Как сон

У Роберта наверху свой кабинет; с тех пор как он пополнил старую библиотеку Тестей своими запасами, кабинет съежился до размеров кабинетика, основное место в нем заняли книги, вся комната заставлена двумя рядами стеллажей, излишки книг громоздятся на прогнутых полках, вырастают стопками на полу, столешница его письменного стола покоится на четырех колоннах из книг; Роберту нравится это место, ему нравится окружать себя книгами, даже если он не успеет все их прочитать (а собственно говоря, почему бы ему их недочитать после смерти; своим внутренним взором Роберт видит идеально для него подобранный «тот свет» как библиотеку в форме лабиринта с бесконечным количеством небольших комнаток, в которых он мог бы, устроившись в кресле, читать вечно, бесконечно, без устали, не смыкая глаз, блуждая между книгами, переходя от книги к книге, без угрызений совести, что он читает, вместо того чтобы писать, потому что после смерти ему уже не надо будет писать); книг становится все больше и больше, скоро трудно будет с ними ужиться, уже сейчас книги вытесняют с полок статуэтки литературных премий; самую тяжелую из статуэток Роберт недавно уронил себе на ногу, травма была довольно серьезной, и именно в связи с этим он решил пойти к врачу, а заодно выяснить причину нездорового внешнего вида.
А вот Жена не любит это место.
— Ой, сюда мне вообще лучше не заходить, книги — это пыль, а твоя комната — настоящий рассадник аллергии, рай для моли, для клещей. Зачем тебе все эти книги, может, хотя бы от тех, что прочел, стоит избавиться?
— Никто тебя сюда не тащит, это мой кабинет.
Жена отступает в коридор, прикрывает лицо платочком, Роберт быстро вынимает из портфеля результаты анализов и прячет их в ящик, запирает на ключ, потом достает из сумки купленную книгу и ставит ее на стеллаж рядом с другими, постарше, впихивает ее так, чтобы не бросалась в глаза; для всех остальных это источник болезней и лишняя статья расходов, так что во имя семейного спокойствия лучше прибегнуть к искусству компромиссов, а в данном конкретном случае — к особому его подвиду: маскировке.
Жена даже не смотрит в сторону приоткрытой двери, из которой до нее может долететь пыльное дуновение, — так и до конъюнктивита недалеко; она разговаривает с Робертом через платочек, стоя боком, недовольная, что снова потеряла его из виду.
— Кабинетом эта комната была, когда ты писал. А теперь это сама не знаю что, если и кабинет, то мемориальный. Деньги тают, скоро у родителей станем занимать. Коли не пишешь, то нечего и сидеть здесь, лучше тогда пойди принеси брикеты, к тому же в сарайчике, кажется, протекает крыша.
Она стучится в приоткрытую дверь, чтобы поторопить Роберта; жаль, что Роберт в своем кабинете только и может, что транжирить время, а ведь столько всего надо по дому сделать; лень — самый большой из грехов человеческих, знает ли ее муж об этом?
— Ты выйдешь, в конце-то концов?
Роберт выходит, Жена за ним по пятам, вдруг громко чихает.
— А может, у меня аллергия на тебя? Может, ты что-то вредное выделяешь, может, ты сигареты втихаря покуриваешь…
Роберт едва сдерживает себя, да, не слишком он терпеливый: всего пятнадцать минут, как пришел домой, а уже хочется бежать прочь, пятнадцать минут, а ему уже хватило на сегодня этой женщины; когда он вне дома, ему кажется, что может быть иначе, потому что в глубине души он любит ее, только бы вот снисходительности ему побольше, побольше сил, а дома достаточно четверти часа, чтобы он был сыт ею по горло, и сколько таких четвертей часа еще нужно, чтобы наконец принять решение уйти, думает Роберт и тут же вспоминает, что сейчас немного поздновато, что он выжат как лимон, что действительно они уже давно живут за счет Тестя; Роберту некуда съехать, вот почему он сидит здесь, стиснув зубы, и нет-нет да и огрызнется:
— Думаю, у тебя аллергия на саму себя.
