Плод воображения
Самое главное, чужих следов, ведущих обратно, в холле не было, что означало одно из двух: либо непрошеные гости воспользовались другим выходом, либо всё еще находятся здесь. Первый вариант Розовскому просто не нравился (он усматривал в нем что-то вроде покушения на свою почти собственность), второй не устраивал категорически.
Он проклял себя за самонадеянность и за то, что не потрудился устроить запасной тайник. Впрочем, какого хрена? Может, всё гораздо проще? Почему бы здесь не появиться, например, парням пропавшего без вести Бульдога? Ведь, насколько было известно Розовскому, «подготовка территории» велась тщательно, особенно после исчезновения, факт которого пока удавалось замалчивать – и он догадывался, какой ценой.
Однако и это плохо – сам-то он наследил изрядно, а теперь может засветиться при попытке взять вещи из тайника. Тут уже не включишь дурака, не поможет. И тогда – прощай репутация. Прощай успех. Прощай Машка в черной коже. Придется искать место редактора в провинциальной газетенке. Хорошо, если возьмут…
Обуреваемый самыми мрачными предчувствиями, Розовский неслышно поднимался по лестнице. Ох, как не хватает Марии! Когда она находилась рядом с ним, всё казалось легче – даже то, что не было легким по определению. Сейчас она посмотрела бы на него взглядом типа «Розовский, ты мой герой!», и он впрямь почувствовал бы себя если не героем, то парнем с металлическими шариками вместо яиц, которому какие-то там следы в пыли и двое жлобов в его отеле – это тьфу, плюнуть и растереть.
На площадке второго этажа он бросил взгляд на пересохший аквариум со скелетиками рыбок (точно «Закат Европы», мать его!) и двинулся к своему «люксу». Следы на ковровом покрытии были менее четкими, зато оно заглушало звуки шагов. Розовский неслышно крался коридором, прикидывая, как вести себя в случае нежелательной встречи. Всё зависело от того, с кем и с чем придется столкнуться. Он решил положиться на свой импровизационный талант, тем более что, как он не раз убеждался, к чему ни готовься, жизнь всё равно тебя удивит.
Поэтому он постарался не удивиться, когда услышал музыку, доносившуюся из-за двери номера (его номера!), которую оккупанты даже не потрудились плотно закрыть. Впрочем, тут он их понимал – от кого закрываться в пустом городе? Розовский заглянул в щель. Увидев, что в ближней комнате никого нет, осмелел и вошел.
Здесь тоже ничего не изменилось, но появились три новых предмета: дорожная сумка, рюкзак и мини-система, которая легко могла поместиться хоть в сумке, хоть в рюкзаке. Система была включена, и какой-то страстотерпец выдувал из своего саксофона любовные трели. Розовский посмотрел в направлении спальни (дверь которой, само собой, была открыта) и понял, что старания дудочника не пропадают впустую.
Судя по всему, Розовский подгадал к самому началу первого акта и при желании мог бы, наверное, вести себя тихо и досмотреть спектакль до конца, а потом неслышно удалиться. Но его уже подташнивало от волнения и тревоги за сохранность тайника. Кроме того, он разглядел, с кем имеет дело.
Молодцы, детки, быстро снюхались. Такая нынче молодежь. А себе он сделал замечание: теряешь нюх, скотина, как же это ты ничего не заметил своим наметанным глазом… Значит, Каплин и Оксана Не-помню-дальше… Его книги он знал неплохо (кое-что ему даже нравилось), а вот с девочкой был знаком похуже, хотя, конечно, имел понятие о ее творениях. Как же, как же – «Девственница», наделавшая столько шума. Насколько он успел заметить, здесь юное дарование вело себя вполне раскованно; об этом Розовский мог судить компетентно. Ну Каплин и везунчик, мать его! Смотри какой лакомый кусок отхватил…
Он колебался ровно минуту – обладание любой информацией могло иметь значение и сыграть свою роль в дальнейшем, – но беспокойство все-таки пересилило. Розовский отступил на пару шагов, постучал в дверь с внутренней стороны и громко спросил:
– Эй, кто здесь?
