Метрополис. Индийская гробница (Романы)

— С завтрашнего дня? — переспросила Ирен и поднялась. — Мы должны сегодня же бежать…
— Почему?
— Не знаю… Я боюсь!
— Ну, послушай. Это — глупо!
— Может быть это и глупо с моей стороны, но я боюсь. Ты знаешь, что я вообще то не труслива и меня не так легко вывести из равновесия. Но тут я боюсь… У меня чувство, точно я в гробу, крышка которого через час будет заколочена, и я должна буду задохнуться. Сейчас ещё не поздно. Назови это глупостью, милый… но один раз уступи мне… уйдем сегодня…
— Это невозможно, Ирен. Я дал слово радже, что выстрою гробницу. И у меня нет ни малейшего повода стать нарушителем данного слова. Очень возможно, что он по отношению к нам враждебен. Но мы должны быть осторожны, и делать вид, как будто ничего не замечаем.
— Я думаю, что знаю, зачем он меня привез сюда, — заметила жена. — Ему нужна была заложница.
— Возможно. Но тем более надо быть осмотрительным.
В дверь осторожно постучали.
— Войдите.
— На пороге появился Нисса.
— Я должен отдать тебе вот это, — сказал он и подал письмо Ирен.
— От раджи? — спросил Брингер.
Да.
— Ирен разорвала конверт. Брингер через ее плечо читал:
 Многоуважаемая госпожа! 
 В виду того, что Вы еще не освоились с нашим климатом, обстоятельством, совершенно упущенным мною из виду, то я предлагаю отменить нашу сегодняшнюю предполагаемую поездку до той поры, когда погода будет благоприятнее. Вместо этого, я был бы весьма обрадован, если Вы приняли бы приглашение на маленькое празднество, устраиваемое мною сегодня вечером. Я верю, что являюсь Вашим должником за доставленную Вам скуку одиночества и заодно рад использовать этот случай, дабы иметь возможность показать Вам индийские чудеса, так хорошо или дурно, как сумеют Вам продемонстрировать наши фокусники. Ожидаю Вашего утвердительного ответа и прошу передать Вашему супругу мое почтение. 
 Ваш покорнейший слуга 
 Арада 
раджа Эшнапура.
— Что ты ему напишешь?!
— Согласие, конечно?
— Но с условием, что я возьму с собою Миру.
Брингер поднял брови.
— Это звучало бы объявлением войны!
— Я не позволю этому ребенку отлучаться от меня. Я больше не хочу и не желаю видеть в ее глазах страха смерти…
— Ну, хорошо!
Ирен пошла в соседнюю комнату и там, стоя, написала следующие строки:
 Ваше Высочество. 
 Благодарю Вас от себя и от имени моего мужа за Ваше любезное приглашение, которое мы принимаем с особым удовольствием. Прошу Ваше Высочество разрешить Мире быть в течении сегодняшнего вечера, в Вашем присутствии, в моем личном услужении. Я была бы Вам глубоко благодарна за исполнение этого моего желания. Чтобы не беспокоить Ваше Высочество, я буду считать Ваше молчание за знак согласия. Примите наши лучшие пожелания, от меня и от моего мужа. 
 Ваша 
Ирен Брингер.
— Хорошо! Но…
— Ах, еще есть какое-то «но»…
— Я думаю, что мы сделаем лучше, если спросим Миру о ее желании, идти ли с нами или остаться здесь. Мы знаем, что она чего-то боится, но не ведаем — чего, и может быть, принудим ее как раз следовать тому, чего она боится.
— Она до ужаса послушна. Она пойдет за тобой, куда ты ее позовешь, хотя бы на смерть. Спросим ее?
— Спроси!
Мира сидела на полу. Ее взгляд был прикован к белым людям; он дышал глубоким спокойствием. Ее губы не улыбались, но, возможно, что ее душа улыбалась.
— Моя сестричка, — сказал Брингер, подсаживаясь к ней, — ты была права, — раджа устраивает сегодня вечером праздник!
— Да, — ответила Мира.
— Он просил нас, жену и меня, принять в этом празднике участие. Мы пойдем туда, потому что не идти нельзя. Но сердце наше не будет спокойно, если ты не будешь спокойна, маленькая Мира… Что ты хочешь: оставаться ли здесь, где ты можешь запереться и ждать нас, или идти с нами, где ты можешь все время сидеть рядом с моей женой?..