Крыша в сарайчике протекает… Роберт следит за тем, чтобы дыра не уменьшалась и гарантировала ему занятие подальше от Жены, там, куда аллергия не позволяет ей войти; сарайчик — царство пыли, сараи не подлежат уборке, их и ставят-то для того, чтобы было где выполнять шумную и грязную работу, которой не место внутри дома, а потому принципиально призваны служить в качестве мастерских, а со временем все они становятся похожими друг на друга как чуланы, склады для отслуживших свое остатков былой роскоши, предметов, которые стали ненужными и немодными, но как-то жаль их выбрасывать, а даже если и не жаль, то слишком хлопотно куда-то вывозить, чтобы выбросить, вот они и оказываются в сарае и обрастают пылью, пыль — союзница Роберта, благодаря ей Роберт может через лично выдолбленную в крыше дыру наблюдать за облаками, а Жена не может это проверить, хоть зовет, подходит, ей хочется, чтобы он был при ней, ведь что получается: вроде только что пришел муж, а уж и нет его. Пересиливает себя, заглядывает внутрь:
— Ну и пылища тут, смотри — столбом стоит на свету… Когда придешь домой?
— А в чем дело, ты же видишь, что крышу надо починить, минимум до вечера дел…
— Ага… Ну… Может, как-нибудь поделишь работу, чтобы не застревать тут навеки, потому что дома тоже дел хватает. У родителей сток засорился, папа ведь не станет этим заниматься, ему надо речь готовить… Так что… Не слишком тут рассиживайся… А еще… кажется, снова у меня страхи начинаются.
Видимо, и впрямь у нее начинаются страхи, если уж она так встала у входа в сарай и пыли боится меньше, чем оставаться в доме одной, эти страхи, как она их называет, иногда доводят ее до истерических припадков, настолько серьезных, что Роберт предпочел бы не быть их свидетелем, он тоже боится, что у его Жены, которая сейчас краснеет, слезится, чихает, но продолжает стоять и умоляюще смотреть на него, того и гляди, случится приступ астмы, она упадет и задохнется; Роберт вздыхает, потому что она снова выиграла, снова ему стало ее жаль, он заканчивает ковыряться в крыше, пора возвращаться, пора снова стать реальностью для Жены.
  
3
 
Собака вертится, припадает и встает, нервно поскуливает, ей страшно, потому что хозяйка лежит на полу, и похоже на то, что она не хочет играть, вроде как умерла, хотя, когда собака лижет хозяйку в лицо, она чует, что внутри хозяйки еще теплится жизнь, теплая хозяйка должна проснуться, но собака никогда ни в чем не может быть уверена, пока вопросительно не посмотрит на человека и не получит от него ответ; хозяйка упала и умерла, но, слава богу, есть еще хозяин, может, даже скоро придет, и тогда собака подбежит к хозяину, но все-таки собака верит, что хозяйка с минуты на минуту проснется; сейчас хозяйка лежит на полу, она беззащитна, люди сильны, только когда они на двух ногах, а низведенные до уровня пола, они перестают быть людьми, пространство пола — среда обитания домашних животных, а они не любят такого непорядка, такого вторжения в их ареал; человек, мертвый он или живой, не должен лежать на полу слишком долго, ибо тем самым он нарушает извечный порядок, собака не знает, как вести себя: если человек лежит на полу, словно собака, так, может, тогда ей, собаке, надо встать на две лапы, а ей ох как не хочется, чтобы все менялось в этом направлении, тем более что до сих пор у нее не получалось ходить на двух лапах; кроме того, собака вообще не любит перемен, она постоянно живет в настоящем; собака еще раз лижет лицо хозяйки, чтобы та наконец ожила; может, надо залаять, и тогда на лай придет хозяин и увидит, что хозяйка умерла, опять умерла.
