли морщины, тыльную сторону ладоней испещрили коричневые пятна. Она казалась меньше ростом, но, возможно, это объяснялось тем, что сам он стал выше и прямее, тогда как ее спина согнулась, а плечи поникли.
Он слегка улыбнулся, глядя, как она тасует карты. Едва ли она вспомнит его теперь, после стольких лет и изменений, внесенных временем в его черты. В конце концов, он всего лишь один из множества клиентов, прошедших перед ней за минувшие годы. Тем не менее ему пришлось бороться с собственным, несколько извращенным чувством юмора, чтоб не задать гадалке тот же вопрос, что и много лет назад. Резонанс, который засим последует, наверняка поставит точку в этом спектакле и сделает его парией во всех кругах высшего света, кроме самых либеральных. Он хмыкнул, решив, что ради столь заманчивых последствий стоит рискнуть.
– Вас что-то забавляет? – осведомилась мадам Фортуна резким тоном.
Нортхэм прочистил горло.
– Нет. Нет, мадам.
– У вас пересохло в горле. Можно подать нам сюда что-нибудь выпить? – Она величественно махнула лорду Баттенберну. – Персикового бренди, если не возражаете.
Нортхэм удивленно моргнул.
– Персикового?
Выражение лица гадалки нисколько не изменилось.
– Конечно. Вам же нравится вкус персиков, не правда ли, милорд? – Она помолчала, пока лакей ставил на стол поднос с графином и двумя рюмками. Отложив карты, она небрежным жестом отослала слугу и налила им обоим бренди. – Посмотрим, – пояснила она, протягивая ему одну из рюмок, – сработает ли фокус.
Нортхэм взял бренди и ощутил покалывание в пальцах. Сначала он решил, что она коснулась его рукой, но затем сообразил, что они держали рюмку за разные части: она за стенки, а он за ножку.
– Вот так, – тихо проговорила она. – Что и требовалось доказать. – Глядя в ее темные глаза, Нортхэм ясно видел, что не он один помнит об их предыдущей встрече. Все эти годы Бесс Боулс жила в ожидании повторной встречи, хотя и не знала, где и когда это случится. – К счастью, вы единственный, кто вызывает у меня подобные ощущения.
Нортхэм нахмурился.
– Что-то я не понимаю.
Гадалка весело закудахтала и лихо проглотила свой бренди.
– Я тоже.
В течение нескольких недель после той ярмарки она жила в тревоге, что ее снова посетят пророческие видения. Когда этого не произошло, она почти убедила себя, что все это не более чем плод ее воображения. Почти. Иногда она ощущала покалывание в кончиках пальцев или мурашки, пробегавшие по спине. Расспрашивая людей, которые вызывали в ней подобные ощущения, Бесс неизменно обнаруживала связь между ними и мужчиной, сидевшим сейчас перед ней. Она не знала, как это объяснить. И даже не была уверена, что такое вообще возможно. Однако отрицать тот факт, что она испытывает нечто необычное, мадам Фортуна тоже не могла.
– Пейте, – велела она и принялась раскладывать карты.
Положив первую, она задумчиво кивнула, ничуть не удивившись, что та символизирует могущественные силы Главного Аркана. – Жертва…
Глядя на изображение виселицы с петлей, Нортхэм ощутил потребность расслабить воротник и галстук, ставшие вдруг слишком тесными. Зрители притихли, перестав перешептываться.