Судорожная возня и шепот были ему наградой. Кому понравится, когда тебя застают с голой задницей в таком месте, где голые задницы не предусмотрены правилами. Не то чтобы напрямую запрещены, но не приветствуются. Как сказал Генеральный, «мы платим не за то, чтобы они там на халяву отдохнули и перетрахались». Абсолютно справедливо. Розовский считал, что за всякое удовольствие надо платить. Мальчик и девочка тоже заплатят – в свое время. А сейчас он хотел только поскорее от них избавиться и добраться, наконец, до сейфа, который подмигивал ему со стены «люкса» лимбом из нержавеющей стали.
Но детки вели себя совсем не так, как ему хотелось бы. Особенно этот золотой мальчик от литературы. Да и, как оказалось, не сильно Розовский его смутил. Помешал, конечно, снял с девушки, однако всё это не смертельно. Каплин был из тех, кто своего не упустит – ни сейчас, ни потом.
Он вышел из спальни в одних джинсах, и Розовский мог вдоволь любоваться его загорелым мускулистым торсом и благородным отливом платиновой, эдак примерно двадцатиграммовой, побрякушки, напоминавшей перевернутую букву «Т». Если Розовскому не изменяли его несистематические, но всесторонние познания, это был так называемый Молот Тора – амулет, отвечавший за противодействие врагам, завистникам и насылателям бед, а заодно и за мужскую силу.
– Прошу прощения, – сказал Розовский. – Мне чертовски неудобно. Похоже, все дороги ведут в Европу, а?
Каплин только пожал плечами, глядя на него с доброжелательной улыбкой. Выжидал, сука. Оксана осталась в спальне, и теперь Розовский ее не видел. Его бросило в жар, когда он с опозданием заметил возле кровати откупоренную бутылку вина и бокал, которые заготовил для себя. Итак, кое-что они уже нашли. Хорошо, что самое важное лежало в сейфе и, похоже, кодовый замок пока цел.
«Неужели кто-то навел?! – Мысли Розовского метались по углам. – Не дури, успокойся. Черт бы побрал обоих гаденышей… Нет, но все-таки, как они оказались здесь раньше меня?!»
Ситуация была нелепейшей. Качать права – глупее не придумаешь. Рассказывать, что – какое совпадение! – в этом самом номере двадцать лет назад умерла его бабушка и с тех пор он ежегодно приезжает сюда поплакать, – вариант, конечно, но Каплин, наверное, сдохнет от смеха. И дальше делать вид, что попал сюда случайно, извиниться и уйти – невыносимо… однако придется.
Розовский с трудом выдавил на лицо улыбку, да и та, скорее всего, больше напоминала оскал.
– Это же надо! – сделал он еще одну попытку. – Про гостиницу-то я первым делом подумал, а внизу наткнулся на чьи-то следы. Показалось, старые, но всё равно интересно. Кого, думаю, сюда занесло…
– Бывает, – согласился Каплин с непрошибаемым равнодушием. Он явно никуда не спешил и знал, что является хозяином положения. Ему даже не требовалось принимать соответствующий вид – всё получалось естественно, само собой.
Розовский вдруг понял, почему щенку так везет в этой сраной жизни.
– Еще раз прошу извинить. Увидимся.
– Всего хорошего.
Безукоризненно вежливый тон. Даже при желании не обнаружишь и намека на иронию. Каплин по-прежнему улыбался, провожая гостя до двери, и Розовский, несмотря на свое чутье опытного интригана, не мог понять, что скрывается за этой улыбкой. Хер догадаешься, что известно человеку, который так улыбается…
Выйдя из номера, он едва сдержался, чтобы не отхлестать себя по щекам. Его мутило от осознания того, как жалко он выглядел пару минут назад. Cтоль же сильные мучения он испытывал от того, что вынужден отложить на неопределенный срок то, что могло быть сделано уже сегодня.
Дошаркав до наружных дверей отеля, Розовский хоть и с трудом, но взял себя в руки. Разве он впервые в жизни оказался в глупом положении? От него не убудет. Это всего лишь эпизод, а значит, наименьшее из зол, потому что очень скоро расклад может радикально измениться. В чем-то теряешь, в чем-то приобретаешь; главное – выиграть партию.
План действий был ему ясен. Надо подождать и проследить. Эти двое до полуночи должны разбежаться. Кто бы из них ни остался в отеле, рано или поздно ему или ей всё равно придется выйти. Лучше рано – ибо Розовский не был уверен в том, что у него хватит терпения ждать долго.