Хозяин (Муж хозяйки, которую зовут Роза) — Господин Муж — сидит с утра в своей комнате и просматривает бумаги, что-то у него там не сходится в балансах. Когда-то Господин Муж решил для себя, что главное в жизни — это чтобы дебет с кредитом сходился; с тех пор он разрабатывал для себя такие бизнес-планы, чтобы при помощи врожденного таланта и приобретенного опыта стать выдающимся специалистом по всем и всяческим балансам; Господин Муж так все разложил по полочкам, что все в его жизни сложилось: Главная школа коммерции с отличием, стажировка в западном банке, быстрое восхождение, директорская должность, и вот, наконец, он совладелец банка, акции которого постоянно растут, — и все это лишь потому, что он никогда не переставал заботиться о балансе. Когда из балансов стало ясно, что настал оптимальный момент обзавестись семьей, он произвел расчеты и пришел к выводу, что может позволить себе эксклюзивную женщину, а потом, после скрупулезного подведения баланса грехов, счел, что, отдаваясь без остатка своей профессии, он отстал в плане культурном, и здесь, внимательно всматриваясь в свою душу, обнаружил зачатки комплекса, который со временем мог бы разрастись и начать влиять на его самочувствие, а впоследствии и на работу банка, на котировки акций и т. д. Тогда он стал регулярно просматривать хронику светской жизни в гламурных женских журналах, фоторепортажи с банкетов, на которые его не приглашали; блеск звезд из области финансов доходил до сценически-экранной галактики только тогда, когда звезды финансов были склонны передать энную сумму на искусство, Господин Муж держался подальше от слишком рискованных и нерентабельных инвестиций, тем не менее хронику светской жизни он просматривал очень внимательно, потому что рассчитал, что инвестиция в искусство может оказаться для него рентабельной только в одном случае: если он возьмет в жены известную артистку, и тогда он задаром получит свое место в хронике светской жизни, его имидж выиграет, акции пойдут вверх и балансы не будут нарушены. Господин Муж быстро устал от анализа фоторепортажей; внимательно изучая тот материал, который поставлял ему глянец, пытаясь подсчитать, какая из звезд появляется чаще в самом положительном контексте, он понял, что пошел неверным путем: чаще всего на фотографиях появлялись так называемые банкетные селебрити — артистки, вынужденные бывать на банкетах, поскольку их реальная ценность на рынке искусства резко падала; актрисы, бывавшие на банкетах, вовсе не были настоящими звездами, потому что настоящие звезды ни в чем не нуждались; Господин Муж понял наконец, что банкетные рубрики заполнены фотографиями слишком маленького формата, настоящая звезда не опустилась бы до такого мелкого формата; Господин Муж, стало быть, пошел в город искать для себя женщину формата побольше, впервые в жизни потеряв счет времени (а ведь время — деньги, и после придется эту потерю восполнить), пока не наткнулся на самый большой в городе рекламный щит. На нем он увидел лицо Розы и сразу понял, что если что и видел до сих пор в жизни, то не лица, а морды. В самом большом из всех возможных форматов он увидел самое красивое из всех возможных лиц и перешел к действию. Просчитал, что он, человек, прямо скажем, богатый и внешне привлекательный, к тому же успешно пользующийся присущим ему аналитическим умом, в жизни повседневной, возможно, несколько излишне скован и серьезен, возможно, ему немного недостает шарма и чувства юмора, он не успел выработать привычку к этим чертам на работе, ибо банковское дело отнюдь не поле для спонтанной экспрессии, оно требует всегда быть начеку и держать дистанцию; Господин Муж всю жизнь совершенствовался в искусстве держать дистанцию, а потому не знал, как уменьшить градиент расстояния между собой и женщиной самого большого формата. Господин Муж прежде только пользовался женщинами, потреблял их, когда чувствовал, что организм требует эндорфинов; были это всё женщины легкие, простые и приятные, в том числе и тем, что их не надо было завоевывать, то были женщины, предназначенные для быстрого потребления, он заказывал их с доставкой на дом, одни его чаевые равнялись всему их месячному заработку, и при этом они прекрасно знали, что от них требуется, начиная с мастерского надевания презерватива ртом на умело возбужденный член и кончая сольной партией виртуозной имитации оргазма. Господин Муж понял, что, если он пойдет на покорение женщины, какого бы формата она ни была, он сделает это со свойственной ему неловкостью в таких делах, а значит, потеряет все свои плюсы, прежде чем успеет их предъявить, и он пришел к выводу, что лучше всего начать с делового предложения, чтобы потом, прибегнув к переговорной технике, которой он владел блестяще и применял ежедневно в своей работе, так аргументировать выгоду данной сделки для обеих сторон, чтобы его логика исключала ее негативный ответ.