Сандро, не плачь! (СИ)
— Мы не только костюмеры, но ещё и психологи, — тихонько поделилась тётя Нателла. — Доподлинно знаем все привычки наших “звёзд”: кто-то облачается в костюм сразу, как приходит в театр, и так репетирует, а кто-то предпочитает переодеваться за пятнадцать минут до выхода на сцену… Кто-то неизменно вежлив и общителен, а кто-то даже на приветствие не всегда отвечает. Мы не обижаемся, стараемся оградить их от ненужных переживаний и создать хорошее настроение. Они должны выходить на сцену в добром расположении духа. Не забываем хвалить, хвалить и ещё раз хвалить… Пока идёт представление, внимательно слушаем трансляцию — вдруг певица веер забыла или ещё что, а им возвращаться нельзя, примета такая… Вот и несёмся со всех ног за кулисы — на помощь! А иногда весь спектакль торчим за кулисами — бывает, что солисты переодеваются за вечер по нескольку раз… Так мы этот процесс переодевания заранее с секундомером репетируем, честное слово.
— Деи,* ты совсем заболтала несчастного Сандро, — вмешалась Кетеван, которой уже наскучил тётин рассказ — всё это она слышала миллион раз. — Может, отпустишь его на свободу? Мы хотели немного погулять…
— Да, конечно, — виновато спохватилась тётя Нателла. — Я и в самом деле страшная болтушка, а мне ведь ещё и работать надо…
Когда Белецкий с Кетеван, подталкивая друг друга локтями и хихикая, весело переговариваясь о чём-то своём и заговорщически улыбаясь, покинули костюмерный цех, приятельница Нина, проводив их понимающим взглядом, обернулась к тёте Нателле.
— Красивая пара, — заметила она. — И как они подходят друг другу… Ну просто идеально!
— Да, — с едва заметной заминкой отозвалась женщина. — Очень подходят.
___________________________
*Деи — сокр. от “деида”, тётя по материнской линии (груз.)
День рождения Белецкого решено было отметить на даче дружной компанией: помимо, собственно, именинника, ещё Кетеван, Жорка, Анжела и пара однокурсников. Планировали закупиться продуктами и выехать сразу же после окончания занятий в Щуке, поскольку день рождения выпадал на среду, и никто не позволил бы им завтра прогулять учёбу. Таким образом, в их распоряжении оставались вечер и ночь. Утром в четверг собирались на электричке вернуться обратно в Москву.
— Сынок, а давай, я вам помогу? — внезапно предложила мама в начале недели. — Составь мне список того, что надо купить, я во вторник съезжу на дачу, заночую там и заодно всё подготовлю к вашему появлению. Может, нужно торт испечь?.. Или что-то ещё приготовить?..
Такие благородные душевные порывы вообще-то совершенно не были свойственны его матери, поэтому Белецкий несказанно удивился.
— Спасибо, — настороженно отозвался он, — но мы и сами справимся. Да и какая от тебя помощь? Калитку и дорожки от снега расчистить? Печку растопить? Огонь в мангале развести да шашлык пожарить? На это у нас мужских рук предостаточно…
— Да ведь и для женских рук дела найдутся. Стол накрыть, салатик нарезать, да мало ли…
— С женскими руками тоже проблем не будет, — сухо ответил он, не желая развивать эту тему. Судя по тому, как многозначительно мать закусила нижнюю губу, это и являлось основной причиной её рвения — банальное любопытство. Белецкий так до сих пор и не познакомил её со своей загадочной девушкой. Из него нельзя было и слова вытянуть даже клещами. Мать ничего не знала о подруге сына — ни как её зовут, ни как она выглядит, ни из какой семьи происходит. Белецкому же почему-то совершенно не хотелось, чтобы матушка знала о Кетеван хоть что-нибудь.
— Спасибо за предложение, мама, — повторил он твёрдо, — но мы обойдёмся без подмоги. Не маленькие.
