Академия

– Точно, – согласилась Линда. – Я не встречала начальницы лучше. Может, она такой и осталась?.. Хотя открытие, конечно, не из приятных: оказывается, Джоди давным-давно готовила тайный переворот, а с нами вела себя как ни в чем не бывало.
– Между прочим, мы с тобой громче всех жаловались на школьный совет, особенно после выборов.
– Вот именно. Не понимаю, почему Джоди нам не рассказала. Странно… Тоже мне, государственная тайна! К чему такая секретность? По-моему, наоборот, если б Джоди привлекла к делу учителей, это был бы замечательный аргумент в пользу «переворота». А так…
– А так все выглядит подозрительно, – поддакнула Диана.
– Угу.
– Слушай, вдруг мы ошибаемся? Наверное, без чокнутого правления жизнь у нас и правда станет лучше. Может, Джоди хочет не власть заграбастать, а пользу школе принести?
– Может, – с сомнением протянула Линда.
– Ты права, – вздохнула Диана. – Джоди жаждет власти. Да здравствует королева.
Устав оказался жутким документом. Он оговаривал множество нюансов и изобиловал непонятными юридическими терминами. Позаимствовали этот документ у кого-то, что ли? Или подключили к работе юриста? Директор с секретарем ни за что бы такого не сочинили. Устав не только определял систему управления и субординации в будущей школе, но и перечислял новые правила – как для учеников, так и для сотрудников. От количества предписаний голова шла кругом. Просто Оруэлл какой-то! Кошмар. Сопроводительное письмо утверждало, будто цель реформы – избавиться от «душащей руки» окружного управления и вновь сделать упор на преподавание. Если так, то метод был выбран странный. Столь изощренная, коварная система окружным бюрократам и не снилась.
Внимание Линды привлек подпункт: «Соглашения между организациями трудящихся и окружным управлением образования не распространяются на сотрудников независимой школы. Любой профсоюз и любая организация трудящихся, желающие представлять интересы сотрудников независимой школы перед уставным комитетом, обязаны получить одобрение данного комитета, который имеет право по собственному усмотрению разрывать любые соглашения и договоренности».
Линда еще раз перечитала абзац. Разве это законно? Она позвонила в профком и попросила к телефону Лайла Джонса, председателя учительского объединения. Тот сказал, что насчет законности данного требования никто ничего не знает, поэтому профсоюз изо всех сил стремится помешать утверждению устава.
– Понятно, почему его одобрил школьный совет, – добавил председатель. – Они всегда выступали против профсоюзов. Наша задача – донести это до учителей и предупредить их о последствиях голосования за устав.
– Собрание уже в понедельник! – возразила Линда. – И голосование тогда же. Не обижайтесь, но вы как-то слабо доносите до нас информацию. Это ведь не вы мне позвонили, а я вам. Со мной из профсоюза никто не связывался. Ни писем, ни звонков…
– Мы разослали мейлы всем членам профсоюза, – растерялся Джонс. – Мы даже родителей обрабатываем: пусть они тоже надавят на учителей со своей стороны. Ничего хорошего в такой реформе нет. Она не только ослабит профсоюзы и повлияет на наши отношения с окружным управлением, но и оставит сотрудников вашей школы без профсоюзной защиты и без компенсаций. Мы выкладываемся изо всех сил, жмем на все рычаги.
– Значит, у вас что-то поломалось, – сказала Линда. – Мне письмо не пришло.
– Я проверю. Но вы сами говорите – голосование уже в понедельник, у нас цейтнот. Можно я отправлю вам мейл с кое-какой информацией, а вы разошлете его другим учителям? Подстрахуете.
– Конечно.
– Нужно всех предупредить.
– Неужели новое правление школы и правда вправе аннулировать наш коллективный трудовой договор? Отменить все гарантии?
– Мы подадим в суд, профсоюз штата нас поддержит. Беда в том, что суд может принять сторону правления. Такое уже имело место, хотя случаев крайне мало. Независимые школы – пока большое новшество. Мы, скорее всего, проиграем.