Мира не шевелилась.
— Один путь долог и туда ведет много шагов. Другой — короток и туда ведёт мало шагов. Но кончаются оба в одном месте.
— Отвечай же мне, маленькая сестричка, — попросила Ирен, опускаясь на колени перед нею.
Мира посмотрела на нее, точно спрашивая, имела ли эта чужая женщина право называть ее своей сестрой, а потом подняла руки ко лбу, в знак послушания.
— Хочу остаться с тобой, — прошептала она.
Брингер взял письмо из рук жены и отдал его слуге.
В минуты, следовавшие за уходом слуги, никто из трех человек не говорил ни слова. Брингер ходил взад и вперед по комнате, Ирен села у окна и пощипывала нервно лепестки цветка. Мира сидела, скрестив ноги, в углу и не шевелилась.
Через несколько минуть за дверью раздались шаги. Ирен побледнела.
— Он откажет! — прошептала она.
Брингер не ответил и смотрел на дверь.
Вошел Нисса.
— Мой господин велел передать тебе: «воля гостя в доме священна».
— Передай своему господину, что я благодарю его, — сказала Ирен, и облегченно вздохнула.
Она встала, подошла к Мире и поцеловала ее.
— Укрась себя, маленькая Мира! Я хочу, чтобы ты была красивее всех танцовщиц раджи!
К вечеру Мира принарядилась, ибо была послушна. Она казалась красивой, потому что ей так приказали. И когда Нисса пришел сопровождать госпожу и господина Брингер, то она следовала им как тень, потому что такова была воля ее господина.
Раджа встретил гостей в огромном зале, в бесконечности которого терялись колонны. Зал был празднично освещен. По середине возвышался помост, перед которым стояли три черных резных кресла. Везде кругом разбросаны были подушки, покрытые тяжелой парчой.
Раджа был одет по-восточному; на голове осыпанный камнями тюрбан, по середине которого красовался крупный рубин.
— Добро пожаловать, — произнес раджа, целуя руку Ирен и пожимая руку Брингеру. — Радуюсь, что вы согласились принять участие в сегодняшнем празднике; а то пришлось бы справлять его одному…
— Могу полюбопытствовать о причине сегодняшнего празднества? — спросил Брингер.
— Позаботься о еде, Рамигани, — сказал раджа громко. Целая армия безмолвных слуг двинулась в торжественным величии, неся столики с сосудами, наполненными едой и питьем.
— Покорно прошу садиться, — пригласил раджа. Он уселся в середине и указал Брингеру на кресло по левую руку от себя.
Мира уселась рядом с белой госпожой на полу; она казалось тенью.
И хотя кушанья разносились в дорогих сосудах и аромат их был восхитителен, хотя бокалы сверкали камнями и движения слуг были изящны и изысканно-вежливы, — тем не менее, чувствовалась в этом пиру какая-то скрытая дикость, казалось, ожидавшая момента, чтобы вырваться наружу.
Брингеры ели из вежливости. Раджа не прикасался ни к какому блюду и только прихлебывал по временам ледяную воду из запотевшего бокала.
Вдруг, резким движением повернулся он к Брингеру.
— Вы спросили меня, давеча, о причинах празднества.
— Я не желаю быть назойливым, ваше высочество!
— Само собою. Но я хочу, что, бы вы и нутром, так сказать участвовали в сегодняшнем празднике. Я получил сегодня извещение о смерти!
— Смерти?
— Да.
— Необычайный повод для празднования? Весть о смерти женщины?
— Нет. Мужчины.
Брингер положил на место бокал, который держал в руке.
— Это ужасно, — прошептала Ирен.
— Что ужасно? — спросил ее раджа.
— По-моему, ужасно, делать из смерти человека повод к празднеству!
— Это зависит от человека. Если он сбросил с себя человечий облик и стал волком, шакалом, то он заслуживает судьбу шакала. Свободные животные презирают тех, что едят падаль.
— Но мы-то не животные, а люди.
— Кто вам это сказал?!
Ирен замолкла.
— Он был моим другом, и я любил его. Я спал, и он бодрствовал. Но время моего сна он продал меня, спящего. Я сделал гонца, привёзшего мне весть о его смерти, богатейшим человеком в Эшнапуре. Я был грязен, теперь я чист. Если я сейчас умру, то со спокойным сердцем; за мной ничего не останется незавершённого. И, поэтому, я имею основание праздновать сегодня!..