Буду твоим единственным
– Я хочу видеть твою грудь, – заявил он.
Зрачки Элизабет потемнели и расширились.
– Если вы рассчитываете найти там жемчуг, милорд, то будете разочарованы.
Ее кокетливый тон возбудил Норта еще сильнее. Он крепче прижал ее к себе и потянулся к лифу ее платья. Элизабет охотно помогла ему.
– Жемчуг, – произнес он, коснувшись кончиками пальцев розовато-белых округлостей. – Вы воровка, миледи.
– Ты сошел с ума.
– Из-за тебя.
Он приподнял Элизабет, так что ее грудь оказалась на уровне его лица. Когда он втянул в рот одну из розовых маковок, она ахнула и впилась ногтями в его плечи.
– О, Норт… Брендан.
Ее дыхание участилось, ноги плотнее обхватили его бедра. Норт начал лихорадочно расстегивать брюки. Элизабет приподнялась, принимая его в себя. Норт жадно приник к ее губам, пока она ерзала, устраиваясь у него на коленях.
Поддерживая Элизабет снизу, он помог ей найти нужный ритм. Горячая и влажная, она туго охватывала его, сжимаясь при каждом подъеме, словно не хотела отпускать. Это была сладкая пытка. Вот сейчас, если бы она спросила, он выложил бы ей все: как полковник добился содействия французского посла, как ему удалось обеспечить ранний уход принца-регента и почему дочь посла надела изумруды вместо жемчуга. Но она не спросила, и эти маленькие секреты так и остались секретами.
– Чему ты улыбаешься? – спросила она, целуя ямочку в уголке его рта.
– Сударыня, – сухо отозвался Норт, – вы заглотали меня почти по рукоятку и еще спрашиваете.
Карету тряхнуло, и глаза Элизабет округлились.
– Вот теперь точно по самую рукоятку, – выдохнула она.
– Ну что, продолжим? – осведомился он с надеждой в голосе.
– О, прошу тебя, Норт, скорее, мы почти приехали. Имей совесть.
Нортхэм не заставил просить себя дважды. Он уперся пятками в противоположное сиденье, и они забыли обо всем. Элизабет вскрикнула, и спустя секунду Норт ответил ей хриплым криком.
С колотящимся сердцем Элизабет обессилено приникла к мужу. Она глубоко вздохнула, упиваясь его запахом, в котором смешались ароматы мускуса, бренди и одеколона.
Норту потребовалось время, чтобы прийти в себя, но он первый заметил, что карета замедляет ход. Раздвинув шторки, он выглянул в окно.
– К сожалению, это уже Меррифилд-сквер. – Он опустил ноги на пол, бросив на нее взгляд из-под отяжелевших век. – Придется тебе прикрыться.
Элизабет взглянула на свою обнаженную грудь, затем на него.
– Это ты привел меня в такое состояние.
– Норт издал хриплый смешок.
– Ради Бога, Элизабет, ты вгоняешь меня в краску.
– Элизабет нежно поцеловала его.
– Что-то не похоже.
Она поднялась с его колен и принялась оправлять свою одежду, улыбнувшись, когда он отстранил ее руки и подтянул вверх лиф ее платья, прикрыв грудь. Едва они успели мало-мальски привести себя в порядок, как лакей распахнул дверцу. Нортхэм спустился на землю и подал руку Элизабет. Она охотно приняла его помощь – ноги у нее подкашивались. Краем глаза она заметила сына кучера, который чуть ли не пританцовывал на месте, пытаясь заглянуть внутрь кареты. На его лице застыло выражение тревоги, к которой примешивалась изрядная доля любопытства.
Взяв Норта под руку, Элизабет обратилась к мальчику:
– В чем дело, Уилл? Что-нибудь случилось?
– Я ищу кошку, миледи. – Он нырнул под руку лакея, придерживавшего дверцу, и заглянул внутрь кареты. – Наверное, она проскользнула сюда, когда я отвернулся.
Взгляд Элизабет метнулся к Норту. Его глаза были полны нечестивого веселья, которое моментально исчезло, когда он услышал следующую реплику мальчика:
– Но откуда здесь взялась собака, миледи, я не представляю.
Элизабет прочистила горло, приготовившись сказать юному Уиллу, что животные, должно быть, уже сбежали, но Норт быстро зашагал к дому, увлекая ее за собой.