Линда была потрясена. Она принялась обзванивать учителей, и ее потрясение возросло. Поддержкой профсоюза дорожили лишь немногие. Люди просто не понимали, что профсоюз – их единственный защитник от рабочих притеснений и несправедливых взысканий. Среди преданных союзников Линды оказались Диана, учителя английского Рей Чен и Стив Уоррен, преподаватель столярного дела Алонсо Руиз, «француженка» Мэри Мерсер, учительница обществознания Сьюзен Джонсон и еще несколько человек. Новенькие сотрудники, пока не заработавшие пожизненного контракта, в основном были ярыми противниками профсоюзов, а многие коллеги пока не определились. Тем не менее Линда добросовестно переслала полученный мейл всем – вдруг прозреют.
На собрание она пришла пораньше. Джоди с единомышленниками расстарались на славу. Зал празднично украсили: по стенам развесили рекламу организаций, суливших будущей независимой школе щедрые пожертвования. На длинном столе грудой высились пончики, стояли напитки, вазы с фруктами. Каждому входящему вручали папку. В ней были газетные статьи, поющие дифирамбы независимой школе, и материалы исследований, иллюстрирующие высокие достижения такой школы по сравнению с традиционным учебным заведением. Понятно, что до голосования прочесть никто уже ничего не успевал. Бумаги эти должны были поразить «избирателя» своим количеством и подтолкнуть его к нужному решению.
– Хорошо, что мы сможем вести обсуждение и голосовать в спокойной, честной и беспристрастной обстановке, – съязвила Диана, явившаяся минут через десять.
Линда, которая до тех пор бродила среди коллег и прислушивалась к разговорам, поведала подруге, что ничего пока не ясно.
– Многие высказывают сомнения, так что надежда есть.
Время подошло к десяти. Люди стали рассаживаться, и подруги заняли места впереди. Диана неуютно поерзала в пластиковом креслице.
– Могли бы хоть нормальные стулья раздобыть, – проворчала она.
– Вот станем независимой школой, тогда и на стулья денег будет хоть отбавляй, – с готовностью сострила Линда.
– Держите ехидные комментарии при себе, – раздался за спиной голос Бобби. Подруги оглянулись на недовольную помощницу директора. – Ваше мнение никому не интересно.
– Ой, простите, – ласково пропела Диана. – Я ошибочно полагала, что живу в свободной стране. Впрочем, я ведь простая учительница английского… Что я понимаю в истории?
Бобби презрительно фыркнула и пошла дальше к центру зала.
– Слушай, – громко сказала Диана Линде, – кажется, мне тут не рады. Пойду-ка я лучше домой.
Бобби рванула назад к ним. Лицо у нее пылало, глаза сердито сверкали.
– Собрание обязательно для всех!
– Вынесете мне выговор? Уведомление о нем можете сунуть в мой личный почтовый ящик. – Диана встала, бросила на кресло врученную ей при входе папку и взяла сумочку.
– Проголосовать сегодня должны все!
Диана молча смотрела на Бобби.
– Прости, – вдруг примирительно сказала та. – Я перетрудилась, работы было непочатый край…
– Ладно, – невозмутимо кивнула Диана, повернулась к секретарю спиной, подобрала папку, села.
– Злая ты, – сообщила подруге Линда и улыбнулась в затылок удаляющейся Бобби.
– Да, формы не потеряла, приятно, – радостно подтвердила Диана.
Наконец собрание началось. Почти все вокруг жевали пончики и фрукты. Взятка, про себя отметила Линда. Джоди вышла на сцену, взяла со стойки микрофон, поприветствовала коллектив. Затем коротко описала собрание школьного совета – для тех, кто не ездил в управление. Она была милой и жизнерадостной, радушной и участливой: старая добрая Джоди Хоукс, а не давешняя жесткая мегера.
– Я приведу примеры изменений, которые ждут нас в случае независимости школы. Если вам они по душе, высказывайте свое мнение.
– Начинается, – шепнула Диана.
Толпа, покончив с угощением, теперь внимательно слушала.
– Приняв устав, мы станем хозяевами своей судьбы, не будем больше зависеть от прихотей школьного совета.
– Да! – выкрикнуло несколько голосов.