Однако, плохо же он знал собственную мать…
Когда оживлённой гомонящей компанией они вывалились из пригородной электрички, свернули со станции на заснеженную просёлочную дорогу и весело зашагали к дачным участкам, Белецкий издали заметил, что из трубы их дома валит дым. Кто-то был на даче и топил там печь… и этим “кем-то”, конечно же, была матушка. Настроение вмиг испортилось. Всё-таки приехала… неужели в человеке напрочь отсутствует чувство такта и собственной уместности?!
Их отношения с матерью были далеки от идеальных — так сложилось с самого раннего детства. Белецкий в глубине души так и не смог простить родителям того, что они развелись и тут же, словно не было сил ждать, обзавелись новыми спутниками жизни. Поначалу отец ещё поддерживал видимость заботы и участия в судьбе сына: забирал его к себе на выходные, водил в цирк и зоопарк, невзирая на явно прохладное отношение к этому со стороны молодой жены. Но вскоре ему предложили отличную должность и квартиру во Владивостоке — и отец, не раздумывая, махнул туда вместе с женой и старушкой-матерью.
Поначалу каждый год он исправно высылал сыну деньги на билеты. Летние каникулы во Владивостоке стали одними из самых счастливых детских воспоминаний Белецкого. Он до сих пор помнил запахи морской соли, дождя и ветра; как наяву, видел густые туманы и слышал крики чаек на пляже Шамора, прославленном впоследствии группой "Мумий тролль"… А ещё — негромкое пение бабушки, занятой рукодельем, и божественный вкус её стряпни…
Отчим посматривал на эти поездки косо — ему не нравилось, что мальчишка болтается целое лето без его присмотра. Ему всё казалось, что Сашу непременно разбалуют, что он предоставлен там самому себе и пользуется излишней свободой, а это недопустимо в его возрасте.
Ну, а затем во Владивостоке у мальчика родилась сестра, и пыл отца как-то быстро поугас: отныне не было никаких билетов на самолёт, только вежливые приглашения приехать — исключительно на словах. Но Белецкий с несвойственной для его возраста мудростью понимал, что ему точно будут не рады, если он нагрянет на целое лето в семью, увеличившуюся на одного младенца.
Что касается матери, то та полностью выпустила из своих рук бразды управления сыном, уступив их отчиму. Тот не церемонился в методах воспитания: искренне считал, что детей нужно пороть, чтобы научить их уму-разуму.
Собственная ненужность и неприкаянность с детства сидели в Белецком острой занозой, и он так и не смог окончательно избавиться от этой боли всю свою жизнь. Тем противнее и удивительнее казалось то, что сейчас, когда ему уже исполнилось восемнадцать, мать вдруг решила поиграть в заботливую и любящую родительницу, которая искренне интересуется сердечными делами своего сына, не имея на этого абсолютно никакого права…
— Ого, Саня, это ваша дача? — присвистнул Жорка, легко закидывая за плечо большую спортивную сумку, в которой позвякивали бутылки, и обводя восхищённым взором просторный двухэтажный дом с верандой. — Да ты у нас, оказывается, буржуй недорезанный…
Конечно, в глазах большинства своих однокурсников Белецкий и впрямь был этаким мажором: благополучный мальчик из обеспеченной семьи, никогда не задумывающийся о том, где бы раздобыть пожрать и как прожить на мизерную стипедию. И они — вечно голодные, нищие обитатели общаги… В их кругу дни рождения отмечались куда скромнее, и уж точно не на даче: накрывали “общак” на кухне или в комнате, каждый из гостей приносил что-нибудь съедобное на праздничный стол — и это было лучшим подарком. Имениннику оставалось купить только алкоголь, а закуску обеспечивали ребята. Даже если в качестве подарка кто-нибудь приносил заправку для борща — он не выглядел при этом дураком. Всё съедалось моментально.
Белецкий не успел ничего ответить в своё оправдание: на крыльце появилась хозяйка дачных владений собственной персоной, одетая в яркий передник, и преувеличенно жизнерадостно заулыбалась гостям. “Ещё бы с хлебом-солью вышла и поклонилась в пояс”, - подумал он в сильнейшем раздражении.
— Проходите, проходите, ребята! — захлопотала мать, делая приглашающие жесты. — Не стесняйтесь… Да вы не волнуйтесь, как говорится — “я мировая мама, я сейчас всё приготовлю и уйду”!