Стараясь не встречаться взглядами, они с достоинством вошли в холл, где слуги избавили их от верхней одежды. Норт распорядился подать ему бренди и чай для Элизабет. Оказавшись в спальне, он отпустил Брилла и личную горничную жены, а когда они остались одни, опустился в массивное кресло с подголовником. Элизабет присела на краешек постели. Секунду-другую они созерцали собственные руки, прежде чем решились взглянуть друг на друга.
Смущение боролось на их лицах с весельем. Наконец они не выдержали. Они хохотали, пока на глазах не выступили слезы. Элизабет промокнула их уголком покрывала, а Норт воспользовался платком. Пару раз они пытались заговорить, но каждая попытка прерывалась взрывами смеха.
Появление дворецкого с подносом немного отрезвило их. Когда тот вышел, Норт расслабил галстук, снял фрак и остановился у камина, согревая в ладонях стакан с бренди.
– На какую собаку я, по-твоему, похож? – с интересом спросил он. – Надеюсь, не на одного из тех скулящих щенков, которых так любит моя матушка? Не хотелось бы думать, что у меня такой же визгливый голос. – Он на секунду задумался. – И такой же противный.
Элизабет чуть не подавилась чаем.
– Пожалуйста, Норт, не смеши меня. Но если тебе непременно нужно знать, ты рычишь, как гигантский мастифф. Доволен?
Он выгнул бровь.
– Правда?
– Как свора мастиффов.
– Норт хмыкнул.
– Вы мне льстите, миледи.
– Элизабет лукаво улыбнулась:
– Разумеется.
Теперь настала его очередь.
– А тебя не интересует, кого из семейства кошачьих на поминаешь ты?
– Нисколько. – Она подняла руку, давая понять, что говорит серьезно. – Я никогда больше не стану заниматься любовью в карете.
Норт вздохнул.
– Вот что получается, когда проводишь слишком много времени в обществе моего деда. Ты становишься ханжой, дорогая. Это тебе не идет.
– Ха! В каком возрасте, по-твоему, юный Уильям сообразит, чем мы там занимались?
– Если я что-нибудь понимаю, его отец и лакей заняты сейчас тем, что втолковывают ему что к чему.
– Не может быть!
– В его возрасте я уже видел зад мадам Фортуны.
– Ты видел персик.
– Это ничего не меняет. Суть в том, что я был готов увидеть и познать намного больше.
Элизабет поднесла к губам чашку, пряча за ней улыбку.
– Ты же понимаешь, что теперь я не посмею даже взглянуть на мальчика.
– Придется, иначе он решит, что впал в немилость.
– Это ты во всем виноват. – Элизабет поставила чашку и поднялась. Вытащив из прически заколки, она распустила волосы. Затем подошла к Норту и подставила ему спину, чтобы он расстегнул ей платье. – Я надеялась на твою сдержанность. Мы оба знаем, что у меня она сразу пропадает, когда дело касается тебя.
Норт обхватил ее за талию и притянул к себе на колени.
– Это правда?
Что-то в его интонации удержало Элизабет от легкомысленного ответа. Слегка повернувшись в его руках, она устремила на него серьезный взгляд.
– Правда. Никогда не сомневайся в этом. – Она коснулась его щеки кончиками пальцев. – Иногда я размышляю о тебе и женщинах, которых ты знал. – Слабая улыбка тронула ее губы при виде его удивления. – Тебе это не приходило в голову, да?
Он покачал головой почти с сожалением:
– Нет.
– Наверное, так и должно быть. Для женщин существуют одни правила, для мужчин – другие. – Она взяла руку Норта, державшую бокал, и поднесла его к губам. Бренди обожгло ей гортань и растеклось теплом по желудку. – Когда я занимаюсь с тобой любовью, все по-другому. Я не могу объяснить, в чем разница. Это позволяет мне надеяться, что и для тебя все иначе. Я никогда не позволяла себе думать, что не любила отца Адама, ибо тогда все становится просто грязью, а я выгляжу глупее, чем готова признаться даже самой себе. – Она вглядывалась в его лицо, надеясь на понимание. – Но теперь я думаю по-другому. Та любовь кажется такой бледной по сравнению с тем, что я испытываю к тебе. Когда ты касаешься меня, Брендан, все остальное становится не важным.
Он уложил ее в постель и любил с нежной страстью, пока она, насытившаяся и утомленная, не заснула в его объятиях.